Следует признаться, лишь с третьего раза до меня дошло, что же означает шумовой фон между последними репликами Бейдевана и Герштейна. Дождь! Неслышимый до сих пор из-за музыки, звук проливного дождя внезапно ворвался в комнату.

В конце концов я расшифровал и другой звук, напоминавший хлопок открываемой бутылки шампанского. Звучал он одновременно с легким дребезжанием стекла. Разгадка была такова – резким рывком, преодолевая сопротивление заржавевших петель, распахнули створки окна.

– Ожидаю ваш комментарий, – сказал Грегор Абуш.

– Боюсь опять промазать, воображение сейчас на слишком длинном поводке, – обезопасил я себя на всякий случай от возможных упреков. – Давеча я ошибочно выдвинул гипотезу, будто окно открыл Луис…

Но Грегор Абуш уже не слушал меня.

– Луис, естественно, отпадает, – отмахнулся он. – Как стрелявший добрался до окна? – продолжал он размышлять вслух. – Разве только прислонил лестницу. Стена совершенно гладкая, без малейшего выступа. Вскарабкаться по ней мог разве только скалолаз…

– Существует еще одна возможность, – прервал я его размышления.

– Крылья? – пошутил Грегор Абуш. – Ангелы, насколько мне известно из библии, с пистолетами обращаться не умеют.

– Не ангелы, а автобус съемочной группы, разыскать который так настойчиво рекомендовал Луис, – сказал я. – На крыше установлено кресло для оператора, которое с помощью винтового механизма можно поднять на требуемую высоту… Сам я видел автобус – если видел – рано утром, когда было еще темно, причем спросонья… Давайте-ка позвоним Оливеру Дэрти!

Судя по голосу, Дэрти чувствовал себя значительно увереннее там, где сейчас находился. У меня создалось впечатление, что сейчас он едва ли согласился бы поменять камеру предварительного заключения на самый сказочный особняк миллиардера с частным аэродромом, плавательными бассейнами и интимным кинотеатром для просмотра созданных по специальному заказу порнографических фильмов.

Дэрти, не колеблясь, подтвердил мое предположение. Операторское кресло вполне могло бы оказаться на одном уровне с окнами второго этажа особняка Ральфа Герштейна.

– Вот видите! – я наслаждался победой. – Если расшифровать как следует магнитофонную запись, а именно место, где за выстрелами сразу следует шум автомобильного мотора, то, пожалуй, на сей раз мы на верном пути.

Не знаю почему, но я вдруг вспомнил, как мы с Грегором Абушем стояли на пороге гостиной, вглядываясь в почти непроницаемую темноту. Затем начальник полиции зажег электричество. Именно этот переходный момент от мрака к свету отчетливо врезался в память, фиксируя, как при вспышке молнии, каждую увиденную деталь.

Ричард Бейдеван, сидящий на вращающемся стульчике, склонился набок, как будто собирался поднять с пола стакан…

Откинувшийся на пестрые диванные подушки Альберт Герштейн в типичной позе человека, пытающегося устроиться поудобнее…

Распахнутое вовнутрь окно, рама почти касается белой лакированной поверхности рояля. Лужица на нотах, сдвинутый в сторону, колеблемый ветром тяжелый плюшевый занавес траурного цвета…

Я остановил этот мгновенный кадр, чтобы прокрутить фильм еще раз. И тогда к этим деталям присоединилась еще одна, воображаемая, – в черном квадрате окна показалось дуло пистолета.

– Все совпадает! – я похлопал Грегора Абуша по плечу. – Вспомните возглас Альберта: «Глядите, окно!» Можно понять это восклицание, надо рассмотреть только его в правильном контексте. Мы ошибочно полагали, что таким нехитрым, но испытанным способом Альберт пытался обмануть бдительность противника, чтобы получить возможность выстрелить первым. А в действительности…

Запищала стоявшая на столе рация.

Грегор Абуш прослушал донесение, затем повернулся ко мне:

– Автобус еще не найден… В моем распоряжении, к сожалению, только две патрульные машины. Только что отчиталась первая. Надеюсь, второй повезет больше.

Уже вторично пришло в голову, что следовало бы проинформировать начальника полиции о разговоре с владельцем бензоколонки. Но опять, причем с еще большей категоричностью, я решил отложить рассказ. Пусть эта сомнительная карта останется про запас, сначала надо выложить козырь.

– У меня есть один вопрос, – начал я издали.

– Валяйте!

– Уверены ли вы по-прежнему, что Ричард Бейдеван оставался тогда вдвоем с Ионатаном Крюдешанком?

– Я вас не понимаю…

– Был ли он один? – продолжал я. – Можем ли мы положиться на единогласное утверждение Теи Кильсеймур, Ричарда Бейдевана и самого Ионатана Крюдешанка, что она не переступила порог его дома?

– У вас есть основания сомневаться в этом? – Грегор Абуш по-прежнему не понимал, что у меня на уме.

– Да! Логические основания. Когда я зашел в его музыкальную библиотеку, то почувствовал аромат «Пармской фиалки». Это излюбленные духи Теи, следовательно она, быть может, все-таки побывала в доме Крюдешанка, но…

Мои аргументы, скрывавшиеся за оговоркой, слишком много времени не потребовали. Уже первые слова подействовали на Грегора Абуша как допинг. Серые глаза заискрились, прозелень, прятавшаяся в глубине зрачков, вырвалась наружу. Когда я кончил, он ударил кулаком по столу:

– Хватит! Не исключено, что и на сей раз мы останемся в дураках, но проверить вашу гипотезу можно только экспериментальным путем.

– И все же подождем, пожалуй, – внезапно заколебался я.

Если эксперимент не даст желаемых результатов, стыд поражения падет на голову не начальника полиции, а на мою – автора этой рискованной, пусть даже превосходной версии, проверить которую, кстати, будет чрезвычайно трудно…

– Ждать? Ни в коем случае! – Грегор Абуш уже одевал пальто. – Единственная наша надежда – без всякого предупреждения свалиться ему как снег на голову… У меня, в свою очередь, тоже есть довод, правда, медицинского характера. Как раз перед вашим приходом доктор Мэтьюзал божился, что его больной, здоровье которого внушало нам такие опасения, очевидно, симулянт.

Грегор Абуш так спешил, что даже забыл зонтик. Я заметил это слишком поздно. Предложил было вернуться, но Грегор Абуш в ответ лишь рассмеялся:

– Ничего, с божьей помощью не утону и без зонтика. Зато я прихватил нечто такое, что может нам пригодиться больше, – и он красноречивым жестом похлопал себя по бедру.

Нас впустил слуга Ионатана Крюдешанка. Одетый весь в черное, он предупредил нас с таким выражением лица, словно приглашал на похороны:

– Хозяину немного лучше, но сомневаюсь, захочет ли он вас видеть.

– Скажите Ионатану, что мы явились в связи с ограблением банка, – объявил Грегор Абуш тоном, не допускающим возражений. – Думается, мы, наконец, напали на след преступника.

Поднимаясь на второй этаж, мы уже издали услышали музыку. Я узнал «Мессию» Генделя в исполнении Лейпцигского хора мальчиков. Прослушать эту вещь Крюдешанк предлагал нам уже при первом визите.

Он принял нас в постели. Лицо без компресса выглядело несколько иначе. Облокотившись на подушки, Ионатан Крюдешанк легонько покачивал головой и махал руками, как будто в такт музыке. Его глаза потеряли неподвижность и, я бы сказал, мертвенность, поразившую меня при первом посещении. Крюдешанк, казалось, буквально впитывал в себя звонкие мальчишеские голоса хористов.

Когда мы вошли, он приложил палец к губам:

– Погодите немного, – попросил он нас шепотом. – Послушайте, что за звук, словно ангельские трубы!.. Хотя, чего я зря болтаю. – Внезапно рассердившись, он нажал кнопку, останавливая находившийся в музыкальной библиотеке аппарат. – Для ваших ушей это все равно только шум. Что подобные вам понимают в музыке? Даже Ральф Герштейн, считающий себя композитором? Музыка от бога. Чтобы по-настоящему слышать ее, недостаточно ушей. Вера нужна, истинная вера.

Грегор Абуш пытался заговорить, но Ионатан Крюдешанк сразу же прервал его:

– Ты считаешь, что преступник скоро будет пойман. Отлично! Отлично! Но сумеешь ли ты вернуть мне утраченное? Нет! Бог не допустит! Я осужден за свои грехи. Почему хрустально-чистая вода озера Синего, полная чудесными рыбами, превратилась в отстойник? Из-за неверия! Иеремия Александер, поселившись со своей общиной на этих благословенных берегах, принес им слова истинной веры. А что сделали александрийцы? Объявили его впоследствии еретиком… Все, что случилось со мной, тоже заслуженная кара божья.