Наконец напали на одного, который, видимо, начал колебаться, прельщенный обещаниями льгот и подарков. «Я только вешать не умею», – отговаривался еще он. «Ну, это пустяки, – возражали ему, – вешать доктор (тюремный врач Розен) подучит».

Палач был наконец найден, и казнь назначена на рассвете 22 марта.

Ни о суде, ни о приговоре, ни о самой казни общество не должно было знать, раньше чем все будет кончено, но тем не менее при повешении требовалось присутствие его представителей. Эта дилемма была разрешена следующим образом: двум-трем благонадежным гласным Думы и известному редактору «Новороссийского Телеграфа» Озмидову был послан лаконичный приказ: явиться в 5 часов утра к городскому голове. Несчастные представители гласности провели очень тревожную ночь и на рассвете явились к Маразли (городской голова), который и повез их прямо в тюрьму.

В 6 часов вывели Халтурина и Желвакова. Последний быстро взошел по ступенькам эшафота и пересчитал их. «Четырнадцать, о, как высоко!» – сказал он. Сам надел петлю на шею и повис. Чахоточного, больного Халтурина должны были поддерживать. Слишком много выпивший для бодрости палач долго возился, одевая на него петлю, и несколько раз поправлял ее. Из-за его неумелости Халтурин страшно долго мучился, прежде чем быть окончательно задушен. Полицмейстер, присутствовавший при казни, отвернулся, чтобы не видеть его судорог, а офицеру, распоряжавшемуся процедурой, сделалось дурно.

Заметный след в революционном движении второй половины 1880-х годов оставил кружок Ульянова, Шевырева, Лукашевича и других. Их программа – попытка примирить теорию и практику народовольчества с социал-демократией и дать «научное объяснение» террору. Мысль о составлении программы зародилась в кружке, по словам А. Ульянова, приблизительно во второй половине декабря 1886 года.

Тогда, собрав на квартире своих друзей и сестру Анну, юный Александр Ульянов изложил им свои мысли, сводившиеся к тому, что «в борьбе с революционерами правительство пользуется крайними мерами устрашения, поэтому и интеллигенция вынуждена была прибегнуть к форме борьбы, указанной правительством, то есть террору. Террор есть, таким образом, столкновение правительства и интеллигенции, у которой отнимается возможность мирного, культурного воздействия на общественную жизнь. Террор должен действовать систематически и, дезорганизуя правительство, окажет огромное психологическое воздействие: он поднимет революционный дух народа... Фракция стоит за децентрализацию террористической борьбы: пусть волна красного террора разольется широко и по всей провинции, где система устрашения еще более нужна как протест против административного гнета».

Александр Ульянов

Фактически это был призыв к массовым убийствам всех, кто не нравился брату и сестре Ульяновым. Мальчишки с восторгом восприняли призывы своего двадцатилетнего лидера и принялись за подготовку первого теракта. До какой-то степени можно понять этих провинциальных романтиков, живших в обстановке мещанства и уныния. Но вот так пойти на улицы и начать убивать людей...

Первым делом решено было убить царя (именно он был лакомым кусочком в глазах молодых людей). Первоначальный план стрелять в царя был отвергнут, решили кинуть бомбы. Для их приготовления требовались особое помещение, динамит, ртуть и азотная кислота, которые на первых порах готовили «домашним» способом.

Герасимов и Андреюшкин изъявили желание метать бомбы.

Однако власти со дня первых терактов ишутинцев стали обращать пристальное внимание на «юношей бледных, со взором горящим», особенно тех, которые отличались на демонстрациях. И, в частности, не стеснялись заниматься перлюстрацией их писем. Так, однажды, вскрыв письмо, поступившее на имя некоего Никитина, харьковский полицейский пристав чуть со стула не упал, прочитав такой пассаж: «У нас возможен самый беспощадный террор, и я твердо верю, что он будет, и даже в непродолжительном времени».

Из Никитина вытрясли имя корреспондента – петербургского друга Андреюшкина, активного члена фракции. Полиция начала скрупулезнейшую операцию по выявлению всех действующих лиц готовящегося теракта. Установили круглосуточное наблюдение за квартирой кровожадного Андреюшкина и всеми ее посетителями.

Между тем и жандармы получили тревожные сведения о готовящемся покушении, только 28 февраля, если доверять всеподданнейшему докладу их шефа. 1 марта министр внутренних дел граф Д. Толстой сообщил царю: «Вчера начальником Санкт-Петербургского секретного отделения получены агентурным путем сведения, что кружок злоумышленников намерен произвести в ближайшем будущем террористический акт и что для этого в распоряжении этих лиц имеются метательные снаряды, привезенные в Петербург готовыми «приезжим» из Харькова».

Между тем террористы решили выйти на охоту за царем именно 1 марта, и если не удастся покушение в этот день и царь поедет на юг, то следовать за ним и убить его по пути. Однако и в полиции помнили про эту дату – 1 марта, – слишком памятную и для правительства, и для революционеров, поэтому начальник Секретного отделения, не дожидаясь царской резолюции, приказал немедленно арестовать выслеженных агентами лиц, едва ли предполагая, что это те террористы, о которых его уже предупредили.

1 марта 1887 года трое студентов, Осипанов, Андреюшкин и Генералов, были схвачены со взрывчатыми снарядами на Невском проспекте. «Откровенное показание» одновременно с ними арестованных сигнальщиков (Канчера и Горкуна) позволило жандармам быстро выявить участников террористической организации и руководящую роль в ней студентов Ульянова и Шевырева. Всего были арестованы в первые же дни марта 25 человек, а позднее еще 49 человек. Суду были преданы 15 человек, а в отношении остальных дела были разрешены в административном порядке.

Об аресте террористов в департаменте полиции немедленно составили доклад и за подписью Толстого отправили царю с кратким извещением о заговоре и небольшими биографическими справками об арестованных. «На этот раз Бог нас спас, – написал царь на докладе, – но надолго ли? Спасибо всем чинам полиции, что не дремлют и действуют успешно, – все, что узнаете более, присылайте».

Поначалу царь не придал особенного значения выходке студентов. Когда «во избежание преувеличенных толков» граф Толстой 1 же марта попросил у государя разрешения напечатать особое извещение, царь на докладе написал резолюцию: «Совершенно одобряю, и вообще желательно не придавать слишком большого значения этим арестам. По-моему, лучше было бы, узнавши от них все, что только возможно, не придавать их суду, а просто без всякого шума отправить в Шлиссельбургскую крепость – это самое сильное и неприятное наказание. Александр».

Однако, подробнее ознакомившись с деятельностью фракции, царь изменил свое мнение. Так, ему преподнесли «Программу террористической фракции партии «Народная воля», написанную лично Александром Ульяновым. И первая резолюция, которую поставил на ней царь, была: «Это записка даже не сумасшедшего, а чистого идиота».

«Окончательные требования», необходимые «для обеспечения политической и экономической независимости народа и его свободного развития», сводились Ульяновым к 8 пунктам:

1. Постоянное народное правительство, выбранное свободно, прямой и всеобщей подачей голосов.

2. Широкое местное самоуправление.

3. Самостоятельность общины как экономической и административной единицы.

4. Полная свобода совести, слова, печати, сходок и передвижений.

5. Национализация земли.

6. Национализация фабрик, заводов и орудий производства.

7. Замена постоянной армии земским ополчением.

8. Бесплатное начальное обучение.

Главной задачей фракции было устранение Александра III.

«Чистейшая коммуна», – приписал Александр III.

При собирании материалов жандармы не останавливались ни перед какими трудностями и не стеснялись никаких средств.