Теперь Беланов будет ждать их у дома, только устроится поудобнее. Все идет, как надо. У него всегда все идет, как надо. И будет так всегда.

— Ефим, а Ефим! — Атаман вплотную подошел к Береславскому.

— Ну что тебе? — Береславский не желал сейчас разговаривать ни с кем. Это был его триумф, и он хотел пережить его в полной мере.

— Там мужик был странный.

— Где?

— В машине сидел. В сером «Москвиче». Увидел, что я на него смотрю, — сразу уехал.

— Ну и что в этом странного? Увидел твою морду и на всякий случай решил свалить.

— Ефим, помнишь, ты мне портрет показывал?

— Ну? — Теперь Береславский все-таки повернулся к Атаману. — Ты хочешь сказать, что это был он?

— Глаза похожи. Такие же злые.

— А остальное?

— Остальное не похоже, — вздохнул Атаман.

— Ты знаешь, сколько сейчас в стране народу со злыми глазами? — улыбнулся Ефим. — Ладно, забудь. Я же тебе говорил, тот урод убил очень важную шишку и сейчас либо мертв, либо где-нибудь очень далеко. Он же не самоубийца.

— Сам говоришь, он убил важную шишку. Ведь не побоялся же.

— Атаман, ты знаешь, где мы сейчас стоим? Около главной чекистской тюрьмы. Как ты думаешь, кто-то откроет здесь стрельбу?

— Я бы так и сделал. Здесь никто не ожидает. Удобнее всего.

— Но этот, из «Москвича» так ведь не поступил? Ты говоришь, он уехал.

— Ладно. Замнем для ясности.

В этот момент из калитки вышли офицеры и с ними — Толстый. Дети с визгом бросились к нему, он — к ним. Потом подошла Лена. Орлов обнял жену и долго — целую минуту — не отпускал ее от себя. Потом расцеловался с плачущими родителями. И наконец, подошел к Ефиму и Атаману. Последнему неудачно — под протез — протянул руку, поздороваться. А Ефима спросил:

— Что, Лысый, не разорился еще без меня?

Береславский обхватил своего друга, и маленький толстяк совсем исчез в его объятиях.

— Полегче, — заорал Орлов. — Те не добили, так этот доломает! — Но было видно, что к дружку своему бухгалтер относится хорошо.

Далее Орлов по-дружески простился со своими бывшими тюремщиками, народ расселся по машинам, и скромная кавалькада двинулась к дому Орловых. Впереди — как всегда грязная машина Ефима с Орловыми. За ними — остальные.

Беланов не заехал во двор. Бегает он быстро, а лишнее внимание в его положении ни к чему. Перед тем как выйти из «Москвича», взглянул в зеркальце. Все отлично. Узнать его просто невозможно.

Надо же, какая сволочь Петруччо! В бумагах, которые тот просматривал и после отдал Беланову, Андрей нашел свой собственный портрет. Только вместо носа талантливая рука этого подонка пририсовала отвратительный член, а лицо сделала, как у трупа. Зато злющие глаза были словно с фотографии!

Все графические издевательства никак не задели Беланова. Даже занятно. Но теперь, с учетом скрытых способностей Петруччо, стало понятно, как менты столь стремительно на него вышли. Опознать его по такому портрету — проще простого, особенно если заменить торчащий из середины лица член на обычный нос.

«Хорошо бы добраться до художника! — помечтал про себя Беланов. — Этот Репин волком бы выл, прежде чем сдохнуть!» Но сегодня у него другая задача.

За пояс линялых джинсов, с правой стороны, — чтоб было удобнее выхватить здоровой рукой, — был заложен надежный «Глок». Недостаточную меткость стрельбы с левой можно компенсировать лишней парой выстрелов. И — ходу! Беланову всегда особенно удавались спринтерские дистанции.

Ему вдруг пришла в голову мысль, что около дома, к которому он пришел, уже нашли свою смерть семь человек. Строго говоря, сердца троих из них остановились в других местах, но смерть свою они действительно встретили именно здесь. Просто мистика какая-то!

Беланов поежился: еще немного, и он перед делом будет заговаривать «Глок» у колдуна. Или стрелять серебряными пулями. Нет, дорогой, шалишь!

Очень скоро Береславский умрет. Как миленький! А он, Беланов, прервав полосу невезения, начнет новую жизнь.

Прежний Беланов исчезнет без следа. Через полгода даже грим не понадобится: сегодняшняя пластика изменяет лицо абсолютно. Узнать человека можно только по ДНК и отпечаткам пальцев. Но до анализа ДНК в нашей стране еще не скоро доберутся, а пальцы у уважаемого гражданина снимать никто не станет. Незачем.

Беланов достал сигарету, закурил. Руки слегка дрожали, его явно знобило. Плохо. Но для последнего рывка сил хватит. Скорее бы появилась жертва.

Как по его просьбе, из-за угла вывернула «Ауди».

Если бы Ефим остановил машину перед подъездом, не развернувшись, то, несомненно, был бы убит сразу. Двадцать метров даже для левой руки хорошего стрелка — приемлемая дистанция выстрела. Но Ефим развернул машину и мало того, еще отъехал назад, метров на пятнадцать, в маленький «отстойничек»-парковку. Тем самым не только увеличив расстояние между собой и Белановым, но и прикрывшись своим большим автомобилем. Более того, подъехавшие за ним машины тоже стояли на линии выстрела.

Андрей чертыхнулся, но руку с пистолета не убрал. И тихонько начал продвигаться вперед.

Из машин вылезли приехавшие, к ним подошли жильцы дома, обрадованные тем, что их теперь знаменитого соседа наконец-то отпустили на волю.

Беланов медленно подходил к оживленно беседовавшей группе людей.

И тут он увидел инвалида, дергавшего за рукав занятого разговором Ефима.

Инвалид смотрел прямо на приближавшегося Беланова, его рот был злобно искривлен, а ненавидящие глаза буквально сверлили Андрея. Конечно, это он разговаривал с Белановым по телефону.

Надо было бежать отсюда, но Андрей упрямо шел вперед, теперь даже прибавив ходу.

Ефим наконец обернулся и увидел его. Глаза Береславского расширились от испуга.

Вот он, момент истины!

И вдруг инвалид — эта лагерная пыль, огрызок, осколок человека — выскочил вперед и заковылял прямо на Беланова. В его руке, как из воздуха, появился нож.

С двадцати метров, разделявших Андрея и Береславского, можно было пытаться стрелять в директора, хотя он и был наполовину прикрыт машиной. Мысль зацепить кого-нибудь постороннего не сильно пугала Беланова: для него весь мир теперь был посторонним.

Но он испугался приближавшегося инвалида! Красная волна ненависти и страха залила глаза, заставила выхватить оружие и трижды выстрелить в эту гадину! С левой стрелять неудобно, «Глок» прыгал в руке, но он своими глазами видел, как пуля пробила колено нападавшего. Именно нападавшего! Инвалид шел, чтобы убить! Пуля толкнула его, вырвала клок брючины, но он так же быстро ковылял к Беланову. За его спиной закричала раненная пулей Беланова женщина.

Деморализованный Беланов наконец сообразил, что пуля попала в протез. Всхлипнув, Андрей прицелился инвалиду в грудь. Тот был уже в десяти шагах и продолжал приближаться своей прыгающей походкой.

Андрею никогда не было так страшно. Он трижды выстрелил и бросился к машине. Он даже не бросил оружие, как планировал раньше: не мог поверить, что этот безумный инвалид уже мертв.

Беланов прыгнул в машину, завел двигатель и рывком выскочил на дорогу.

Атаман заметил серый «Москвич» сразу.

Но он не был с Ефимом в одной машине.

— Посигнальте им! — крикнул Атаман водителю — отцу Лены. Тот, ничего не понимая, недоуменно смотрел на Атамана.

— Туда нельзя! Там засада! — кричал Атаман. Но «Ауди» уже скрылась за углом дома, и «Жигули» тестя последовали за машиной Береславского.

Атаман крутил головой, пытаясь обнаружить стрелка.

Вот он!

Водитель серого «Москвича» стоял у того же дерева, из-под которого вел наблюдение за их квартирой прошлый киллер, так ловко «повязанный» маленьким ментом. Только Атаман смотрел тогда из-за занавески, сверху.

Все повторялось по кругу.

Не успела машина остановиться, как Атаман бросился к Ефиму. Проклятый протез мешал передвигаться быстро. Но даже когда инвалид потянул Ефима за рукав, тот не оглянулся. Шум толпы из двенадцати человек перекрывал его слова.