Джозеф составил относительно Сэма отчет, уместившийся на двенадцати страницах, который был немедленно отправлен Йоко. Наутро Сэм получил три флакона с прозрачной жидкостью. Эти снадобья должны были освободить его от предыдущей кармы и обеспечить успех в будущих начинаниях. А кроме того, Лукаш вручил ему две бутыли с любовным напитком, который Сэму полагалось пить вместе с Иоко.

Истощенное лицо и длинные волосы, босые, необычайно худые ноги: индийский отшельник, сидящий в позе лотоса на современном диване датского производства с гитарой в руках — так выглядит Джон Леннон на фотографии, которую сделал Фред Симан в первый вечер после прибытия на Бермуды. В этот день Джону захотелось помузицировать. Близоруко склонившись над грифом инструмента, он принялся нащупывать аккорды. Внезапно ударив по струнам, Джон вновь обрел тот жесткий, нервный ритм, который был так характерен для его игры в течение долгих лет, когда он был ритм-гитаристом в составе группы «Битлз». Затем он поднял голову и грубым голосом ливерпульского матроса запел злую импровизированную пародию на одну из последних песен вернувшегося в строй Боба Дилана «You Gotta Serve Somebody» («Ты должен кому-нибудь служить»), которую Джон переименовал в «Serve Yourself!» («Служи самому себе!»).

Обращаясь к тому же молодому наркоману, которому был адресован сарказм песни «Revolution», Джон поздравил его с озарением, позволившим открыть Иисуса, Будду, Магомета и Кришну. Но, пропел он, в его снастях не хватало одного очень важного паруса. Какого же именно? Матери\ Ты чертовски прав! Тот, кто не признает своих долгов перед женщиной, выносившей его, является полным идиотом! Ей он обязан больше, чем всем мудрецам на Земле вместе взятым. Затем, после пары музыкальных пощечин расставшись со своим учеником, Леннон резко оборвал пение, встреченное смехом и аплодисментами здоровых и красивых матросов, расположившихся у его ног. Эти новые товарищи Джона, вероятно, считали, что знаменитый музыкант всегда ведет себя именно так. Один Фред Симан не мог опомниться от удивления. Две недели, проведенные в море, изменили Джона Леннона.

Как только они остались вдвоем, Джон объяснил Фреду, что приключение, которое он пережил на борту «Миган Джейн», помогло ему вновь обрести вдохновение. Во время круиза он написал две песни и теперь сгорал от нетерпения сочинять и дальше. Но для работы ему нужны были одиночество и комфорт. От Фреда требовалось как можно быстрее отделаться от попутчиков и снять для Джона виллу где-нибудь поближе к морю. Деньги значения не имели. Когда Фред заметил, что Тайлер Кониз может обидеться, поскольку теперь он числит себя в друзьях Джона, Леннон резко возразил: «У меня нет друзей. Дружба — это романтическое заблуждение».

Андерклифф, желтая вилла на Гамильтон Террас, в которой поселились Леннон, Фред, Шон, Уда-Сан, а позже и Хелен Симан, располагалась ниже прибрежного шоссе, прямо у воды. Однажды вечером, вскоре после прибытия на виллу, Джон сидел во внутреннем дворике и слушал альбом Боба Марли «Bumin» («В огне»), когда внезапно его осенило вдохновение. Он возбужденно принялся объяснять Фреду, что в течение вот уже нескольких лет у него не выходила из головы песня Марли «Hallelujah Time»[221], и только сейчас он понял, почему: в песне была строчка о том, что жить осталось совсем недолго. Именно такое чувство испытывал сейчас Джон — так пусть же первая песня будет об этом! Он сразу начал импровизировать на эту строчку из альбома Марли, в результате чего получилась композиция, озаглавленная «Living on Borrowed Time» («Жизнь у времени взаймы»). Под аккомпанемент Фреда, выстукивавшего ритм на футляре от гитары, Джон довольно долго играл и пел, пока не записал на магнитофон именно то, что звучало у него в голове. Затем он запалил косяк, откинулся в кресле и принялся мечтать вслух о том альбоме, который должен был ознаменовать его возвращение.

Этот альбом будет от начала до конца пропитан мягкими, чувственными звуками Карибского моря. Ведь Бермуды находятся в Карибском море? Нет? Ну и хрен с ними! Все равно, это будет остров в океане, тропический и полный эротики, движения и звуков ритм-энд-блюза. Вообще-то, чтобы добиться нужного саунда, надо было ехать на Ямайку! В ту же студию, где записывался Боб Марли. Он будет играть с растаманами и курить с ними ганжу.

Слушая, как Джон говорит, Фред Симан думал, что на его глазах свершается чудо. Больной человек, за которым он наблюдал в течение целого года, чудесным образом исцелялся: Джон Леннон становился самим собой — величайшим автором-песенником нашей эпохи.

Но стремительный полет ленноновского воображения был прерван на следующее же утро, когда он взялся за телефон и стал рассказывать о своих планах Иоко. Встревоженная тем, что дело приняло непредвиденный оборот, она сосредоточилась на том, чтобы вернуть его под свой контроль и направить по пути, который наилучшим образом соответствовал ее собственным планам.

После того как Иоко разродилась целой серией новых песен, ей надо было придумать, каким образом можно сделать из них альбом. Богатый опыт подсказывал ей, что от идеи сольного альбома следует отказаться. Более того, если она будет настаивать на сольном альбоме, Джон тоже захочет записать альбом, который будет раскуплен фанами, в то время как ее пластинка станет пылиться на полках магазинов. Поэтому ее успех зависел от того, сумеет ли она предложить поклонникам песни кумира, заставив их одновременно слушать вещи, написанные Иоко Оно.

Первой задачей Иоко было отговорить Джона от идеи записи сольного альбома. В качестве решения проблемы она придумала записать альбом как «игру сердец», диалог между женатыми друг на друге любовниками. Изложив свою идею Леннону, она сделала упор на то, что если он откажется, то именно на него ляжет вина за разрушение мифа о Джоне и Иоко, на создание которого они положили всю жизнь. Начиная с этого дня, телефонные звонки не прекращались: Иоко часами убеждала мужа отказаться от идеи записать альбом в стиле регги. В конце концов Джон склонился к мысли о создании пластинки, на которой два исполнителя, используя диссонирующие музыкальные идиомы, попеременно, но не вместе, должны петь песни, написанные на пересекающиеся сюжеты.

Парадокс пластинки «Double Fantasy»[222] заключается в том, Иоко звучит на ней лучше, чем Джон. В то время как он, будучи лишенным изначального вдохновения, застенчиво скатился к клише прежних работ, ей хватило ума вскочить на подножку проходящего поезда и использовать стиль конца семидесятых. Верхом иронии явился также и тот факт, что именно Джон помог ей взобраться на гребень «новой волны».

В одном из диско-баров Гамильтона он как-то услышал песню группы «Б-52» «Рок Лобстер». Он сразу подметил, что их саунд явно найден под влиянием пронзительных криков Иоко. На следующий день он сказал ей, что ее стиль вошел в моду. А когда Иоко передала эти слова Джону Грину, он еще больше развил эту идею.

Он порекомендовал Иоко записать пластинку в техно-кукольном стиле. "Знаешь, — сказал он, — что-нибудь вроде «Kiss, kiss, kiss— Take, take, take me... Hold, hold, hold me... in your arms». Иоко рассмеялась, но сразу принялась за работу. В результате песня «Kiss, Kiss, Kiss» вышла на оборотной стороне сингла Джона с альбома «Double Fantasy» — «Starting Over» — и стала первой композицией Иоко, когда-либо звучавшей на дискотеках.

Взяв на вооружение стиль технотронной риторики «новой волны», Иоко поставила перед Джоном еще одну проблему: необходимо было найти гармонию между ее и его саундом. Он хотел наполнить свою музыку чувственной меланхолией тропических морей, но теперь, вместо того чтобы отправиться в Кингстон в поисках звука из плоти и крови, ему предстояло записываться в Нью-Йорке и использовать ультрасовременные технологии.

Когда Джон оказывался во власти мук творчества, он всегда сильно нуждался в моральной поддержке. В прежние времена в Кенвуде Пит Шоттон часами просиживал в нескольких шагах от Леннона, пока тот работал над песнями. Именно такой помощи Джон ожидал теперь от «мамочки». Но вместо этого она часами разговаривала с ним по телефону. «Все эти песни были написаны по телефону между Нью-Йорком и Бермудами, — вспоминает Сэм Грин. — Он постоянно звонил ей. Он буквально преследовал ее... О чем они могли говорить по пять часов подряд?! Она побуждала его сочинять любовные песни, адресованные ей, чтобы можно было включить их в альбом. Ей приходилось подталкивать его и постоянно смотреть, чтобы песни соответствовали тому, что ей было нужно».