Но после меня все-таки усаживают за фортепьяно. Я играю не очень: в детстве учили, забыть, конечно, невозможно, как, допустим, разучиться кататься на велосипеде и плавать, но умения у меня, скажем прямо, маловато. Наконец мне это надоедает. Невзирая на просьбы, я встаю из-за рояля.

— Ну, я плохо умею играть, что не понятно? Вон младших моих попросите: Ариша очень неплохо играет…

Но Арина занята очень важным делом. Она пытается решить: подходит к платью, привезенному мной из Петербурга, кулон, подаренный Максом и Светой, и потому ей вообще нет дела до всего окружающего. Пожилая Любина родственница, кажется, двоюродная тетка, было садится к роялю, но то, что ей удается извлечь из инструмента, музыкой назвать сложновато. От этих звуков Танкист, прибывший вместе со мной в отпуск, гордо встает и отбывает на кухню, спасая остатки ушей. Да черт с этим роялем, нам и без танцев неплохо. Макс, передай коньяк, будь так добр…

— Господин, разрешите? Я могу попробовать — слышу я робкий голосок.

Около меня стоит Глаша. Она хочет играть на рояле?

— Милочка, а ты умеешь?

— Да, немного, — видно, что ей очень хочется.

Ну, что ж, я человек не жадный. Хочется бедолаге — пусть поиграет.

Жестом я разрешаю ей сесть за рояль. Уже по тому, как она садится, как кладет руки на клавиши видно, что играть она умеет. По крайней мере, не хуже меня…

Да нет, я ошибался. Она играет лучше, намного лучше. Мелодия вальса Штрауса то набегает волной, то рассыпается звонкими брызгами, то победно гремит, словно медью фанфар. Закончив один вальс, она тут же начинает другой, третий и так дальше и дальше без передышки. Потом наступает черед танго.

— Ну, разве я не умница? — спрашивает меня Люба, жарко дыша мне в ухо. — Видишь, какое сокровище я приобрела? А она еще и вышивать умеет, и шить…

В самом деле, девчонка — молодец! Играет прекрасно. И на вид — очень ничего. Надо будет напомнить Любе, чтобы проследила за Севкой: парень повзрослел, и мне не хотелось бы, чтобы он подглядывал за прислугой, или того хуже — влюбился в нее…

Наконец, Глаша прекращает игру и уходит на кухню. Я следую за ней.

— Глаша, спасибо — говорю я совершенно серьезно, когда девушка останавливается. — Где ты научилась так играть, если не секрет?

Она смотрит на меня, а потом тихо произносит:

— Дома, в Букурешти, я училась в консерватории… господин полковник.

— В консерватории?

— Мой отец был генералом румынской армии, господин полковник. Ионел Мунтяну. А я — его дочь, Мариула.

Она смотрит на меня с какой-то нечеловеческой покорностью. Наверное, если бы я приказал ей сейчас раздеться и плясать голой, она выполнила бы это с тупой покорностью. А если бы я потребовал чего-нибудь другого, то и это получил бы немедленно…

Пожалуй, стоит подумать о том, чтобы убрать эту девицу из нашего дома. Эта «Глаша», конечно, девушка из порядочной семьи, но Всеволод-младший уже не в том возрасте, чтобы в доме была ТАКАЯ прислуга. Люба, может быть и огорчиться, но я, пожалуй, позвоню о. Спиридону, чтобы ее поскорее забрали обратно в монастырь…

Через два дня мы убываем к местам будущих боёв. Будем высаживаться в Англию. Операция «Зеелёве». Пора англичанам дать ответ за Версальский позор. Многие наши части уже погрузились на огромные шестиосные платформы и сейчас считают указатели из окон вагонов, отмеряя километры, оставшиеся до Ла-Манша. А мы сейчас идём в город. Наше начальство в лице гауптштурмфюрера Хенке непонятно почему расщедрилось и выдало нам увольнительную. Поэтому мы облачены в парадную форму с розовыми галунами и наши любимые береты. Поправляю галстук, смотрясь в витрину кондитерской братьев Рагаццо. Она уставлена всякими сладкими вещами неописуемой красоты: тончайшие кремовые кружева покрывают поверхность разных тортов, пирожных и печений. Стоят вафельные вазы, до краёв заполненные прозрачной карамелью и шоколадными батончиками. Невольно рот заполняется слюной и я непроизвольно сглатываю. Мои спутники костяся на витрину и их лица становяться невольно-мечтательными. Все мы почти одногодки, ещё помним пустые полки магазинов времён Веймарской Республики, когда самым изысканным лакомством считался ломтик свекольного эрзац-мармелада или кусок обыкновенного сахара. А сейчас такое изобилие… Внезапно открывается стеклянная дверь гостиной и из неё появляется толстяк в белоснежном колпаке и таком же халате. У него в руках поднос, доверху засыпанный сладостями. Невольно мы замираем на месте. Владелец кондитерской подходит к нам:

— Добры дене, синьоре!

Мы вразнобой здороваемся:

— Гутен таг! Гутен абен! Здраствуйче!

Это уже я блеснул знанием русского языка. Толстяк действительно оказывается одним из хозяев кондитерского магазина. Его зовут Паоло Рагаццо. У него двое сыновей, которые служат в морском флоте Дуче и в авиации. Он увидел нас у витрины и решил угостить доблестных германских союзников, которые помогли Великой Италии разгромить эфиопских мятежников. О, нет! Не надо никаких денег. Он патриот, а мы для него всё-равно, что дети. Тут из его глаза скатывается предательская слеза. Паоло сентиментален не меньше, чем мы, немцы. Искренне благодарим щедрого хозяина. Откуда ни возьмись появляется моментальный фотограф и делает нам фотографию- дядюшка Паоло в центре и мы по краям. Он тоже не берёт ни пфенинга за свою работу, и мы расписываемся на фотографии на память. Синьор Рагаццо с гордостью повесит её в своём магазине…

Сейчас идём зелёным улицам города. Зелёным не в смысле цвета, а в смысле того, что все улицы обсажены множеством деревьев самых разных пород. Поэтому несмотря на сильную жару дышится легко. Вся публика одета в лёгкие светлые костюмы и платья. Девушек и молодых женщин очень много. Они ласково и призывно улыбаются нам. Мужчин поменьше, но тоже хватает. Правда, большинство из них либо тоже в военной форме, либо в партийных мундирах, поэтому постоянно приходиться отмахивать честь. И честно говоря, это начинает надоедать, но всё-равно, нравится. Неожиданно выходим на берег Волги. Всё-таки не зря у союзников столько песен про неё. Сам вид реки бескрайней шириной внушает искреннее почтение. Где-то посередине фарватер, по которому бесконечной колонной вверх и вних по течению тянутся многочисленные буксиры, танкеры, баржи, прогулочные теплоходы Величественно и красиво… Мамаев Курган над рекой тоже красив, но нам интересна картина внизу, на песчаной полосе пляжа. Это великолепно оборудованное место для купания. Не хуже, если не лучше, чем у нас в Берлине на Ванзее. Множество кабинок для переодевания, шезлонги. Кое-где даже поставлены детские карусели, водяные колёса и вышки для прыжков в воду. Всё это великолепие заполнено множеством народа, который наслаждается отдыхом. Ведь сегодня выходной…

Мы спускаемся вниз по широкой лестнице, попавшийся патруль проверяет наши документы, затем отдаёт честь и исчезает. Наконец-то мы можем насладиться отдыхом! Первым делом, пройдя за ограду мы находим лоток по продаже купальных трусов. Ого! Такого мы ещё не видели- последняя новинка от "Фарбен Индустри", великолепные трусы из синтетической ткани. И стоят дёшево, всего пятнадцать пфенингов! Выбрав себе понравившиеся расцветки мы быстро переодеваемся в специальных кабинках, затем берём лежаки и организуем себе место. Наши загорелые на постоянных тренировках и ПХД тела можно сказать, не выделяются на фоне других, поэтому без мундиров мы практически не привлекаем к себе особого внимания. Что нам нравиться. Появляется продавец прохладительных напитков, у которого мы берём в складчину ящик ледяного «Бадаевского» пива. Боже! Как хорошо! Просто великолепно! Появляется ещё один лоточник, у него раки. Да… Наш командир всех приучил к ракам. Смеёмся, вспомнив как наш гаупт разыграл своего денщика Шульца с пьяными раками. После того, как все распили по первой бутылке мы идём в воду. Она восхитительно прохладна. Выясняется, что плавать как русские, сажёнками, так это у них называется, мы не можем. У нас свой стиль. Но это не мешает нам плескаться с наслаждением. Забыв обо всём мы веселимся как дети, плескаясь в прозрачных волжских струях. Затем идём на пляж и располагаемся на лежаках, жаль, что пиво вскоре кончается, а лоточник куда-то запропастился. Неожиданно к нам подходят две девушки в одинаковых купальниках синего цвета и приглашают присоединиться к игре в волейбол. Мы с восторгом принимаем это предложение. Наши мундиры спрятаны под лежаками, и они видя, что мы иностранцы, тем не менее не знают, что мы военные. Знание же нашего языка у них просто великолепное. Одна, та, что повыше, вообще разговаривает на верхнебаварском диалекте. Все становятся в круг и вскоре мячик летает над весёлой толпой молодых дюдей. Я не стал играть. У меня это плохо получается. Поэтому я просто наблюдаю за игрой. У меня на языке вертиться вопрос, почему все эти девушки в одинаковых купальных костюмах? Впрочем, мы тоже трусах одного вида, только расцветки разные. Хотя, может просто команда какая-нибудь спортивная…