В глазах Пури появились слезы.
– Да, сеньорита. Но он возьмет меня только тогда, наверное, когда вы его заставите.
– Я не собираюсь его заставлять, ты это сама сделаешь. И тогда идальго закатит тебе такую свадьбу, что все твои родственники от зависти лопнут. – Софья вытянула большой медный таз и потянула за шнурок звонка.
Явилась девушка, которую звали Ньевес – ее Софья хотела сделать своей камеристкой.
– Принеси горячей воды, три ведра… четыре. Одно нам надобится для того, чтобы вымыть голову.
– Но вы уже мыли сегодня голову, – удивилась девушка.
– Вода нужна не мне, а Пури.
Услышав эти слова, кухарка опустилась на колени и поползла в отдаленный угол комнаты. Она начала молиться, взывая к Деве Марии, чтобы та защитила ее.
– Прибереги свои молитвы для тех, кто в них действительно нуждается, – холодно сказала ей Софья. – Лучше помоги мне придвинуть сюда это корыто.
– Сеньорита, я все сделаю так, как вы прикажете. Я знаю, какая вы умница-разумница и важная госпожа, – причитала Пури. – Но я простая женщина и вмиг умру, стоит лишь мне опуститься в горячую воду.
– Все это ерунда. Скажи мне честно, ты хочешь выйти замуж за Энрике или нет?
Пури завыла еще громче, но раздеть себя и посадить в корыто позволила. Ньевес вернулась с ведром горячей воды, от которой подымался пар. Воду вылили в корыто, туда Софья добавила всяких трав и, подумав, сушеных цветков жасмина. Потом закатала рукава своего элегантного шелкового халата, набрала в пригоршню миндального мыла, приготовленного Ньевес, и принялась отмывать свою кухарку самолично.
– Ну как, не так уж и плохо, Пури, а?
– Да, сеньорита, хорошо. Я буду красивая и чистая, когда меня будут хоронить.
– Никто тебя хоронить не будет. Ты будешь молодая и красивая. А если у тебя хватит ума, и если ты будешь мыться хотя бы раз в неделю, то перед тобой не устоит никакой муж.
И откуда она все это знает? – думала, сидя в корыте Пури. У Гитаниты, похоже, и мужа то не было. Хотя у нее же есть сын?.. А может это сын идальго?.. Но слуги говорят, что они спят отдельно, каждый в своей спальне. Да… Много непонятного. Болтают еще о том, что донья Софья вернула богатство дону Роберту и она как императрица всем заправляет, а император-идальго только делает вид, будто всем распоряжается. Пури, как ни крути, в теплой воде нравилось сидеть…А все-таки спят они, наверное, вместе – все размышляла кухарка. – Не может того быть, чтобы они равнодушны были к этим…
– Все, вылезай Пури, – прервала ее размышления хозяйка. – Какая ты теперь чистая! Сейчас займемся твоими волосами. Скажи, у тебя есть вши?
– Ой, сеньорита! Нет у меня этих насекомых, я раз в месяц извожу их вонючим мылом, которое мне дает Анхелина.
– Хорошо.
Софья, разделила седые волосы на несколько прядей и внимательно их осмотрела. Женщина говорила правду. Слуги пользовались смесью толченого угля и лампадного масла, которую Софья настоятельно рекомендовала всем в самом начале их работы во дворце.
– Вшей нет, а теперь вымоем как следует волосы.
Пури сопела, а Софья ее снова скребла и отмывала.
Через десять минут все было закончено, и Софья усадила Пури к трюмо. Пури уже не задавала вопросов по поводу того, что с ней будут делать дальше, а сидела и, зажмурив глаза, беззвучно шептала молитвы. Похоже, она уже прощалась с этим миром.
Софья присела около Пури, и вдруг до ее ушей донеслись звуки какой-то возни у дверей спальни. Она встала, подошла к двери и открыла ее. К ее возмущению и удивлению у входа в свою спальню она обнаружила с десяток зрительниц во главе с Анхелиной.
– Что вас сюда принесло? Что вы здесь пялитесь, как обезьяны? У вас что, работы нет? Анхелина, пусть они займутся делом. Пусть скребут полы.
– Полы чистые, Гитанита. Клянусь душой моей матери.
– Значит, беритесь за стены.
– Ньевес сказала нам, что вы хотите заколдовать Пури, – прошептала Анхелина. – Мы пришли посмотреть, а заодно и помолиться за ее грешную душу.
Софья тихо вздохнула.
– Боже мой, неужели вы по-прежнему убеждены, в том, что я – ведьма? Вы хоть раз видели, чтобы я колдовала? Я пользуюсь рецептом, чтобы покрасить волосы Пури и все.
– Да, донья Софья, я верю, что это так и есть, но…
– Что «но»?
– Но ведь это правда, что вы – цыганка?
– Цыганки – не колдуньи. Нет вообще никаких колдуний, глупая ты старуха. Есть только вещи, которые мы не понимаем. А впрочем, бесполезно вам что-нибудь объяснять. Давайте отсюда, все! Идите! – выставила их Софья и те, гогоча, как гусыни, стали расходиться.
Она вернулась к Пури.
– Все, Двадцать минут прошли. Давай смотреть, что у нас получилось.
А получилось все так, как нужно. Это было хоть и небольшое, но чудо. Седина Пури исчезла. Ее волосы приняли темно-каштановый цвет с оттенком легкой желтизны. Софья отошла на несколько шагов в сторону от нее, чтобы еще раз порадоваться своей работе.
– Ты красавица, Пури. И лет на десять стала моложе.
Кухарка смотрела на себя в зеркало и не могла насмотреться. Потом упала перед Софьей на колени и принялась целовать ей руки.
– Ладно тебе, давай на кухню, – смеясь, сказала Софья. – Возьми это с собой.
С этими словами она открыла шкаф и извлекла из него платье из желтого ситца с отделкой из белого атласа и подала его Пури. Тут же в голову Софьи пришла еще одна мысль. Она взяла со стола горшочек с пчелиным воском и черепаховый гребень. Все это отдавая кухарке, она напутствовала ее.
– Вот этим воском смажешь волосы и заколешь гребнем и тогда… В общем, не только Энрике, но и еще много мужчин лягут у твоих ног… И не забудь мыть волосы хотя бы раз в неделю, и тогда тебе не придется больше мазать волосы вонючей жидкостью от вшей.
– Но если я вымою волосы, то и краска сойдет, – забеспокоилась Пури.
– Сразу не сойдет. По крайней мере месяца два. А когда волосы посветлеют, мы их вновь покрасим. Я лучше научу тебя это делать.
Кухарка кивнула, зажала в руке дары хозяйки и побежала к своим кастрюлям.
– Потом расскажешь, как тебя встретит Энрике, – крикнула ей вдогонку Софья.
Бедный Энрике! Софья знала, что он влюблен в нее. Но для него самого будет лучше, если он свяжет свою жизнь с Пури. Он любить Софью может по-прежнему, но ему незачем пребывать в бесплодных мечтаниях о том, чего никогда не заполучить. А вот взяв себе в жены женщину, которая, кроме удовольствия в постели, будет его еще и вкусно кормить, то дорогой Энрике со временем поймет, какая это удача. А что тебе еще надо, Энрике?
Последние осенние дни были короткими. Вот и сейчас, солнце уже заходило, через какой-нибудь час станет совсем темно, а жара не спадала. Софья опять отправилась бродить по многочисленным патио. Она слышала про то, что если знать все ходы из одного патио в другой, то их можно все обойти, не заходя во дворец. Но ей этого еще не удавалось. Сейчас она нашла дорогу из Патио дель Инсьенсо в одну из спален Роберта. Теперь перед ее глазами уходила вверх, к балкону, винтовая лестница. Боже, храни его! Пусть он целым и невредимым вернется ко мне и Рафаэлю. Нет, нельзя настолько погружаться в свои заботы и печали. Так и разреветься недолго. Так, по какой тропе пойти? Может по той, что за кустами роз? Она как раз вела к низенькой двери, которую она до сих пор не замечала. Дверь выходила в проход между двумя частями дворца. Этот проход был нешироким, и над ним располагалась плоская крыша парапета, в котором имелись лотки для оттока дождевой воды. Этим проходом пользовались садовники и слуги, но не члены семьи.
Софья подняла голову и посмотрела на небо. Оно становилось с каждой минутой темнее. Внезапно поднялся сильный восточной ветер, гнавший по небу темные, грозные облака. На ее глазах одно из них распалось на две части, и между ними вспыхнула ослепительная изломанная молния. Тут же раздался еще один сокрушительный раскат грома и разразился проливной дождь.
Софья снова побежала туда, откуда начинался этот проход. Она мгновенно промокла до нитки. За прошедшие минуты уютный узкий проход превратился в стремительный горный поток. Вода завихрилась у камней и грозила увлечь ее в эту круговерть. Софья не решилась войти в этот бурлящий поток и бросилась бежать в противоположную сторону к пещере.