Бонни не могла сердиться на Сэта, особенно сейчас, когда он спас ее от неминуемого краха. Она опустила глаза.

– Не порть мне настроение, Элай, – мягко попросила она, – пожалуйста.

– Я хочу поговорить с тобой наедине, чтобы никого не было поблизости: ни Сэта, ни Джиноа, ни Вебба Хатчисона. Кстати, знаешь ли ты, что Форбсу известно о тебе все: где ты и что ты делаешь?

Бонни вспомнила ту ночь, когда к ней на кухню явился Элай, и вспыхнула. Не дай Бог, чтобы Форбс или кто-то другой узнал об этом.

– Мы с Форбсом вместе росли. Другие мальчишки любили ловить пауков или играть в шарики, но Форбс был занят только одним: подсматривал за мной.

– Не могу осуждать его за это, – пробормотал Элай. – Думаешь, теперь он этого не делает?

Бонни невольно улыбнулась.

– Форбса трудно понять.

Что-то Элаю явно не понравилось, он нахмурился.

– Я думаю, этот прохвост не прочь жениться на тебе.

– Возможно. Форбс не раз делал мне предложение, но, кажется, давно понял, что нам не суждено быть вместе.

– Конечно, ведь ты принадлежишь Веббу!

Бонни почувствовала, что краснеет.

– Так вот, Элай, если ты будешь донимать меня Веббом, я просто выйду на следующей остановке.

– Ведь ты не жена Вебба, не так ли? – настаивал Элай. Сейчас в его голосе не было издевки, напротив, Бонни поняла, что он страдает.

Бонни вздохнула. Она не умела лгать, а эта ложь была для нее особенно неприятна.

– Да, я не жена Вебба.

Радость Элая вызвала у нее раздражение.

– Но это не значит, что я не хочу выйти за него замуж, – быстро добавила Бонни, – он просил моей руки, и я, возможно, отвечу согласием.

– Почему?

– Почему? – разозлившись, повторила Бонни. – Да потому, что Вебб Хатчисон – прекрасный человек, добрый и честный! Он сможет обеспечить нам с Роз нормальную жизнь.

Упоминание о Роз было ошибкой. Бонни сразу поняла это. Глаза Элая сузились, в них снова загорелся недобрый огонь.

– Ты не любишь его, – отрезал он.

– Откуда ты знаешь? – Неужели этот напыщенный осел думает, что он единственный, кого она может любить? Если так, он, конечно, прав, но Бонни ни за что не даст ему этого понять. Никогда! – Мы с Веббом нравимся друг другу.

Элай несколько сник и нахмурился.

– Нравитесь друг другу, – пробормотал он.

Бонни решила подлить масла в огонь.

– Ты спрашивал меня на днях, воплю ли я с Веббом в постели, как и с тобой. Да, точно так же. Я не только воплю, я вою!

Она услышала, как кашлянул кондуктор. Бонни смутилась: ей не приходило в голову, что кто-то может услышать ее слова. Когда же она научится держать язык за зубами? Когда?

Элай засмеялся и покачал головой, словно удивляясь смущению Бонни.

– Следующая остановка – Колвил, – объявил кондуктор, в котором Бонни узнала мужа одной дамы из «Общества самоусовершенствования». Стоит ему передать жене слова Бонни, как поползут новые слухи. Бонни не могла взглянуть на Элая.

– Я ненавижу тебя, – бросила она, когда они вновь остались одни.

– Мы это проверим.

Бонни посмотрела, нет ли поблизости кондуктора. Убедившись, что вагон пуст, она пробормотала:

– То, что я тебе сказала, правда. Вебб доводит меня до неистовства своим пылом.

Элай поднялся, явно уверенный, что Бонни лжет. Он не выказывал ни злости, ни ревности. Элая не было несколько минут, но когда он вернулся, в его глазах светился опасный огонек.

Он сел рядом с Бонни и сжал ее лицо руками, заставив смотреть ему в глаза.

– Так кто же, Ангел, доводит тебя до неистовства своим пылом?

Его губы приблизились к ее губам. Она хотела сопротивляться, но думала только об Элае. Дрожь прошла по ее телу, соски набухли.

– Ты не посмеешь… кондуктор… Мы скоро будем в Колвиле…

Элай засмеялся, и Бонни почувствовала на своих губах его дыхание.

– Мы не доедем до Колвила в ближайшие полчаса, – ответил он, – а о кондукторе не беспокойся. Я дал ему денег, чтобы он здесь не появлялся.

Элай приник к ее губам и положил руку ей на грудь. Бонни чувствовала, как набухают соски под его ладонью, но вырваться не могла. Она застонала, перестав сопротивляться. Он целовал и ласкал ее, пока Бонни не стала отвечать на его ласки.

Слегка покусывая ее губы, Элай расстегнул ворот ее платья и засунул руку в лифчик. Другой рукой он задирал юбки.

Бонни дрожала. Что, если кондуктор вернется? Что, если поезд неожиданно остановится? «Я не могу допустить этого, здесь, в вагоне!» Но тело Бонни противилось рассудку. Оно жаждало ласк Элая и хотело еще большего.

– О! – простонала она, почувствовав, как палец Элая оттянул резинку трусиков, – о нет!

– О да! – сказал Элай, вновь прильнув, к ее губам, его рука скользнула в трусики. – Я хочу обладать тобой, Бонни, сейчас, здесь, немедленно!

– Ты не можешь… Ты не должен… о-ох!

Элай засмеялся, продолжая ласкать Бонни. Она постаралась сдвинуть бедра.

– Мы одни, Бонни, – шептал Элай, – ты, я и наша страсть.

Бонни отстранилась от него, жадно глотая воздух. Его пальцы доводили ее до безумия.

– Элай, пожалуйста, остановись. Я обманула тебя, я не занималась этим с Веббом… правда.

Элай наклонил голову и, как ребенок, припал к ее соску. Бонни зажала рот рукой, чтобы сдержать восторженный крик. Ее колени невольно раздвинулись. Она была в лихорадочном возбуждении и, оказавшись у него на коленях, широко раздвинула ноги. Он сорвал с Бонни трусики и расстегнул брюки.

Больше она не могла сопротивляться. С подавленным криком она впустила его в себя. В этот момент Элай застонал. Он запрокинул голову и закрыл глаза, его руки твердо держали ее бедра. Бонни чувствовала, как напрягаются мышцы его шеи, ей уже не было стыдно, она думала только о том, как отчаянно любит этого человека.

Они долго занимались любовью, но вдруг вагон покачнулся от внезапного рывка. Это привело их к мгновенной кульминации.

Почувствовав пресыщение и глубокий стыд, Бонни попыталась освободиться от Элая, но он крепко держал ее.

– Останься, – сказал он, – пожалуйста, останься. Его руки легли на плечи Бонни. Элай обнажил её до пояса, снял лифчик. И снова дрожь наслаждения прошла по телу Бонни, когда он начал ласкать ее обнаженные груди.

– Кондуктор… – пролепетала она.

– Не тревожься, Бонни, он и близко не подойдет к этому вагону, даже, если здесь вспыхнет пожар.

Бонни подумала, что это ее пожирает пламя, когда Элай прикасается к ней.

– Откинься, Бонни, я хочу тебя.

Бонни забыла обо всем. Запрокинув голову и, подавшись вперед, она, как кошка, заурчала от удовольствия, когда Элай припал губами сначала к одному соску, потом к другому. Он делал это нежно, внимательно наблюдая за ней. Войдя в нее, Элай постепенно ускорял движения, доставляя ей все большее наслаждение. Экстаз оказался настолько сильным, что Бонни громко застонала.

Элай, казалось, совсем обессилел. Бонни, вполне удовлетворенная, решила, однако, возбудить его, как это делал с ней он.

Она расстегнула его рубашку, запустила руку в плотные волосы и стала растирать кожу кончиками пальцев. Он смотрел на нее помутневшими глазами и застонал, когда она нагнулась и, опустив лицо к его бедрам, взяла в рот снова напрягшуюся плоть.

Спина Элая выгнулась, а тело содрогнулось – он испытал экстаз. Его руки сжали обнаженные груди Бонни, и он расслабился.

Бонни поднялась, надела лифчик и разорванные трусики. Хорошо, если резинка выдержит, и они не свалятся.

Элай сел, тяжело дыша. Наслаждаясь победой, Бонни потрепала его по плечу и застегнула его брюки. Она вспомнила, как прежде они занимались любовью в местах еще менее подходящих для этого, чем железнодорожный вагон. Они, впрочем, ни разу не попались, но риск, что это может произойти, всегда был. Опасность придавала их любовным играм особую прелесть. Только это, с грустью подумала Бонни, не изменилось и теперь.

Она испытывала чувство сладкой истомы, в душе не было ни стыда, ни сожаления. Бонни боялась одного – чтобы Элай не испортил этого какой-нибудь резкостью или, хуже того, не попытался вновь предложить ей деньги.