Капитан ушел, а полковник вызвал Капустина.

Лев Капустин вошел, когда Дорохов читал документы о Борисе Воронине, оставленные капитаном. Полковник молча кивнул ему, указал на стул, а сам углубился в справку. В ней не было ничего интересного, вернее, почти не было. Александр Дмитриевич взял карандаш и синей жирной чертой дважды подчеркнул: место работы Воронина — отдел главного механика, тот самый отдел, где работал исчезнувший Степан Крючков и симпатичный Богданов. Взглянул на Капустина, тот, насупившись, сидел на краешке стула и ждал от Дорохова новых подвохов. «Видно, дошел до него вчерашний урок — пацан, совсем пацан, — подумалось полковнику. — Однако есть в нем что-то такое располагающее. Наверное, Кудрявцев со своими ребятами именно это и уловил». Дорохов подмигнул Левке:

— Ну, что нос повесил? Думаешь, снова мораль читать буду? Нет, брат, сегодня мне некогда. Есть деловой разговор.

Парень облегченно вздохнул и даже подался вперед:

— У меня к вам просьба.

— Давай.

— Порвите тот протокол, где я про Лаврова рассказывал. Я там все наврал.

— О протоколе потом. Хорошо, конечно, что сам решился об этом заговорить. Но сейчас у меня к тебе один очень важный вопрос. Не буду скрывать, что ответ на него явится проверкой твоей честности, Лева.

Капустин снова насторожился и не очень уверенно пробормотал:

— Спрашивайте.

— Я хочу знать, как и почему вы с Борисом решили оговорить Лаврова. Только если будешь отвечать, говори правду, как было на самом деле, или не отвечай совсем.

Капустин вздохнул, немного помолчал, рассматривая ногти своих пальцев.

— Расскажу. Что убили парикмахера, нам утром сказали. Мы с Борисом вышли из камеры умываться, а один малый, что сидел с Лавровым, как раз мусор выносил, после утренней уборки. Проходил мимо и шепнул про Сергея. Днем нас повезли на работу — овощи на базе перебирать. Сказали каждому, что за день полагается сделать, а Борька говорит: «Ты тут за двоих вкалывай, а я махну через забор и из дому пожевать чего-нибудь принесу да про Серегу узнаю». К концу работы вернулся, колбасы притащил и два батона, а узнать ничего не узнал. Потом через два дня снова домой рванул, а вечером лежим в камере, он и говорит, что Сергея убили дружинники. Они решили расправу устроить. Вот нас посадили, парикмахера убили, а потом за других примутся, ну, за тех, кто в беседке собирается. Полежали, поговорили и решили пойти к капитану и немного поднаврать на «очкарика», чтобы он не выпутался.

— Кто предложил, ты или Борис?

Наверно, впервые в жизни Левка на подобный вопрос ответил искренне и без сомнений:

— Борис, но и я, конечно, согласился. — Капустин все-таки не смог удержаться от привычки выгораживать приятелей.

— Кстати, расскажи, Лева, что за ребята в беседке собираются.

— Наши заводские. Приходят туда, песни поют, на аккордеоне и гитарах играют. Кто с бутылкой, но больше так. Из дворов гоняют, говорят — спать не даем. Из подъездов тоже. Во Дворец культуры без билетов не пускают. Вот и идут в беседку. Выпить соберутся, вдвоем, втроем сложатся на бутылку — ив беседку. С четырьмя рублями в ресторан разве пойдешь? Да и не пустят, если прямо со смены. В кафе или буфете можно, конечно, закуску взять, но водку увидят — и прогоняют. Куда идти? В беседку. Там и посидеть, и поговорить можно.

— В карты играют?

— Не только в карты, но и в домино.

— А кто там у вас всем заправляет?

— Гена и еще Зюзя.

— Они что же, судились?

— Почему судились? — неподдельно удивился Капустин. — Гена песни всякие сочиняет, музыку придумывает. Он даже на конкурс послал, только вот ответа до сих пор нет. В Доме культуры он знаете какой джаз организовал! А потом поссорился с директором, и тот его выгнал.

— А кто такой Зюзя?

— Васька из автобазы. У него есть маленькая записная книжка, и он туда сокращенно анекдоты записывает. Как услышит новый, так в книжку. Хочет потом, под старость, напечатать.

— А судимых там много?

— Есть, — смутился Капустин. — Вот я судимый, потом Борька Воронин, еще Толик, Лешка недавно из колонии вернулся.

— А из взрослых кто?

— Взрослые тоже приходят. Степан Крючков на гитаре хорошо играет. Федя — баянист. Иногда парикмахер заходил. Многие бывают.

— Ты меня не понял, Лева. Кто из постоянных посетителей беседки — взрослых я имею в виду — раньше судился?

— Степан Крючков судился за драку, парикмахер — за кражи. Дядя Леша приходил. Он после войны за вооруженные налеты двадцать лет отсидел. Только он еще в прошлом году в Сибирь завербовался. Жалко, что уехал: хорошие песни знал и рассказывал занятно.

— А о преступлениях у вас идет разговор?

— Бывает. В прошлом году, когда обворовали наш трикотажный магазин, мы все гадали, чья это работа.

— Ну, и как?

— Решили, что «залетные». Ну, теперь там, наверное, только и разговору про Лаврова да Серегу-парикмахера. Мы-то уж с Ворониным вторую неделю в беседке не были, здесь, в милиции, живем.

Дорохов изучающе смотрел на Капустина и думал. Спросить у него или не спросить о записках, которые носил Воронин Славину? И решил: «Рано еще. Спрошу после разговора с Борисом». Отправляя Капустина в камеру, полковник его предупредил:

— О нашем разговоре чтоб никому ни слова. Особенно Борису.

— Ладно, — не очень уверенно ответил Левка.

Дружинники продолжали работу. Они заходили в квартиры, спрашивали, выясняли. Но им явно не везло. Мальцева и Звягин снова отправились в подъезд, где были накануне. Они несколько раз звонили в квартиру Крюкова, надеясь, что, может быть, кто-то откликнется. Но раскрылась дверь соседей. На пороге появилась вчерашняя знакомая, Александра, и сразу полился словесный ливень:

— Вы зря звоните. Он еще не приехал. Я его тоже жду: вдруг ему не повезло и он приедет с Олечкой. Вот тогда я ему буду нужна, как воздух. Он скажет: «Олекса, присматривайте за моей девочкой», — и мы вместе с Егором будем присматривать.

— Ты меня звала, Лесинька? — За спиной женщины появился ее тщедушный супруг.

— Нет, Егор, я тебя не звала. Я говорю молодым людям, что жду, когда Степан отдаст нам свою дочку.

— Тогда почему мы все тут стоим? Почему мы не зовем молодых людей в квартиру?

— А может, молодые люди торопятся, — возразила женщина.

— Мы действительно торопимся, — начала Зина, но ее остановил Звягин.

— Если можно, мы зайдем, — сказал Павел и чуть ли не насильно втолкнул в дверь Мальцеву.

В комнате Звягин обратился к хозяину:

— Вчера вы, Егор, Егор… — Парень забыл отчество и мучительно старался вспомнить.

— Михайлович, — с поклоном подсказал пожилой мужчина.

— Вчера, Егор Михайлович, вы говорили, что после вас туда… ну, на место, пришел молодой мужчина.

— Ничего он не говорил, — перебила Звягина хозяйка. — Это я говорила. Ну, пришел. Так и что? Вы знаете, сколько там сбежалось народу?

— Подожди, Александра. Раз молодой человек спрашивает, ему нужно рассказать подробно.

— Нет, вы подумайте! — всплеснула руками женщина. — Ему мало, что мы все подробно написали, ему еще надо рассказать! Егор, я прошу тебя, иди и ложись в постель и не волнуйся, я расскажу сама все, что надо.

— «Надо, надо»! — ворчливо повторял Егор Михайлович, нехотя удаляясь.

Женщина, завладев полем брани, победно взглянула на дружинников:

— Вы хотите знать подробности? Так прочтите протокол, там гражданин следователь все записал на двух страницах. Он записал, я прочла и расписалась. Больше мы с Егором ничего не знаем…

Звягин хотел что-то спросить, но теперь уже Мальцева чуть ли не насильно вытащила из его квартиры.

— Павел, они определенно что-то скрывают.

— Честно говоря, я тоже так подумал и хотел поговорить…

— Бесполезно, — махнула рукой Зина. — А ты завтра как работаешь? С утра?

— Нет, во вторую.

— Тогда придем пораньше, и, как только женщина уйдет, мы и поговорим.