Полностью цитирую свидетельские показания Берлунда лишь потому, что они были первыми. Отчасти и потому, что помогают ближе познакомиться с александрийцами. Я убежден, что вряд ли найдется еще какой-нибудь город, где любое событие так быстро обрастает местным фольклором, обретая анекдотические черты.

В действительности же для утонувшей в провинциальной дреме Александрии происшедшее означало невиданное дотоле потрясение, сравнимое разве только с колоссальным пожаром или горным обвалом.

В коридорах полиции собрались не только вызванные свидетели. Еще больше толпилось здесь любопытных. В большинстве своем это были старые знакомые Грегора Абуша – они считали, что имеют право услышать последние новости непосредственно из его уст.

Вначале Грегор Абуш поставил у дверей своего кабинета двух полицейских, строго наказав пропускать лишь тех, кто в состоянии предоставить дополнительную информацию. Но это помогало мало, так как каждый выдумывал какой-нибудь повод, лишь бы лично переговорить с начальником полиции.

В конце концов Грегор Абуш, изнервничавшись и озлясь до предела, сбежал домой.

Оттуда он и позвонил мне.

Я лежал в своей комнате с мигренью. Хуго Александер принес порошки. Но ни аспирин, ни патентованная зельтерская не помогали. Возможно оттого, что голова по-настоящему не болела. Скорее было мучительное ощущение, будто лоб перетянут проволокой. Наконец владелец мотеля принес стакан «Александрийского нектара», который заставил запить горячим молоком. Прославленный нектар оказался сущим ядом. Надо родиться александрийцем с луженым желудком, чтобы пить такое зелье. Вместе с молоком получилась адская смесь, которая подействовала как рвотное. Хитроумный замысел Александера был безошибочен. Мне тотчас же _ч полегчало.

– Ну, видите! Разве я не говорил, что нектар, выпущенный Басани, поможет? – радовался он, а затем в сотый раз принимался повторять. – Какое счастье, что я не послушал Грегора Абуша! Если бы эти письма хранились в банке… Лучше и не говорить об этом.

– Насколько мне известно, личные сейфы остались в целости и неприкосновенности, – возразил я.

– Это чистая случайность. Просто не хватило времени. По слухам они провернули это дельце за неполных двадцать минут.

– От кого вы узнали?

– Не припомню. Ведь теперь только об одном этом и судачат в городе. Ходят слухи, что Карпентер, ну, тот главный оператор, вообще не тот, за кого себя выдавал. Что же касается Альберта Герштейна, то здесь у меня своя теория. Почти все очевидцы утверждали, что узнали его. И я, очевидно, не был бы исключением. Подъезжает черная машина, из нее выходит человек в черном балахоне, с черным капюшоном на голове! Только глаза видны из узких прорезей. Кому в такой ситуации придет в голову разглядывать, какие они, какого цвета? Каждый знает, что роль главного бандита доверена Альберту Герштейну!

Вспоминая случайно услышанные отрывки разговора Альберта и Дэрти, я воздержался от категорических выводов, хотя и отлично понимал ход мыслей Хуго Александера. Живя в городе, практически свободном от уголовных элементов, он черпал все свои знания о преступном мире из детективных романов, а в них подлинный виновник часто действует под личиной кого-нибудь другого.

Раздался телефонный звонок.

Узнав, что меня приглашает к себе начальник полиции, Хуго Александер сказал:

– У вас с ним очень хорошие отношения.

– Ну и что?

– Я был бы, чрезвычайно благодарен, если бы вам удалось раздобыть для меня какие-нибудь бумаги, связанные с ограблением. Хорошо бы факсимиле, в худшем случае пригодятся и копии. В моей коллекции исторических документов до сих пор отражена любая важная веха в жизни Александрии… Что же касается Альберта Герштейна, то по выражению лица вижу, что вы со мной не согласны… Я с юных лет знаком с Ральфом Герштейном. Альберт точь-в-точь в него, легкомысленный, готов забраться в постель к любой смазливой дамочке, что правда то правда, но на преступление он не способен.

Дом Грегора Абуша находился на тихой окраине. Это был одноэтажный особняк с садом, окруженный кирпичным забором, как почти все дома на этой улице.

У ворот стоял одетый в штатское полицейский. Меня впустили лишь после того, как я показал свои водительские права.

На улице дежурила патрульная машина, сидевший в ней полицейский что-то бормотал по рации. Когда я пересекал садик с большими, забрызганными дождем поздними астрами, из дома вышел сержант, а следом за ним – штатский, странно размахивая руками. Своей сплошь черной одеждой и елейным выражением лица он напоминал монаха. Он оказался пономарем третьепришественников Кристианом Арчински, о котором упоминал в своих свидетельских показаниях Непомук Берлунд.

Войдя в кабинет Грегора Абуша, я удивленно остановился. Языки пламени играли в камине, светился экран телевизора. На ломберном столике – рюмки и бутылка портвейна, который по возрасту и качеству не уступал тому, которым угощал Хуго Александер. Хозяин был в халате. У его ног, положив морду на войлочные шлепанцы, дремала большая немецкая овчарка.

Но все это отнюдь не означало, что Грегор Абуш заслуживал упрека за сибаритское ничегонеделанье. На столе, рядом с включенной полицейской рацией, лежал ворох документов и фотографий большого формата. И беседуя со мной, он не забывал о своих обязанностях. Выслушивал доклады патрульных машин, делал заметки в блокноте.

– По-моему, Александрия – единственный город, где начальник полиции может позволить, себе такие удобства. В другом месте вас взял бы в тиски десяток репортеров, не говоря уже о помощнике прокурора и подобных типах, – заметил я с порога.

– Репортеры! Только их здесь не хватает! – Грегор Абуш с наигранным ужасом выпучил глаза. – Я сделал все, чтобы за пределами города никто ничего не знал о случившемся… Поэтому и включил телевизор. Пока, слава богу, еще ничего не просочилось… Только что прослушал передачу, где, между прочим, упоминается и Александрия. Ральф Герштейн дал интервью о фильме «Частная жизнь Долли Кримсон», для которого пишет музыку. Расхваливал необычно одаренного исполнителя главной роли Альберта Герштейна, предсказывал ему блестящее будущее в мире джаза… Не знаю, что сказал бы Ральф, если бы узнал, что его племянника сейчас разыскивают как иголку в стоге сена.

– Вы думаете, что именно он… – начал было я.

– В том-то и все дело. Потому вас пригласил. Боюсь, что этот орешек мне не по зубам. И мозгам необходима постоянная тренировка. Пока я заботился о правопорядке в Александрии, где никогда ничего не происходило, они у меня совершенно атрофировались. Можно бы призвать коллег из Нового Виндзора, но это значило бы расписаться в собственной беспомощности… Странно, но пока шли годы и главным моим занятием оставалось присматривать за Винцентом Басани, в глубине души я был непрочь, чтобы он или кто-нибудь другой внезапно пробудил Александрию от провинциальной дремоты. Мечтал как раз о таких возможностях, которые открылись сейчас. К тому же обещал самому себе найти оригинальный подход, поклялся не повторять избитые следственные приемы.

– Оно и видно, – ухмыльнулся я. – Уже халат свидетельствует, что у вас есть свой метод. Насколько понимаю, я приглашен сюда, чтобы запечатлеть эту незабываемую картину в кадре документального фильма. Предупредили бы, захватил бы с собой камеру!

– Моя вина, – принял шутку Грегор Абуш. – Ничего, обещаю позировать вам в том же виде в другой раз, когда общими силами разгадаем эту загадку… Независимо от того, что произойдет с вашим работодателем Оливером Дэрти, документальный фильм об Александрии отснять надо. Для вас он может стать хорошим трамплином.

– Что это значит – общими силами? – я решил сразу брать быка за рога, оставив в стороне ничем не обоснованную веру Грегора Абуша в мои режиссерские способности.

– Это означает, что мы повторим старую игру, ту самую, которой увлекались, когда вы работали в «Вечерних известиях», Я познакомлю вас с фактами и моими догадками, а вы, в свою очередь, со своими. Тогда вы не раз помогали мне предложенными решениями. Если не ошибаюсь, по крайней мере дважды вам удалось абсолютно точно предугадать конечный результат следствия.