Следовало бы включить сигнализацию, но она всегда повторно активизировала ее только перед тем, как лечь спать. В своем доме она чувствовала себя в полной безопасности.

Кендал намылила волосы и начала массировать кожу головы.

Вот опять. Снова этот шум. Она замерла и прислушалась.

Что это? Шаги?

«Это твое воображение», – сказала себе Кендал.

И все же она поспешно промыла голову, смыла пену с тела и, открыв дверь кабинки, прислушалась. Тишина. У нее был пистолет в ящике прикроватной тумбочки. Но он не был заряжен. Если кто-то проник в дом, удастся ли ей добраться до спальни и зарядить пистолет, прежде чем взломщик набросится на нее?

Кендал обернула голову полотенцем, вытерлась другим и сняла с вешалки шелковый халат. Она стояла за закрытой дверью и вслушивалась. Тихо. Совсем никакого шума. Облегченно вздохнув, она открыла дверь и поспешила в спальню. И здесь, в проеме ведущей в коридор двери, она уловила мелькнувшую тень. Тень человека.

У нее тревожно забилось сердце. Страх клещами стиснул горло.

Кто проник в ее дом? Как попал внутрь?

«О Боже! О Боже!»

Тумбочка находилась по другую сторону кровати. Если она попытается добраться до нее, тот, чью тень она заметила, увидит ее. Помимо того что в тумбочке лежал ее пистолет, телефон тоже находился на ней. А мобильник остался в сумочке на кухонном столе.

Что же делать?

Тень двинулась.

Он входил в спальню.

Узкая полоса света из ванной высветила фигуру мужчины. Кендал затаила дыхание. Ей показалось, что она узнала явившегося без приглашения посетителя.

Со вздохом облегчения она окликнула его:

– Куинн, это ты? Господи, как ты напугал меня!

Она узнала его, назвала по имени и почувствовала облегчение, так как доверяла проникшему в ее дом человеку. Бедняжка.

Когда он приблизился к ней, на него упал сумеречный наружный свет, просачивавшийся в спальню сквозь зашторенные окна, и с лица Кендал сползла приветливая улыбка. Задалась ли она вопросом, что в нем изменилось? Осознала ли, что имеет дело с кем-то, кого совсем не знает? Тот ли это Куинн, который был ее другом и любовником?

Когда он остановился перед ней, она подняла руку, будто бы хотела коснуться его лица. Ее рука замерла на полпути. Он увидел осознание происходящего в ее карих глазах. Теперь она знала правду и смотрела на него с тем же ужасом, что и все другие.

– Бояться нет причин, – сказал он.

– Кто… кто это… Боже!

Он схватил ее руку, притянул к своей груди и прижал ладонью к сердцу.

– Обещаю, я сделаю это быстро и безболезненно.

Кендал вырвала руку.

– Нет. Нет… не надо…

Она хотела закричать. Он не мог допустить этого. Ее крик могли услышать. Его планы рухнут, если кто-нибудь придет к ней на помощь.

Он схватил ее и ладонью зажал ей рот. Она боролась. Почему они все так сильно сопротивляются ему? Ведь он хочет только положить конец их мукам? Разве они не понимают, насколько им будет лучше, если он освободит их от страданий?

Кендал изо всех сил старалась высвободиться, она отбивалась руками и ногами, как дикая кошка. Но он был намного сильнее, так что все ее попытки вырваться были бесполезны. Зажимая одной рукой ей рот, другой он потащил ее к постели. Когда он опрокинул Кендал на спину на кровать, ее халат немного распахнулся, приоткрыв грудь.

Она подняла на него полный ужаса взгляд. Наверное, решила, что он хочет изнасиловать ее.

– Это ты убил Лулу Вандерлей? – тихо спросила она с дрожью в голосе.

«Она же адвокатесса», – подумал он.

– Да, это мы ее убили.

– Мы?

Он рассмеялся:

– Правильно. Ты же никогда не видела плохого Куинна? До сегодняшнего вечера.

– Плохого?.. Так ты – плохой Куинн!

Он кивнул.

– Меня ты ведь тоже убьешь, правда?

Он снова кивнул.

Дрожащая, с посеревшим от страха лицом, Кендал глухо застонала, потом попыталась крикнуть, но из горла вырвался только надсадный хрип.

Оседлав ее, он нависал над ней, стискивая запястья заведенных за голову рук. Пригвоздив таким образом Кендал к кровати, он вглядывался в объятые ужасом глаза, проникаясь жалостью к этой несчастной, страдающей от любви женщине.

– Бедная глупышка, разве ты не знаешь, что любовь к тому, кто никогда не сможет ответить тебе взаимностью, безнадежна?

– О чем… о чем ты говоришь? – спросила Кендал дрожащим голосом.

Улыбнувшись, он ослабил хватку на ее запястьях.

– Мы никогда не сможем полюбить тебя.

Едва он отпустил ее запястья, Кендал взметнула руки вверх. Но прежде чем ей удалось вцепиться ногтями в его лицо, он схватил подушку и бросил ей на голову. Кендал размахивала руками и пыталась кричать.

– Сопротивляться бесполезно, – сказал он. – Так ведь лучше для тебя… для нас.

Он все сильнее прижимал подушку; а Кендал дергалась все слабее и слабее, пока совсем не затихла.

Убедившись, что она мертва, он встал, посмотрел на ее безжизненное тело и вздохнул.

– Так-то лучше, не правда ли? Больше тебе не придется страдать.

Сунув руку в карман куртки, он вынул небольшой стеклянный пузырек с формалином и поставил на тумбочку. Затем из другого кармана достал пружинный нож и со щелчком открыл его. Несколько секунд завороженно смотрел на сверкающее острое лезвие.

– Это будет совсем не больно. – С этими словами он поднял ее правую руку, выпрямил, отделив от других, указательный палец и отрезал по суставу две его фаланги.

Мурлыча что-то себе под нос, он закрыл нож, сунул его в карман и принялся разглядывать доставшийся ему приз. Красивый палец с накрашенным ярко-красным ногтем.

Открыв крышку пузырька, он опустил палец в формалин и, закрутив крышку, положил пузырек в карман.

Этот палец пополнит его коллекцию. Напоминание о его благодеянии. Еще одна глупая женщина избавлена от страданий.

Аннабел смотрела на единственную розу цвета слоновой кости, уложенную в длинную и узкую коробку, только что доставленную из цветочного магазина. Даже не читая приложенную записку, она знала, кто и почему прислал ей розу.

«Ты должна выбросить коробку, цветок и записку в мусорную корзину. И сделать это надо сейчас же, прежде чем ты отговоришь себя от разумного поступка», – убеждала она себя.

На полпути к мусорной корзине Аннабел остановилась, чтобы еще раз взглянуть на розу. На длинном стебле, благоухающая, безупречной формы. От Куинна Кортеса, который, наверное, дюжинами посылал красные розы десяткам женщин. Аннабел считала его человеком, не знающим меры, способным скупить половину имеющихся в магазине цветов. И вот – только один цветок. Цвета слоновой кости. Почему только один и почему белый? Странно, что она ошиблась в нем. Ее оценка людей, как правило, была безошибочной.

Внутренний голос убеждал ее не читать записку, но она ослушалась. Поставив коробку на туалетный столик, Аннабел вынула записку и прочла:

«Простите меня. Куинн».

Просто и лаконично. Было ли его раскаяние чистосердечным и искренним? Аннабел не знала, но ей хотелось, чтобы это было так. И это очень обеспокоило ее. Ей не должно быть до него никакого дела – если только он не является убийцей Лулу. А именно так и может оказаться. Нельзя забывать об этом.

Аннабел положила записку на цветок, закрыла коробку крышкой и сунула в мусорную корзину.

Извинение не принято.

В извинении, собственно, и нет необходимости.

Куинн ведь не знал ее, настоящую Аннабел Вандерлей, так же, как и она не знала его. Они, по сути, были незнакомцами, которых свела ужасная трагедия. И они временно связаны друг с другом только из-за делового соглашения с Гриффином Пауэллом. Если бы она могла доверить работу с Гриффином Пауэллом какому-то другому члену семьи, то никогда больше не встречалась бы с Куинном Кортесом. Но это дело доверить некому. Если бы Уит был настоящим мужчиной, достойным сыном, каким хотел видеть его отец, сейчас он представлял бы семью здесь, в Мемфисе. Но Уит – человек слабый, психически нездоровый, с извращенным мышлением.