Положив трубку, Грегор Абуш спросил Тею:

– Как сейчас самочувствие?

– Стало чуть легче, – с вымученной улыбкой ответила Tea Кильсеймур. Нетрудно было заметить, что она вот-вот расплачется. Однако, уловив взгляд начальника полиции, Tea взяла себя в руки.

– Начнем нашу беседу, – тихо сказал Грегор Абуш, придерживаясь прежней сочувственной интонации. – О вашем прошлом мы уже вдоволь поговорили в предыдущий раз… Некоторые известные мне факты вашей биографии на сей раз не играют абсолютно никакой роли. Тем более, что согласно полученным мною сведениям последние девять лет вам не в чем себя упрекнуть. Этим хочу лишь подчеркнуть, что выслушаю ваши показания без всякого предубеждения. Разумеется, вы должны быть со мной полностью откровенны.

– Показания? – Tea Кильсеймур воспрянула духом. – Означает ли это, что я не арестована?

– Нет. Покамест, нет. И надеюсь, что мы вообще обойдемся без этого.

Я с удивлением взглянул на начальника полиции. Ведь несколько часов назад мы пришли к единодушному выводу, что на Тею Кильсеймур падают основательные подозрения. Зная, что не имею права вмешиваться в допрос, я все-таки не удержался:

– Грегор, я…

Он жестом приказал мне замолчать. После этого, передав Tee Кильсеймур запротоколированное свидетельство Оливера Дэрти, сказал:

– Сначала прочтите это.

Пока Tea Кильсеймур пробегала глазами протокол, я пристально следил за выражением ее лица и пришел к заключению, что версия Дэрти ей хорошо знакома. Надо признаться, я снова не удержался от язвительной реплики:

– Зачем тратить время на чтение того, что вам и так знакомо?

– Вы правы, – Tea Кильсеймур кивнула. – Альберт мне все рассказал. Но уже раньше я почуяла неладное. В последние дни перед ограблением банка Дэрти использовал любую возможность остаться с Альбертом наедине. Если в комнату входила я или мой муж, они оба сразу же смолкали.

– Ваш муж? Вы имеете ввиду Ричарда Бейдевана? – уточнил Грегор Абуш.

– Да, раньше его звали Виктор Вандейль… Раз уж вы собрали обо мне такие сведения, не имеет смысла что-то скрывать… А теперь о том дне, когда произошло ограбление. Когда Ричард собрался к Ионатану Крюдешанку по настоянию Дэрти, я вызвалась его проводить. Под предлогом доказать заклятому женоненавистнику, что нет правил без исключения. Я поспорила с Ричардом, что сумею очаровать банкира…

– А что скрывалось под этим предлогом? – спросил Грегор Абуш.

– Я прекрасно знала, что Ионатан Крюдешанк не пустит меня дальше порога. Попросту хотела воспользоваться этим случаем для встречи с Альбертом… Раз я решила быть откровенной до конца, то мне надо вам сказать еще кое-что. У меня… были интимные отношения с Альбертом, но я не хочу, чтобы вы думали, что это только постель. Мужа я уже давно с трудом выносила. Его деспотическая ревность, привычка обходиться со мной как с личной собственностью постепенно все больше отдаляли меня от него… Альберта я полюбила, насколько это возможно для женщины с моим пестрым прошлым…

Внезапно она разревелась. И я, и Грегор Абуш одновременно поспешили протянуть по носовому платку. Это получилось так забавно, что даже сама Tea Кильсеймур улыбнулась сквозь слезы.

– Как только за Ричардом захлопнулась дверь дома Ионатана Крюдешанка, я поспешила к Альберту, – продолжала она после паузы. – Зайти к нему я не решилась, ибо увидела в окно его вместе с Александром Луисом. Я не знала, что предпринять, и несколько минут, а может быть, всего минуту, стояла на улице… Альберт вышел сам. Я, естественно, обрадовалась, но…

Она замолчала, в глазах опять показались слезы. Вытерев их, она взволнованно шепнула:

– Но я сразу же поняла, что Альберт находится в почти невменяемом состоянии. Увидев меня, он изменился в лице. Не помню, что я ему сказала. Вначале он не хотел говорить ни о чем…

– А затем все-таки признался, не так ли? – спросил Грегор Абуш.

– Да. То, что мне раскрыл Альберт, полностью совпадает с показаниями Дэрти… Поняв, в чем дело, я принялась его уговаривать отказаться. Он и сам колебался, поэтому послушался… Что заставило меня удержать Альберта от этого рискованного шага? Я не желала, чтобы Альберт, ради которого я собиралась покинуть Ричарда, был бы замешан в аферу. Я чувствовала, что, несмотря на все заверения Дэрти, реклама все-таки будет с уголовным душком… Но самое главное, я боялась…

– Кого?

– Во-первых, я не слишком доверяла Оливеру Дэрти.

И потом, следовало считаться с человеком куда более опасным. Вся Александрия знает о вражде между Винцентом Басани и Ионатаном Крюдешанком. Понятно, что ограбление банка приписали бы именно ему. И стоило Винценту Басани пронюхать, какую роль в этом деле играл Альберт… – Она многозначительно умолкла.

– После того, как вы встретили Альберта у его дома, вы сразу же отправились с ним к себе? – спросил Абуш.

– Да. Я не предвидела, что Ричард так быстро вернется домой. Дальнейшее вам известно самим.

– А сейчас попрошу вас по возможности подробнее рассказать о том, что случилось вчера вечером, – по-прежнему мягко сказал Абуш. – Больше всего меня интересуют ваши гости.

– Честно говоря, мало что помню… Я нарочно старалась напиться как можно быстрее. Меня пугало предстоящее объяснение Ричарда с Альбертом… Тайком от мужа мы с Альбертом договорились рассказать ему все. А также объявить, что я твердо решила уйти. Да и другие страхи преследовали меня… Об убийстве Карпентера известно еще не было, но я – хотите верьте, хотите нет – уже предчувствовала, что Альберт против своей воли попался в хитроумно сконструированную ловушку. Только я могла засвидетельствовать его невиновность. Но кто бы поверил мне, если и сам Дэрти был убежден в вине Альберта. Он пригрозил Альберту передать его полиции, если тот не вернет похищенные деньги.

– Когда вы его в последний раз видели? – осведомился Грегор Абуш.

– Кого?

– Оливера Дэрти. Он вчера вечером еще раз встречался с Альбертом.

– Где?

– В доме Ральфа Герштейна.

– Ей-богу, не помню. К тому времени, должно быть, я уже охмелела.

– А Луиса вы помните?

– Тоже нет. Разве он был у нас? Ей-богу, не помню.

– Ну, хорошо… Кто открывал окно? Вы?

– Какое окно?

– Среднее окно в гостиной, то самое, к которому Ральф Герштейн категорически запретил прикасаться.

– Ах, это? Разве его вообще можно было открыть? Я его и не касалась. Когда Ральф Герштейн разрешил мне и Ричарду поселиться в его доме, он нас специально предупредил, что на окне – табу.

– Когда мы вошли в гостиную, оно было настежь, – сказал я.

– Значит, кто-то распахнул его позже.

– Что означает «позже»? – спросил Абуш.

– После того, как я уснула, – уточнила Tea Кильсеймур. – Между прочим, где я спала? Ни черта не помню.

– Мы нашли вас под роялем.

– Хорошенькое местечко! – Tea Кильсеймур невольно улыбнулась. – Сейчас я как будто начинаю припоминать… Я уже с трудом держалась на ногах, но мне почему-то пришло в голову, что надо выключить магнитофон. Может быть, мелодия раздражала меня…

– А дальше? – Грегор Абуш подался вперед. Он, похоже, ожидал, что Tea скажет, наконец, нечто важное.

– Магнитофон стоял v окна, – продолжала она свой рассказ. – Туда-то я добралась, но затем меня свалил алкоголь. Падая, я ухватилась за плюшевый занавес и рванула его в сторону… Все остальное я припоминаю как сквозь туман, но как раз этот момент стоит перед моими глазами вполне отчетливо… Может быть, потому что сразу после этого я упала и заснула… Окно было тогда еще закрыто.

Я попытался проанализировать слова Теи.

Опасаясь того, что уличный шум и дрожание оконного стекла нарушат чистоту звучания музыки, Ральф Герштейн занавесил толстым плюшем окно, к которому был придвинут рояль. На остальных окнах висели легкие муслиновые занавеси.

Будь окно уже открытым, Tea Кильсеймур, рванув гардину, наверняка промокла бы – дождь в это время прямо-таки неистовствовал. А когда мы обнаружили ее под роялем, вечернее платье выглядело помятым, но зато было совершенно сухим. Все это подтверждало рассказ Теи Кильсеймур.