Самодельный «град» не подвел. В наступающих сумерках огневой налет (абсолютно безобидный по сути – до футбольного поля долетали только обгорелые «спички») был весьма эффектен. Огненные хвосты потрясли крепких, но морально не подготовленных футболистов. Они просто разбежались. Авиамоделисты были отомщены.

Одна из громких Ефимовых акций – запуск летающего батона. Купленный в булочной, он стал причиной потери Шмагиным зуба – такой оказался черствый. Возмущенный Шмагин, человек традиционного менталитета, предложил написать жалобу. Но прошло предложение Береславского. Золотые руки Шмагина (у Ефима здесь был прокол: он мало чему научился в рукоделье, разве что приобрел пожизненную любовь к хорошим инструментам) плюс надежный моторчик МК-12В позволили выставить летающий батон на городские соревнования, где тот был отмечен призом за оригинальность. А присутствующий на празднике секретарь горкома партии, узнав о предыстории феномена, говорят, прилюдно обругал директора торгового треста. Так что шмагинский зуб также не остался неотмщенным.

Максим Флеров в подобных акциях, как правило, не участвовал, но одобрял. Вообще они с Ефимом чувствовали взаимную симпатию друг к другу. Хотя что-то мешало Береславскому искать с ним дружбы.

Была, например, такая ситуация. В кружок ввалилась драка. Один – приятель кружковского деятеля. Собственно, поэтому он и искал спасения в авиамодельном. Двое других соответственно его лупили.

Флеров сидел у входа, паял бензобак к своей модели. Делал он это мастерски.

Когда клубок ввалился в дверь, Макс вытер жало паяльника – большого, стопятидесятиваттного – и повернулся к дерущимся. Прямо перед ним маячила задница одного из преследователей. Вот к ней-то и приложил Флеров свой здоровенный паяльник! Даже не приложил, а ткнул им несчастного. Через мгновение раздался пронзительный вопль, и пацан, не переставая орать, покинул помещение. Максим чуть передвинулся и повторил экзекуцию со вторым. Все это время с его губ не сходила спокойная улыбка.

Остальные ребята откровенно хохотали. Это и в самом деле было смешно. Кроме того, паяльник Флерова наказал злодеев, вдвоем избивавших одного.

Не смеялся, наверное, один Ефим. Он хорошо представлял себе ожог под синтетическими спортивными штанами пэтэушника, и смешным ему это не казалось.

Как ни странно, Флеров заметил реакцию Ефима. Еще более странно, что это его задело.

– А если тебя будут убивать, ты тоже будешь их жалеть? – спросил он.

– Тебя же не убивали.

– Но они первые начали, – уже злился Максим.

Береславский отмалчивался. Флеров действительно был справедливым парнем. Не было случая, когда он первым кого-то задевал. Но, на взгляд Ефима, его ответ далеко не всегда соответствовал заданному вопросу.

И все же именно Флеров положил руку на плечо Ефиму, когда его выстраданный самолет на первом же витке превратился в груду обломков. Береславский изо всех сил старался не зареветь. Но Флеров подошел и поздравил. С первым полетом. Ведь полет-то был! И подарил солдатский ремень. Весьма ценный для любого пацана подарок.

Потом Володя объяснил причину неуправляемости модели.

– Значит, ты все заранее знал? – расстроился Ефим.

Володя кивнул.

– Почему же не сказал?

– Ты не спрашивал.

Позже Береславский оценил преподанный урок. Он, безусловно, стоил дороже разбитой авиамодели.

Вообще кружок сильно сказался на Ефимовом развитии, несмотря на то что во взрослой жизни он отношения к авиации не имел. И хоть после десятилетки он почти не общался с кружковскими, воспоминания остались теплыми.

С Флеровым же контакты были. Пересекались то в секции карате (Береславский – любитель, больше сражался с растущим собственным весом, чем со спарринг-партнерами; Максим – почти профессионал, уже имевший собственных учеников), то на стоянке, где ставили на ночь свои «Запорожцы». С удовольствием перебрасывались фразами: взаимная симпатия осталась.

И лишь пару лет назад Ефим узнал о новой ипостаси Флерова, или Флера, как величали его криминалитет и правоохранительные органы. Он стал известным авторитетом, своего рода объединителем славянского криминального сообщества против засилья кавказских преступников.

Короче, парень сделал недюжинную карьеру. Это известие расстроило Ефима. Он всегда резко отрицательно относился к преступному миру, не веря ни в какие романтические представления о нем. Бандит есть бандит, и этим все сказано.

Но Флер – особый случай. Ефим помнил его руку на своем плече. И еще одна неприятная мысль не уходила: если в стране, хоть и временно (Береславский не сомневался, что временно), перестали работать законы, если их почти полностью подменили «понятия», то пусть уж в неидеальном мире за соблюдением «понятий» присматривает действительно справедливый (или хотя бы старающийся быть таковым) Флер, чем кто-нибудь другой.

Для себя Ефим никогда ни о чем бы его не попросил, равно как и генерала Юрку. Но Саша – случай особый. Нельзя быть щепетильным, рискуя жизнью другого человека.

Вот почему сейчас Ефим несся по ночному шоссе, спеша на встречу с Флером. Договорился о встрече он через секретаря (бандиты теперь обязательно имеют секретарей). А номер телефона узнал от одноклассника, который тоже кашеварил на этой кухне. Флер, поняв, кто звонит, моментально взял трубку и после обмена приветствиями назначил место и время встречи.

Место оказалось приятным. Старый подмосковный ресторан, около которого много лет назад молодой репортер Береславский с ребятами из угрозыска дежурили, пытаясь отследить валютных проституток. Кстати, статью тогда опубликовать не дали: тема считалась закрытой.

Теперь валютных проституток в связи с конвертируемостью рубля не стало. Наверное, это должно вызывать гордость…

Флер и Ефим сидели за столиком на двоих в дальнем углу зала.

– Хорошо выглядишь! – одобрил Флер.

– Ты вроде тоже не жалуешься, – усмехнулся Береславский. Тренер по карате явно продолжал поддерживать боевую форму.

– Не боишься со мной общаться? Всех, кто ко мне приезжает, пишут на видеокамеру.

– Значит, войду в историю.

– Ты никогда особо не боялся. Только в тебе струны нет.

– Какой еще струны? – не понял Ефим.

– Мало иметь храбрость и кураж. Нужна еще струна. Чтобы в других резонанс вызывать. Если ты не влияешь на других, то зачем тебе твои достоинства?

– Макс, мои достоинства нужны мне. И моим детям. Я не хочу никого завоевывать.

– Я тоже не хочу. Ты же помнишь, я никогда не лез первым. Ну ладно. А то я вроде как перед тобой оправдываюсь. Чего ты хотел?

– Мой друг попал в СИЗО. В «Матросскую тишину». Он защищал свой дом и убил четверых.

– И чего ты хочешь?

– Он служил срочную в конвойных войсках.

– Сейчас с этим помягче. Кто из нас не был в комсомоле, а то и в партии…

– Но в конвойных были не все. Хотя он себе службу не выбирал.

– Понятно. Ладно, есть у меня некоторые возможности. Как зовут твоего друга?

– Орлов Александр Петрович.

– Не тронут твоего Александра Петровича, – подытожил Флер и сменил тему разговора. – А ты тоже бизнесом занимаешься?

– Что значит – тоже? – усмехнулся Ефим.

– Ты говнюк! – вскочил Макс. – Ты же презираешь меня!

В дальнем конце зала вскочила на ноги охрана. Флер взмахом руки усадил ее обратно.

– Что, не так? – не унимался Флер. Его лицо исказила злобная гримаса.

– Такой ты мне не нравишься, – согласно кивнул Береславский.

– Ты говнюк и засранец, – с горечью сказал Флер. – Ты приехал ко мне за помощью и презираешь меня.

– За помощью своему другу, – уточнил Ефим. – Свои дела я решаю сам.

– Во-первых, не всегда сам. Я тут случайно узнал про твои игры с Ахметом. И немножко изменил ход событий. А во-вторых, какая разница: для себя или для друга? Можешь сам – сделай сам! Пойди в «Матросскую тишину» и попроси граждан не опускать своего товарища за его грехи. Настоящие или мнимые, какая разница, если тот, кто решает, обладает силой?