Уже с неделю она пела в этом мадридском кафе. Здесь у нее не было ангажемента, но ее принимали и даже соорудили для нее нечто вроде сцены. Последние три вечера гвоздем программы стал трюк ее хозяина: он поднимал Софью на стойку, которая для этих целей освобождалась от пьющей публики и она пела с нее. Он уже взял ее за талию, собравшись поднять, но передумал и шепнул ей «Тот человек, о котором я тебе говорил, находится здесь, Цыганочка».

– Где? – Софья вытянула шею и смотрела поверх толпы.

– Вот там, слева. Человек без шляпы.

– Да он же старый. А чего он расселся вместе с этими тремя majo?

– Думаю для того, для чего обычно мужчины обращаются к majo, чтобы найти женщин, которых он еще и рисует.

– Я прямо не знаю… – засомневалась Софья.

– Не будь дурочкой. Поговори с ним хотя бы. Но не сейчас, а позже. Теперь ты должна петь. – Он поднял ее, и она встала на стойку. Софья поправила свою новую красную юбку. Та зеленая, которую она получила от Фанты, износилась до дыр. Чтобы обзавестись новой юбкой, ей пришлось почти неделю голодать. Сшила она ее себе сама, как и черную блузу с пышной кружевной оторочкой. Софье очень хотелось, – чтобы этот наряд дополняла черная мантия, но на нее денег уже не хватило. Вместо нее она приколола к волосам цветы. Розовые розы были ею собраны в небольшой букетик и слегка спадали на затылок.

«Угомонитесь, олухи!» – раздался крик хозяина. «Тише, Цыганочка будет петь. У стойки бара среди тех, кто сидел к ней поближе, зашикали и вскоре в кафе стало тихо.

Софья исполняла песни юга, но в последние дни она стала сопровождать свое пение стуком кастаньет. Среди цыган эти деревянные, миниатюрные ударные инструменты, которые придерживали большим пальцем и ладонью стали неотъемлемой частью песни и признаком мастерства. Софья тоже решила использовать их: во-первых, потому что публике это нравилось, а во-вторых – эта пара кастаньет была ей дорога: один восхищенный ее голосом Валенсией, подарил ей эти ореховые с изумительной резьбой инструменты. Сейчас она подняла руки над головой и застучала кастаньетами. Лишь после того, как этот ритм успокоил всех и стало тихо, в кафе зазвучали песни о любви, мести и о женской участи.

– Этот художник тугоухий, он не слышит, как ты поешь, – сообщил ей хозяин. – Но ритм твоих песен он ощущает, – он его аж до костей пробирает.

– Он что, глухой совсем?

– Да. Подцепил от кого-то неприличную болезнь несколько лет назад. Но бегать по бабам не перестал.

Софья научилась не реагировать на уличный жаргон, у нее за спиной мужская защита отсутствовала.

– Я уверена, что он и от меня ждет того же. С какой радости я буду с ним встречаться?

– Наша Цыганочка – девственница, – хозяин слегка ущипнул ее за щеку. – Все кругом говорят, что ноги у тебя склеенные. Может это так и есть?.. Но художнику ты нужна для другого. У него полно баб, которые к нему сами в постель лезут. Он очень хочет вставить тебя в одну из своих картин.

– И он за это заплатит?

– Так он говорит.

Софья секунду колебалась и кивнула головой в знак согласия. Хозяин повел ее сквозь сутолоку зала к столу, за которым сидел художник. Все трое majo были еще здесь, но сразу же подвинулись, уступая место Софье.

– Дон Франциско, – сказал хозяин, – я привел ее, как и обещал. – Хозяин повернулся к Софье. – Это величайший художник Испании, Цыганочка, дон Франциско де Гойя Лусьентес. Мой самый выдающийся посетитель. Смотри, веди себя с ним хорошо.

– «Цыганочка», – повторил Гойя. – Это твое имя? Или есть и другое?

– Меня зовут Софья. – Ей было трудно говорить, она устала от пения, кроме того першило в горле от дыма сигарет. Художник ближе придвинулся к ней, он плохо слышал. «Софья», – пришлось крикнуть ей.

– Ага, понятно. Прекрасное имя. Мне говорили, что ты из Севильи. А что все цыганки в Андалузии голубоглазые?

Она отрицательно покачала головой.

– Нет, конечно, нет. Я и сам так не думаю. Я никогда не встречал глаза такого цвета, как у тебя. Хотелось бы мне передать его на своих картинах. Ты не хочешь позировать мне?

Софья не торопилась с ответом.

– Не знаю, дон Франциско. Не обижайтесь, но мне ни разу не приходилось позировать. Что это такое?.. Смогу ли я?

– Не надо ничего уметь. Ты будешь сидеть, а я буду рисовать. Только голову и плечи, я полагаю. Одежду снимать тебе не придется. За три реала в час.

– А по сколько часов? – не терпелось узнать Софье. Может удастся заработать и хоть немного отложить. Хозяин кафе уже ее успокоил, что не будет покушаться на ее гонорары от позирования.

– Ну, не знаю… Часа четыре… Или пять. Как закончу…

Софья не сразу, но все же согласилась. Может она сможет себе справить мантилью, черную. Цыганка же всегда должна быть нарядна…

– Хорошо, – сказал Гойя. – Я очень рад, приходи завтра. – Он назвал ей адрес мастерской. – Я вот здесь написал. Если заблудишься, то покажешь кому-нибудь записку, кто может читать. Священнику, например, или еще кому, кто выглядит грамотным…

– Не нужно, дон Франциско, я умею читать. – Софья быстро сунула записку за пазуху.

Гойя не слышал, что она сказала, потому что уже отвернулся и разговаривал с мужчиной, пившим вино за соседним столиком. Но majo, сидевший рядом с Софьей, услышал ее слова и теперь с нескрываемым интересом смотрел на нее. Одет он был крикливо, что стало обычным для мужчин этого сорта: в очень длинную накидку и несоразмерно широкое сомбреро с воткнутыми в него павлиньими перьями, из-под которого выбивались пряди темнорыжих волос. Софья окинула его взглядом и поднялась, ее ждали на сцене.

– Сеньорита, – услышала Софья возглас.

Из тени платана вышел вчерашний рыжеволосый мужчина из кафе и загородил ей дорогу. Софья неспешно шла по улице и ее внимание привлек водовоз на осликом. На животное были навьючены два огромных кувшина с водой. Ей как-то говорили, что в городе сооружено около семисот фонтанов, в которых накапливалась вода, сбегающая с близлежащих гор. Цифра показалась ей фантастической, но все может быть. А вообще-то, наверное, это так, решила Софья, ведь в Мадриде она не видела ни одной женщины с ведром в руках. Даже зажиточные хозяева не гоняли своих слуг за водой к фонтанам, эта работа выполнялась специальными работниками-водовозами. Их нанимали городские власти и дозволяли за плату доставлять воду в городские дома. Нанимались властями и другие работники, в обязанности которых входила уборка мусора и лошадиного навоза с улиц. Еще она слышала, что в Мадриде живут двести тысяч человек. Ее это так удивило… До приезда в этот город она думала, что и во всем мире не наберется такого огромного количества людей. А вообще Мадрид ей очень нравился. Все в этом городе было прекрасно организовано и не удивительно, что существовали и сводники, поставлявшие мужчинам женщин. Софья, посмотрев на рыжеволосого, конечно же, узнала его, но сделав вид, что он ей не знаком, здороваться не стала.

– Сеньорита, – снова обратился он к ней, – мне надо поговорить с вами.

Софья попыталась обойти его.

– Я не желаю с вами ни о чем говорить, сеньор, – произнесла она.

Majo снова не давал ей пройти.

– Но почему? Вы ведь идете от художника? Ну и как? Удалось ему вставить вас в картину, о которой еще заговорит вся Испания?

– Вся Испания и так давно говорит обо всем, чтобы Гойя ни рисовал. Нет, он еще не закончил картину.

– Вы пробыли в мастерской четыре часа. Я знаю, видел как вы входили. Это двенадцать реалов. Он уже заплатил вам?

Софья отрицательно покачала головой.

– Вы лжете, – ухмыльнулся мужчина. – Мне известно, что он платит тем, кто ему позировал, сразу по окончанию работы.

Софья спрятала за спину кулак с зажатыми в него монетами.

– Нет, нет. Он мне еще ничего не платил, клянусь.

– Не беспокойтесь. Я не собираюсь забирать часть ваших денег себе. У меня есть красивая maja, она меня хорошо обеспечивает.

Софья начинала рыжеволосому верить. Нет, он встретил ее не ради денег. Это придало ей смелости.