На следующий день, в воскресенье, «Битлз» в кои-то веки и в самом деле удалось отдохнуть. Они гуляли по территории студенческого городка в сопровождении жен, включая Синтию, и обсуждали перспективы предпринятого ими нового духовного приключения. В скором времени они собирались отправиться в Индию, в ашрам махариши, расположенный у подножия Гималаев. Они надеялись, что там, в атмосфере, располагающей к медитации, им удастся постичь великую тайну культа. А потом...

Умиротворенная тишина внезапно была прервана резким звуком телефонного звонка. «Кому-то все же придется ответить», — заметил Джордж. Джейн Эшер сняла трубку. Это был Питер Браун. «Дай мне Пола», — попросил он.

Когда трубка оказалась в руках у Пола, Браун мрачно произнес: «У меня плохие новости». В ту же самую пятницу, когда «Битлз» уезжали из Лондона вместе с махариши, Брайен Эпстайн уселся в свой серебристый «бентли» и поехал в загородную резиденцию в Кингсли-Хилл в Суррее, где планировал провести замечательный уик-энд в компании Питера Брауна и Джоффри Эллиса, старого приятеля и коллеги. По свидетельству Венди Хэнсон, Брайен собирался организовать этой же ночью оргию с участием нескольких парней, которых он выписал из города. Когда Питер Браун приехал на ужин, он застал Брайена в дурном настроении, потому что те ребята так и не появились. Ужин сопровождался обильным употреблением белого вина, но Эпстайн оставался безутешен. После ужина он несколько раз звонил в Лондон, пытаясь пригласить других мальчиков. Когда же и эти усилия не увенчались успехом, он снова сел в машину и уехал в город.

В субботу Брайен позвонил Питеру и сказал, что собирается снова приехать в Суррей. Услышав, что Брайен еле ворочает языком, Браун посоветовал ему ехать на поезде. Эпстайн согласился, но так и не появился той ночью в Кингсли-Хилл.

Брайена хватились только к полудню в воскресенье. Если верить Брауну, дело обстояло следующим образом: дворецкий Брайена Антонио Гарсия позвонил Брауну, а затем Джоанне Ньюфилд, секретарше Брайена, и сообщил, что хозяин не выходил из своей спальни с предыдущего вечера и что дверь в спальню заперта, а интерфон отключен. Джоанна попыталась связаться с врачом Брайена Норманом Кауаном, но того не было дома. Тогда она позвонила старейшему из слуг Брайена Элистеру Тейлору и договорилась встретиться с ним на Чепел-стрит.

Тем временем Питер Браун перезвонил Антонио и сказал, что считает его волнения глупыми — довольно странное заявление, если учесть, что однажды при аналогичных обстоятельствах он сам находил Брайена на волосок от смерти. Более того, он даже посоветовал Антонио не звонить Тейлору, чтобы не беспокоить его попусту. Когда дворецкий передал этот разговор приехавшей Джоанне, она возмутилась и сама перезвонила Брауну. Теперь его тон переменился. На этот раз он посоветовал ей не звонить Кауану, думая, что тот в Лондоне, а обратиться к его собственному врачу Джону Голлуэю, который жил как раз неподалеку.

Когда доктор Голлуэй приехал в дом к Эпстайну, там уже собралось немало народу: Антонио и его жена Мария, шофер Брайен Бэрретт, Тейлор и Джоанна. Никто не знал, что делать: Брайен заперся за двойными дубовыми дверями своей спальни. И как они ни стучали, им не удавалось его разбудить. Когда Джоанна в очередной раз позвонила Брауну, он велел Голлуэю ломать дверь.

Первыми в темную спальню вошли Джоанна и доктор Голлуэй. Джоанна увидела Брайена Эпстайна, лежащего на краю кровати, свернувшись в позе эмбриона. Прежде чем она успела подойти к постели, доктор схватил ее за руку и вытолкал за дверь. «Все в порядке, — спокойно объявила она остальным. — Он спит».

Однако то, что увидел доктор, выглядело далеко не так оптимистично. Из носа у Брайена сочилась кровь, а вся простыня под ним была пропитана кровавыми выделениями. Сердце остановилось. Причина смерти казалась очевидной: повсюду, куда доктор ни обращал свой взор, он видел таблетки, таблетки, таблетки — в баночках и коробочках, на полках и в ящиках прикроватной тумбочки.

Все довольно быстро сошлись во мнении, что Брайен покончил с собой, поскольку он предпринимал такие попытки и раньше. Однако патологоанатом пришел к выводу, что Брайен умер от случайного приема слишком большой дозы снотворного — от частого применения барбитуратов он довел свою нормальную дозу до грани смертельно опасной для организма. Но Скотленд-Ярд все еще не был удовлетворен таким объяснением гибели Брайена -и на то были причины.

Подлинные обстоятельства гибели Брайена намеренно держались в тайне. Ключ к разгадке был подсказан адвокатом Соммервиллом, который в 1964 году являлся представителем «Битлз» по связям с общественностью. В интервью, данном специально для этой книги и записанном на пленку, он рассказал, что последнюю ночь своей жизни Брайен провел не один. Вместе с ним в спальне находился некий гвардеец из Колдстримского полка, с которым его познакомил Соммервилл. Именно этот человек первым обнаружил тело Брайена. От дальнейших подробностей Соммервилл уклонился, настаивая лишь на том, что смерть Брайена не была самоубийством, и предупредив, что, даже если этого гвардейца удастся найти, он все равно ничего не скажет.

Тем не менее последнее слово по праву должно принадлежать Саймону Напье-Беллу, который, узнав о смерти Брайена Эпстайна, немедленно вернулся из Ирландии в Лондон, уверенный в том, что Брайен наверняка оставил какое-нибудь сообщение на автоответчике. Предчувствие его не обмануло: на автоответчике его ожидало не одно, а сразу несколько сообщений.

Первое было оставлено в пятницу утром, когда он уехал. Следующее — по возвращении Брайена ночью того же дня. Брайен полагал, что Напье-Белл также вернулся в город, и просил его сразу перезвонить. Следующее послание, оставленное глухим голосом, содержало упрек — «Я же просил тебя не уезжать» — и настойчивую просьбу вернуться к прерванному разговору. Потом шли несколько звонков, которые Брайен сделал уже вечером на следующий день после того, как проснулся. Чем дальше, тем менее членораздельным становился его голос. Гораздо более примечательным был тот факт, что эти звонки, казалось, предназначались совсем другому человеку, поскольку содержали намеки на такие интимные моменты, которые не имели ничего общего с мимолетным флиртом между Брайеном и Напье-Беллом. В заключение Саймон сказал: «Брайен считал, что его жизнь бессмысленна. А где-то в Северном Уэльсе улыбчивый гуру пытался распространить свое влияние на человека, который значил в жизни Брайена больше, чем кто-либо другой... Может быть, дело всего лишь в том, что у меня был автоответчик, а в воскресном лагере Махариши его не было». Может быть, и так.

Любовная история, на которую так красноречиво намекал Саймон Напье-Белл, касалась отношений Брайена Эпстайна и Джона Леннона. Однажды за ужином Брайен признался Саймону, что «боится потерять Джона навсегда», однако не сказал почему.

Йоко Оно рассказала Марии Хеа, что незадолго до гибели Брайена на Чепел-стрит заехал Джон Леннон. Должно быть, что-то возбудило его, и он, как обычно, заломил Брайену за спину руку, заставив его согнуться пополам. Джон уже готовился перейти к делу — а может быть, и перешел, — когда в комнату вошла Куини, услышавшая возню. Увидев сына, подвергшегося сексуальному нападению, она в ужасе выбежала вон и сразу позвонила в полицию. Джон запаниковал, вскочил в автомобиль и приказал Лесу Энтони отвезти его к Питеру Брауну в Мэйфэйр. Ворвавшись в дом к управляющему делами группы, Джон потребовал, чтобы тот немедленно организовал ему выезд из страны.

Тем временем на Чепел-стрит прибыла полиция. Представителей власти встретил Брайен. Тщательно выговаривая слова с безупречным акцентом жителя лондонского Вест-

Энда, он объяснил, что тревога была ложной: его мать, неважно чувствующая себя после недавней смерти мужа, не поняла, что происходит, когда застала сына за дружеской возней со старым приятелем. Брайен принес полисменам свои извинения и выпроводил их за дверь.