— Но почему же, почему? — начинает злиться Антони Клифтон. — Разве вы не запрограммировали в его электронной памяти трех законов роботехники, подсказанных кибернетикам известным фантастом Айзеком Азимовым?

— Кто же из уважающих себя кибернетиков не знает этих законов? Один из них гласит: «Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред». Вы этот закон имеете в виду?

— Да, этот. Он у Азимова считается Первым. И еще два: «Робот должен повиноваться всем приказам, которые отдает человек…», в данном случае вы, его хозяин, «…кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому закону». И Третий закон: «Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в какой это не противоречит Первому и Второму законам». Почему же вы пренебрегли этими разумными рекомендациями Айзека Азимова, который, как вы и сами знаете, не только писатель-фантаст, но и крупный ученый-биохимик?

— Не спорю, все эти законы Азимова очень разумны, но если бы я запрограммировал их в электронном мозгу моего «Чарли», он был бы всего лишь моим электронным рабом, а не той «личностью», какой я его создал.

— Однако «личность» эта оказалась слишком своевольной, — усмехается Клифтон. — Правы, пожалуй, материалисты, утверждая, что свобода есть осознанная необходимость.

— А вы сами-то уж не марксист ли? — интересуется кибернетик, всматриваясь в Клифтона пристальным взглядом, будто он разговаривал до этого с кем-то другим.

— Нет, мистер Харт, я всего лишь здравомыслящий человек, который, кстати, не верит ни одному вашему слову. А о свободе как об осознанной необходимости сказал, по-моему, Спиноза, и было это еще за два столетия до Маркса.

— Я не философ, мистер…

— …Клифтон, — подсказывает Антони. — Извините, что забыл представиться.

— Я не философ, мистер Клифтон, и потому не очень разбираюсь во всех этих тонкостях, — брюзжит кибернетик, мелкими шажками прохаживаясь перед Антони по своему кабинету. — Но что касается бегства от меня «Чарли», в этом вы напрасно сомневаетесь. Это сущая правда.

— Что, однако, толкнуло его на это? Неужели не сошлись характерами?

— Зачем же так грубо шутить, мистер Клифтон? — укоризненно покачивает Харт лысой головой, почти зеркально отражающей светлые прямоугольники окон. — Все гораздо прозаичнее. Мой «Чарли» оказался жертвой детективных романов и телевидения…

— Это, знаете ли, тоже похоже на не очень остроумную шутку, — снова начинает злиться Антони Клифтон. — Вы морочите мне голову вот уже почти целый час, а Питер Дрэйк давно ждет от меня сообщения о вашем согласии продать нам «Чарли».

— Ну, этого-то он никогда бы от меня не дождался! Даже если бы «Чарли» не сбежал. Но «Чарли» исчез, и мне нет никакого смысла дурачить вас. А в том, что это именно он ограбил городской банк, вы можете сами убедиться, полистав вот этот детектив. «Чарли» с большим интересом прочел его перед тем, как покинуть меня.

С этими словами Харт берет со стола книгу в яркой суперобложке и протягивает ее Клифтону.

— Да тут чтения часа на два! — восклицает Антони, перелистывая страницы.

— Не обязательно читать все. Прочтите только то, что я подчеркнул.

— Тогда позвольте мне срочно позвонить мистеру Дрэйку?

— Какими интеллигентными стали гангстеры! — восхищается Харт. — В квартиру вламываются без спроса, а для того, чтобы воспользоваться телефоном на моем столе, спрашивают разрешения.

— Я же вам сказал, что я не гангстер! Я…

— Хорошо, хорошо, не надо нервничать. Я не хотел вас обидеть. Звоните, пожалуйста, телефон к вашим услугам.

Все еще недовольно косясь на Харта, Клифтон торопливо набирает номер Питера Дрэйка.

— Это я, сэр. Ничего пока не могу доложить. Разбираюсь… Да, да, понимаю вас… Я и так не очень церемонюсь, все же надо разобраться… Слушаюсь, сэр! Доложу все подробно не позже чем через час… Нет, нет, никакой помощи не нужно, справлюсь сам.

Положив трубку на аппарат, Клифтон снова берется за детектив, недовольно ворча:

— Даже если бегло полистать этот том…

— Я же вам сказал, что это не обязательно. Видите мои пометки? Только эти места и читайте, и вам все станет ясно.

Клифтон садится в кресло у окна и внимательно перечитывает по нескольку раз подчеркнутые абзацы. Кибернетик настороженно следит за выражением его лица. А когда Антони начинает хмуриться, с трудом удерживается от желания что-то объяснить, видимо догадываясь, что именно могло вызвать недоумение консультанта по научно-техническим вопросам всесильного, ни перед чем не останавливающегося Питера Дрэйка.

Но вот наконец Клифтон откладывает книгу в сторону. Однако, прежде чем он успевает задать Харту свой первый вопрос, кибернетик, с трудом дождавшийся этого момента, восклицает:

— Ну, что я вам говорил! Разве не точно так совершено ограбление нашего банка, как это описано в повести Малкольма Бертона? Даже сумма похищенного почти совпадает. Мой «Чарли» тоже ведь взял из главного банковского сейфа более миллиона долларов, как о том сообщают газеты.

— А откуда «Чарли» добыл аппарат для резки металла? Тоже похитил в мастерской металлоремонта, как герой повести Бертона Том Маккертен?

— В том-то и дело, мистер Клифтон! Я специально звонил в почти такую же мастерскую, принадлежащую мистеру Миллзу. Она недалеко отсюда. Всего в двухстах метрах. Мы с «Чарли» не один раз проходили мимо нее.

— Ну, и что ответил вам Миллз?

— Ругался страшно…

— А кого он подозревает?

— Никого пока. Считает, что это кто-нибудь из посетителей мастерской. «Что вы хотите от гангстеров, — сказал он мне, — когда, казалось бы, самые добропорядочные граждане нашего города тянут все, что только возможно, стоит лишь отлучиться на минутку из мастерской».

— А в полицию он заявил об этой краже?

— Говорит, что заявил. Я, конечно, не проверял, но ваш босс может это проверить, у него в полиции все свои…

— Я же предупреждал вас, мистер Харт! — повышает голос Антони Клифтон.

— Ну что вы сердитесь, — пожимает хилыми плечами Харт. — Это всему городу известно.

— Меня совершенно не интересует, кому это известно, а вас я прошу…

— Хорошо, хорошо, не буду. Но пусть все-таки Питер Дрэйк позвонит в полицию. Я не сомневаюсь, что там подтвердят заявление Миллза о пропаже из его мастерской аппарата для резки металла.

— Да, — говорит Дрэйк, опуская телефонную трубку, — Миллз звонил в полицию, и они посылали к нему лейтенанта Ричардсона. Лейтенанту, однако, не удалось установить, чьих рук это дело. Итак, что же у нас получается?

— Получается, что Клиффорд Харт, пожалуй, прав, — отвечает Антони. — Его «Чарли» и в саком деле мог совершить ограбление банка, хотя лично я все еще не могу этому поверить.

— А я уже не сомневаюсь больше, что сделать это мог только «Чарли». Но зачем, с какой целью? — размышляет вслух гангстер. — Зачем ему доллары? Что он будет с ними делать? Иное дело, если бы ограбил банк я сам или мои ребята. Такого вопроса и не возникло бы.

— Его и нет, этого вопроса, мистер Дрэйк. Роботу деньги, конечно, ни к чему. У него это маниакальная идея, возникшая по вине его конструктора, запрограммировавшего ему «свободу воли»…

— Ну и кретины же все эти мечтатели о какой-то дурацкой «свободе воли»! — раскатисто смеется Питер Дрэйк. — Вот взять, к примеру, хотя бы нас, гангстеров. Мы вроде бы вольные птицы. Для нас не существует ни общепринятой морали, ни даже страха перед полицией. А ведь и мы не очень-то вольны. Мы тоже действуем в жестких рамках реальной обстановки.

— У марксистов на этот счет четкая точка зрения. Они считают, что свободна не та воля, которая исходит лишь из желания субъекта, а воля, которая ставит свои цели в соответствии с объективной необходимостью.

— А что вы думаете, марксисты, а точнее, коммунисты очень трезво мыслящие люди, — серьезно говорит Дрэйк. — Будь они у власти, нам пришлось бы туго. Это уж вне всяких сомнений. Ну, а что все-таки будет делать теперь хартовский «Чарли»? Герой повести Малкольма Бертона, как я понял с ваших слов, какой-то свихнувшийся тип, считающий, что все зло в мире от денег. Он, значит, грабил банки по идейным соображениям — для того, чтобы сжигать доллары? Правильно я понял смысл повести Бертона? Тогда надо ожидать, что и «Чарли» сделал или сделает то же самое — уничтожит доллары. Однако этого пе только полиция, но и мы не можем ему позволить.