Догонят, уже было. Забраться на дерево? Они лазают не хуже…»

Из толпы скрюченных привидений выдвинулся один, указующе махнул. В его фигуре и движениях было что-то знакомое. «Вождь! — понял Берн. — Тот, что убивал меня… а потом видел живого в лаборатории, спеленатый в кресле. Не приведи господи встретиться еще!» Племя дикарей поковыляло за вожаком в сторону Биоцентра. В сторону… уф! Берн облегченно расслабился.

— Они нас не заметили, они не видят в теплых лучах, прошептал он Ли. Лежи спокойно, не бойся.

— Они идут к Биоцентру!..

Только к двоим Эоли не относился, как к объектам наблюдений: к Ило и Ли. И обоих он потерял. Да не только их — все. Рухнули замыслы, сгорели в хлорном дыму достижения. Жизнь надо начинать с нуля, имея только опыт ошибок и поражений. Опыт неудачника.

Он лежал на траве лицом вниз. Не нужен ему ни комфорт, ни звездное небо.

Тошно и глядеть на звезды, далекие огненные громадины, подтверждения человеческого ничтожества.

…Но Ило, Ило! Все доказал, поставил на своем (не то, не на своем… а на чем? На страхе будущего?..) — и все же нельзя было так. Не прав он, за пределами логики не прав. Но — сделано.

(И как он покрылся в тот миг сыпью! От нервных мыслей, от чувства поражения?

Вот это да! Выходит, он давно держится на самоконтроле, на биологических знаниях — гальванизирует ими дряхлеющее тело. Проще было бы омолодиться в машине-матке, в его власти… но это не для него, совестливого! Не надо, не надо о нем так — я просто злюсь.)

…И «обратное зрение» не сладилось. А какие были надежды! Восхищался своим умением использовать обстоятельства: пугнул эхху убитым Алем. Ну, вышло что-то разок… так ведь обстоятельство-то уникальное, другое подобное и через тысячу лет не появится. На таких науку не сделаешь. И в подсознании Альдобиана таким способом не проник.

…Чем он пленил Ли? Что он знает о нынешних отношениях мужчин и женщин! Не будет у них ладу, не будет.

— Потому что ты этого не хочешь? Ли поднимет, возвысит его. Она нашего времени.

— Ли еще малышка.

— В том-то и дело, что нет. В этом ошибка: я считал ее наивной, опекал. А она — сильная, сама хочет опекать и заботиться. И нашла себе Аля. Ах, Ли!..

— «Ах, Ли»! И этим ты не прав: ищешь ошибки, умствуешь там, где надо просто любить. Как она. Она не нашла Аля — она полюбила.

Эоли поднялся на локтях, поглядел влево, на коттедж Ли, потом вправо, на жилище Аля. И там, и там было темно. Они в парке? Где бы ни были, но они теперь вместе. И счастливы.

«Это черт знает что! — Он сел, обхватил колени руками. — Аль из Земной эры, кое-как доведенной до человеческих кондиций, — и счастлив, счастливый соперник: А я, зная, умея, понимая несравнимо больше, в большей степени владея возможностями этого мира, — несчастлив. Чепуха какая-то! Что же мне: опроститься: поглупеть для душевного благополучия? Да гори оно синим огнем, не надо мне такого! Пусть на мою долю выпадет побольше другого счастья творчества, счастья Ило. А звезды?..»

И он растянулся в траве успокоенный, закинул руки за голову, смежил веки.

Спать. Завтра трудный день, ему отдуваться за Ило.

Эоли не знал, что в этот момент и Берн уже был несчастен.

— Они идут к Биоцентру! — повторила Ли горячим шепотом. — Надо предупредить.

Она попыталась подняться, но Берн с силой прижал ее:

— Лежи! — Он зачарованно следил за серым пятном удаляющегося во тьму стада.

— Ты что? — удивленно спросила девушка. — Нужно предупредить, там сейчас все спят! Почему у тебя дрожат руки?

— Пусть их предупредят датчики ИРЦ! — прошептал Берн. — Для чего-то ведь они натыканы везде. А мы не обойдемся, заметят… Да не поднимай ты голову! — зашипел он, наваливаясь на Ли.

Она все поняла.

— Пусти-и! — яростно вывернулась, вскочила — и светлой тенью понеслась между стволов и кустов к городку.

И раньше, чем ее силуэт затерялся в ночи, Берн осознал, что потерял Ли навсегда. И вообще все рухнуло.

…Сплоховал Альфред Берн, он же Альдобиан 42/256, ох, сплоховал! А он-то думал, что не боится смерти. Он и не боялся ее, когда, разуверившись в своей эпохе, готовил самоубийственный восемнадцатитысячелетний эксперимент; не боялся, даже хотел, когда столкнулся с обезьяноподобными и принял их за остатки человечества. А сейчас, когда обрел вторую молодость (лучше первой), любовь, счастье, захотелось — на миг, только на миг! — держаться за жизнь любой ценой. Миг, в который совершают предательства.

Исчезли серые пятна эхху и огибавшей их левой стороной Ли. Восстановилась глубокая тишина в лесу — с тем же подчеркивающим ее шорохом сухой листвы над растущей травой. А Берн сидел, опустив голову, тоскливо соображал, что делать дальше. Вернуться в городок? Там сейчас битва, свалка, погром. Чем он поможет? Да и совестно. Ох, совестно!..

Рядом блестела в свете звезд накидка Ли, а за ней у корней дуба биокрылья.

Но все это теперь было ни к чему.

Великий Эхху, сжимая дубину, вышел на поляну. За спиной густо дышали сородичи. Скудного света звезд было достаточно, чтобы различить контур Большой Халупы Безволосых, выступавшей над Деревьями. В той стороне и их хижины. Сейчас они без крыльев, он знает. Ночью они спят, как все твари.

Хоть и строят из себя. Они не лучше других, Безволосые. Даже у кабана на теле есть волосы, а у них… тьфу! Сейчас ночь, и они прячутся по хижинам.

Ничего не подозревают, не ждут. Великий вождь едва не загыгыкал от сладкого предвкушения: как ворвутся, как будут хрустеть кости Безволосых под ударами их дубин. Они будут кричать, молить о пощаде — и не будет пощады! Будет смерть, надругательство, разрушение. Он отплатит им за все страхи, унижения, беды — прошлые и будущие. Он, Великий Эхху, докажет силой то, что они никогда не докажут своими хитростями: превосходство. Страшно докажет, уаыа!

Коротким властным жестом он разделил племя: часть под водительст молодого Ди двинулась к городку правым краем поляны, остальные левым.

Запыхавшаяся Ли едва не наступила на спящего в траве Эоли. Растолкала его, выпустила пулеметной очередью:

— Племяэххудвижетсясюдауженаподходеяихобогналаоничтотозамышляют! — и только после этого перевела дыхание.

Биолог смотрел на ее светящееся — ярче обычного от разгорячившейся в беге крови — тело. Это было слишком прекрасно для сегодняшней действительности.

— А… ты мне не снишься? — спросил он. — Тогда я не буду просыпаться.

— Какое — снишься, какой сон! Через десять минут они будут здесь!

— Ага!.. — Эоли, не вставая с травы, впал в глубокую задумчивость; почесал макушку. — Эхху питают к нам враждебные чувства, даже собираются напасть… замечательно! Почему? Чего им не живется спокойно, как прежде?.. Это акт самоутверждения, понимаешь! Он поднял голову. — Постой, а где Аль?

— Он… он испугался, — девушка беспомощно развела руками остался в лесу.

— Вот как! — Эоли усмехнулся. — Старая истина: кто любит ласку, тот любит себя. Надо же… храбрец!

— Ты… ты не должен так о нем, не смеешь! — гневно и горько зазвенел голосок Ли. — Это я была… такой. А он — потому что я хотела. И он… они ведь его уже убивали! Ты бы, может, тоже испугался…

— Ну-ну, извини. — Эоли поднялся на ноги, взял ее за вздрагивающие плечи.

«Любит. И сейчас любит. Сама оскорблена его малодушием, а кто другой, так и слова не скажи». — Ты-то уж во всяком случае молодчина. Теперь слушай: сейчас я дам общий сигнал пробуждения, сообщу об опасных — хм! — гостях, изложу всем план действий. А ты пробеги между домиками: не спит ли кто еще в траве.

И высматривай, откуда появятся эхху. Заметишь — тихо ко мне. Все, одна нога здесь, другая там!

Девушка исчезла.

— Та-ак! — Биолог удовлетворенно потер руки. — Вот теперь-то у нас получится стресс, общее возбуждение, «обратное зрение» и чтение в душах. Добро пожаловать, эхху!

Через минуту музыкальные сигналы пробудили биологов во всех домиках. Из сферодатчиков на всех смотрело удлиненное лицо Эоли.