— А вырубит у них электрику-то, — поделился кто-то сзади. — Отключится периметр. Можно ноги сделать…

И сам себе усмехнулся.

— Да ладно, — махнул рукой Кротов, что сидел в цеху за соседним с Семёновым столом. — Выставят солдатиков по периметру через каждые десять метров и всего делов…

«Н-да…», — мысленно вдохнул про себя Семёнов.

Дождь рухнул, как столб…

Зэки, торопливо затушив и попрятав «бычки», подались в барак. Семёнов остался на крыльце, бездумно глядя на то, как буйствует гроза. Казалось, она рвётся именно к нему, пытаясь дотянуться до горла косыми пальцами дождя, рыкая обрывающим дыхание громом, стреляя молниями. Но Семёнову страшно не было. Он даже находил удовольствие в этом понарошечном противостоянии стихии. Особенно, если вертеть в голове мысли о том, как молнии убивали людей в грозу.

Он вообще был решительным человеком, Семёнов. Просто вот не повезло однажды…

И тут сверкнуло прямо перед глазами. И мгновенно рявкнуло так, что, казалось, что-то взорвалось прямо рядом с крыльцом. На периметре заныла сигнализация. Надо бы в барак, подумал Семёнов. Но не успел даже повернуться. Ещё один высверк, ещё один удар — и всё вокруг погасло…

Нет, его не убило. Когда зрение восстановилось, — он только сейчас подумал, каким дураком был и как ему повезло, что смотрел в сторону, и глаза не выжгло молнией, — вокруг действительно стояла темнота. Не горели прожекторы на периметре, не горели фонари в зоне. Не горели окна бараков. Действительно вырубило электрику. И можно делать ноги.

Семёнов хмыкнул про себя, как давеча тот зэк. И тут же замер. Что-то было не так.

Удары грома слышались как сквозь вату. И глухо, как из помойки. Молнии больше не сверкали, а как-то медленно и даже изящно вырастали и опадали. Косые струи дождя словно присели в воздухе, разбившись на капли.

И тихо стало. Гром этот странный слышен, а шипения дождя в лужах — нет.

Семёнов тряхнул головой. Наваждение не проходило. Что это?

Вспомнился вдруг рассказ про каких-то мужиков, что после встречи с шаровой молнией стали жить в ускоренном времени. Разные там приключения, девочку из-под поезда вытащили, кого-то ограбили, пользуясь тем, что для всех вольных они недосягаемы были — слишком быстро двигались. Странное дело — может, и сейчас с ним что-то такое же произошло?

Семёнов вытянул руку вперёд ладонью вверх. Да, капли падали. Но очень, очень медленно.

Вопросами науки Семёнов голову себе никогда не сушил. Но помнил, как некий заезжий городской лектор рассказывал что-то про успехи в космосе. Дескать, в будущем советские люди смогут летать к звёздам, потому что овладеют временем. Время-де относительно. Как отчёт о событиях. И если где-то в пространстве событий не происходит — там и времени нет. Чем советские люди вскоре и воспользуются, тем самым открыв перед собою путь к звёздам…

Может, молния эта тоже самое сотворила с пространством зоны вокруг? Капли замедилилсь, всё вокруг, значит, — тоже. Гром не изменился, просто слышно его в замедлении. Молнии те же, только… События стали реже, вот и…

И советские люди могут этим воспользоваться.

И периметр вырублен.

Можно сделать ноги…

Майор Близнюк смахнул с фуражки изумрудные капли. Повесил мокрый плащ. Надо же, как льёт — пятьдесят метров от машины пробежал, а вон как замочило!

— Да садись, садись, — махнул он рукой.

Майор Волынов, его заместитель, улыбаясь, опустился за свой стол.

— Ну что, утвердили? — осведомился он.

— А ты как думал! — победно взглянул на него начальник. — У нас всё чики-чики! Приказ на днях будет.

Волынов подскочил, вытянулся во фрунт.

— Разрешите поздравить, товарищ подполковник? У нас всё готово!

Он открыл сейф, достал золотящуюся бутылку.

— Лично до Ленинграда отскакивал, самого лучшего достал! Эй! Кол-ломиец! Бегом сюда! Тащи лимон и конфеты!

Близнюк поморщился. Было приятно.

— Отставить, Волынов! Ты схренел? Кто ж за звание заранее пьёт?

— А мы не за звание, — растянуто-солидно произнес зам. — Мы, товарищ подполковник, мы — за встречу!

Захорошело уже после второй. Коньяк действительно был отличным — в их глуши они всё больше водочкой пробавлялись. Да и ту в Бологое завозили дрянную, калужскую. Если не ещё хуже — смоленскую.

И Близнюк сказал, выпуская наружу то, что распирало его всю дорогу из главка.

— Слышь, Антоныч… Помнишь, к нам сюда запросы приходили? На беглеца. Семёнов, десять лет назад отсюда ноги сделал?

— Ну, — отозвался Волынов. — Так нашли же его. С того и запросы…

Близнюк засмеялся довольно.

— А знаешь, как нашли?

— Ну…

— Вовремя найти-то надо было. А теперь в главке головы ломают, не знают, что и делать.

— А что? — налил ещё по одной Волынов.

— Да тогдашнего хозяина не знают теперь, куда деть. То ли со службы вообще уволить, то ли, наоборот, повысить. За правильную воспитательную работу…

Волынов поперхнулся:

— Это как? Ты чего тут крутишь, Михалыч?

Начальник колонии расхохотался сыто, с удовольствием.

— Когда этот Семёнов побег сделал, его во всесоюзный объявили. А хозяина тогдашнего, за необеспечение и так далее, перевели куда-то под Читу. Он там сейчас и служит.

Так вот… Знаешь, кто Семёнова этого вычислил? Ща охренеешь — «девятка» кагэбэшная!

— Эти, охрана гослиц? — уточнил Волынов.

— Ну! Они самые. Ладно, слушай, только больше никому…

— …И вот представляешь, Надюш, обнаружили побег только утром. Куда, что? — нет следов и точка! Собака до дороги довела. А дождь же был! И то чудо, что хоть так унюхала.

Короче, ориентировки ничего не дают. На дому не появлялся, у родственников нет. На всякий случай по воровским каналам прощупали — нету! Как растворился! Ну и… Вроде, забыли о нем.

А тут, значит, выдвигают депутатов в Верховный Совет. И среди всех там один передовик с целины. Председатель колхоза какого-то передового, орден «Знак почёта» у него, медали за трудовую доблесть. А начинал трактористом. Да! В партию вступил! Близнюк говорит: к Герою представляли!

И как они там его проверяли только, в Казахстане этом! Не, точно там советской власти нет!

Ну вот, а тут, значит, дела-то уже большие, высокие… Москва, Кремль, начальство. Дела все — в КГБ. Те смотрят: а что это у товарища Калюжного — а он себе на эту фамилию документы справил — с образованием перепутки какие-то? И по годам что-то, несоответствие есть…

В общем, Близнюк, конечно, сам подробностей не знает, но, говорит, начали в биографии товарища Калюжного, орденоносца, копаться — и выудили: а не имели ли вы, товарищ Калюжный, небольшой отсидочки по статеечке такой-то в учреждении ОН-55/3? И с чистой ли совестью вы на свободу вышли?

Тот и раскололся.

Близнюк говорит, в Москве и плач, и смех стоял. Не знали, что делать! Вроде, и зэк беглый — и герой труда настоящий! У него, если как у Калюжного, всё действительно чисто! Работал, как вол, не пил, нормы перевыполнял… Награды заслуженные! И куда его — досиживать обратно? К нам? — так он от туберкулёза там на степном воздухе сам излечился.

В общем, говорят, до ЦК дошло. И там порешили: делу этому огласку не придавать, мужика в зону не возвращать, считать, что честным трудом вину свою искупил…

Но уж и Героя ему не дали. И в Верховный Совет, конечно, ни-ни!

Да-а… Во люди дают!

А знаешь, Надюш, кто его в депутаты двинул, с чего все и открылось? Секретарь райкома по фамилии… догадаешься какой? Семёнов!

Сначала даже думали, что родственники. Но потом выяснили — нет, просто совпадение.

…Только ты, Надюш, это никому, слышь! ЦК, вишь, дело это требует не разглашать. Чтобы ни-ни, только между нами…