– Не так быстро, ласточка, – предостерегающе сказал Форбс, – ты уже не имеешь права находиться здесь, так что, боюсь, мне придется тебя выкинуть. Видимо, я так и поступлю.

– Элаю это не понравится, – заметил кто-то из мужчин.

– Кто-нибудь должен быстро пойти к Эрлине и сообщить мистеру Мак Катчен, – сказал другой.

Бонни вздрогнула при упоминании имен Элая и Эрлины, от чего довольная улыбка появилась на лице Форбса. Он словно провоцировал ее.

– Мистер Мак Катчен обладает большей выдержкой, чем я предполагал, – сказал Форбс, – иметь законное право разделить с тобой ложе – и удержаться! Да он просто святой… или дурак.

– Конечно! – воскликнул один из мужчин. Затем и другие начали высказываться по поводу Элая. Бонни все же удалось сохранить самообладание.

Она вскинула подбородок и вырвала руку у Форбса. С вызовом, взглянув на него, она крикнула:

– Кэтти!

– Разговор с ней ничего не даст тебе, – небрежно заметил Форбс. Он явно наслаждался спектаклем, но в его прищуренных глазах светилась затаенная злоба. – Она разочаровалась в тебе, Ангел, и деньги, которые она сможет заработать здесь, слишком привлекательны для нее.

Бонни знала: Кэтти слишком молода и неопытна, чтобы иметь дело с таким, как Форбс. Несмотря на множество прочитанных книг, девочка не знает жестокой реальности жизни.

Бонни окончательно убедилась в этом, когда Кэтти появилась наверху, одетая в жалкое платье из тафты и боа из перьев. Взглянув на Бонни, она гордо подняла голову. Бонни невольно вспомнила, как сама была своевольна в четырнадцать лет.

Кэтти, рассматривая ногти на руках, сделала вид, что ей очень скучно.

– Из-за чего такой шум? – спросила она, зевая. Бонни не собиралась говорить с ней об опасностях этого заведения. Она знала, что это – пустая трата времени. Кэтти подло обманули, пообещав ей позаботиться о ее будущем, и был только один способ удержать ее от прыжка в этот омут. План, неожиданно придуманный Бонни, годился и для другой цели.

Форбс наблюдал за Бонни, выражение его лица было то самодовольным, то неуверенным.

– Займитесь делом, – приказал он рабочим, приводящим в порядок полы в танцзале. Затем он окинул встревоженным взглядом толпу, теснившуюся у дверей. – Эй вы! Покупайте пиво или убирайтесь отсюда к черту!

Народ неохотно разошелся, а в танцзале снова застучали молотки и завизжали пилы.

Кэтти стояла наверху, прислонившись к балюстраде, но вид у нее был уже не столь уверенный.

– Почему вы не пригласили меня на свадьбу, мэм? – спросила она. – Ведь мы были друзьями.

Вот оно что! Бонни вздохнула.

– Извини, Кэтти, у меня и в мыслях не было обидеть тебя, но все произошло так быстро…

Тут вмешался Тат:

– Надень свою обычную одежду, Катрин, – твердо сказал он, – ты похожа на потаскушку в этом наряде.

Кэтти вспыхнула и стала медленно спускаться.

– Ты знаешь, сколько денег я заработаю здесь за два года? Вполне достаточно, чтобы купить домик…

Бонни повернулась к Форбсу, предоставив Тату и Кэтти разбираться во всем самим.

– У меня есть к тебе предложение, – начала она.

Форбс насмешливо улыбнулся.

– Ангел, Ангел… как я мечтал услышать это!

– Не пренебрегай удачей, Форбс, – шепнула она, – я готова вернуться сюда и стать «шарманкой» вместо Кэтти.

Брови Форбса взлетели так высоко, что почти исчезли под прядью волос, упавшей на лоб.

– Ты и впрямь решила, что я рехнулся, Ангел! Неужели ты думаешь, что мне нужны неприятности?

Бонни невинно улыбнулась.

– Каких неприятностей ты ждешь, Даррент? – спросила она.

Форбс иронически посмотрел на нее, повернулся на каблуках и направился в бар. Бонни пошла за ним и увидела, что он, обойдя новую стойку, взял бутылочку чистейшего шотландского виски.

– Будь все проклято, Бонни! – отрезал он. – Не считаешь ли ты меня простаком? Я знаю, куда ты клонишь, так что избавь меня от этого.

Бонни подавила улыбку. Много лет назад, еще в Лоскутном городке, она могла, строя глазки Форбсу, очаровывать его до того, что он готов был подарить ей все, начиная от карандашей и кончая дешевыми сладостями. Сейчас она делает то же самое, и, как ни странно, это все еще срабатывает. Она склонилась над стойкой.

– Ты боишься Элая, да?

– Клянусь Богом, конечно, боюсь, если это связано с тобой! – взорвался Форбс, резко поставив бутылку. Откупорив ее, он наполнил стакан. – Не знаю, что за дьявольщина творится с вами. Возможно, Элай очарован женскими талантами Эрлины Кэлб, а может и нет… но я не стану помогать тебе мстить ему.

– Подумай о деньгах, которые ты получишь, если я вернусь сюда.

Форбс нахмурился и налил себе двойную дозу шотландского.

– Я зарабатываю гораздо больше как управляющий заводом. Мне неохота вновь оказаться за воротами – с меня хватило и первого опыта, заметь это, дражайшая.

– Элай никогда не выгонит тебя за это, – сказала Бонни. – Пора бы тебе понять, что мой муж не смешивает личную жизнь с деловой.

– Взгляни на это, – Форбс указал на маленький шрам под правым глазом, – это свидетельствует о другом.

– По-моему, это прибавило тебе очарования: шрамы придают мужчине значительный вид, а это всегда нравится женщинам, – серьезно заметила Бонни. Протянув руку, она коснулась шрама кончиком пальца. – Я хочу танцевать, Форбс, пожалуйста!

Форбс задумчиво тянул виски.

– Готов признать, что потерял многих клиентов с тех пор, как ты ушла, но ты явно заблуждаешься, думая, что Элай Мак Катчен закроет на это глаза и позволит своей жене танцевать в «Медном Ястребе». Это взбесит его.

– Может быть.

Форбс прислонился к стене бара и мрачно спросил:

– Зачем это тебе, Бонни? Ты что, устала от жизни?

Бонни вздохнула.

– Ты прав, я хочу отомстить. Нет смысла отрицать это.

Форбс наслаждался тем, что угадал правду.

– Хорошо, Ангел, будь по-твоему! Но предупреждаю: когда Элай Мак Катчен разнесет эти двери, я и пальцем не шевельну, чтобы защитить тебя. Более того, я заставлю тебя оплатить причиненный ущерб.

– Как насчет Кэтти? Она слишком молода, чтобы работать здесь.

Форбс что-то обдумывал.

– Она прекрасная девочка, Бонни, и могла бы привлечь не меньше клиентов, чем ты.

Бонни выложила главный козырь.

– Как ты думаешь, что скажет Элизабет, когда я расскажу ей грязную историю о том, как ты ради прибыли пользуешься невинными девочками?

Форбс побледнел.

– Но, – весело продолжала Бонни, – один добрый поступок, возможно, склонит мисс Симмонс закрыть глаза на некоторые твои… недостатки.

– Эту женщину не поколеблет ничто: разве только я спалю это заведение и построю на пепелище пристанище для влюбленных, – пробормотал Форбс.

– Ты действительно любишь Элизабет, Форбс?

Ей показалось, что Форбс хочет уйти, но он, тяжело вздохнув, ответил:

– Да, это удивительно, поскольку так много лет я любил тебя.

Бонни пропустила это мимо ушей.

– Так что же ты собираешься делать?

Форбс выглядел таким несчастным, что Бонни стало жаль его.

– Надеюсь, что все обойдется, – сказал он.

– Может, и нет, – заметила Бонни.

Время признаний миновало. Форбс насмешливо улыбнулся и поднял стакан.

– За тебя, Ангел! Возможно, когда-нибудь, ты будешь рассказывать внукам захватывающую историю о своем возвращении в «Медный Ястреб».

Бонни кивнула.

– Надеюсь, и у тебя будут внуки, – ответила она и повернулась к выходу.

– Подожди минуту, Бонни.

Она остановилась.

– Твои наряды пострадали от наводнения. Поднимись наверх и посмотри, нельзя ли приспособить что-нибудь из того, что предназначалось для Кэтти.

Бонни кивнула.

– Могу ли я сказать Кэтти, что ты хочешь видеть ее?

– Клянусь адом, нет, – ответил Форбс, и бутылка звякнула о стакан, – скажи ей, чтобы отправлялась домой и вышивала кухонные полотенца для своего приданого.

Улыбнувшись, Бонни взглянула на своего вечного врага.