А предыстория заговора была такова.

Ришелье сам обратил внимание Людовика на молодого красавца Анри де Сен-Мара, сына маршала Эффиа.

В марте 1638 года 18-летний Сен-Мар получил звание заведующего гардеробом короля, и с этого времени король стал осыпать милостями своего любимца. В 1639 году король назначил его обер-шталмейстером Франции. Привязанность к Сен-Мару заполнила все мысли короля. Новые друзья временами ссорились, и в таких случаях посредником выступал сам кардинал. До нас дошла записка – свидетельство таких ссор и примирений.

«Мы, нижеподписавшиеся, свидетельствуем перед всеми, кому сие надлежит ведать, что мы довольны друг другом и что мы никогда не находились в таком добром согласии, как сейчас. В удостоверении чего мы подписали данное свидетельство.

Сен-Жермен, 26 ноября 1639 года.

Эффиа де Сен-Мар. Гравюра XVII в.

Подписи: Людовик XIII и (по моему приказу) Эффиа де Сен-Мар».

Но новый фаворит не оказался послушной марионеткой Ришелье, на что рассчитывал кардинал. Сен-Мар собирался жениться на герцогине Марии де Гонзаго, опытной, честолюбивой придворной кокетке, которая, однако, поставила ему условие, чтобы он получил титул герцога или коннетабля Франции. Сен-Мар обратился за помощью к Ришелье.

«Не забывайте, – ледяным тоном ответил кардинал, – что вы лишь простой дворянин, возвышенный милостью короля, и мне непонятно, как вы имели дерзость рассчитывать на такой брак. Если герцогиня Мария действительно думает о таком замужестве, она еще более безумна, чем вы».

Вскоре, уступив настойчивой просьбе своего фаворита, Людовик XIII явился на заседание Государственного совета в сопровождении Сен-Мара. Король заявил, что Сен-Мару следует познакомиться с правительственными делами и с этой целью он назначает его членом этого высокого учреждения. На этот раз пришла очередь Ришелье промолчать. Он все же устроил так, что на заседании обсуждались совсем маловажные дела. Оставшись один на один с королем, Ришелье предупредил Людовика об опасности нахождения в Совете несдержанного и болтливого фаворита, который может с легкостью разгласить доверенные ему государственные секреты. Король согласился с этими доводами, он всегда в конечном счете во всем уступал Ришелье.

Взбешенный Сен-Мар решил любой ценой свергнуть кардинала. Как никто другой, он знал скрытую от большинства придворных сторону взаимоотношений короля и его министра. Однажды Сен-Мар стал свидетелем сцены, происшедшей в дверях королевского кабинета, откуда вместе выходили Людовик XIII и Ришелье. У самого порога Людовик XIII внезапно остановился и, обращаясь к Ришелье, язвительно сказал: «Проходите первым, все и так говорят, что именно вы – подлинный король». Ришелье не растерялся, он взял оказавшийся поблизости подсвечник и уверенно пошел впереди короля со словами: «Да, Сир, я иду вперед, чтобы освещать вам дорогу».

Первым сообщником Сен-Мара в задуманном им предприятии по устранению Ришелье стал его лучший друг, 19-летний советник парижского парламента Франсуа Огюст де Ту, горячий сторонник примирения с Испанией. Он привлек к участию в заговоре маркиза де Фонтре, знатного дворянина из Лангедока, калеку, изуродованного двумя горбами. Маркиз был давним и убежденным сторонником разгромленной, но не уничтоженной испанской партии при французском дворе. Переодетый монахом-капуцином, де Фонтре ездил в Мадрид для встречи с графом Оливаресом.

Глубокая неприязнь к Ришелье и осуждение проводимой им политики осенью 1641 году объединили Сен-Мара, де Ту, де Фонтре, Гастона Орлеанского, герцога Бульонского и Анну Австрийскую. Каждый из них опирался на свою группу доверенных людей.

Сен-Мар и опытные заговорщики – Гастон Орлеанский и герцог Бульонский – вместе составили проект договора с Испанией, точнее, оба герцога любезно диктовали, а Сен-Мар собственноручно писал этот крайне компрометировавший его документ. По договору король Испании должен был выставить 12 000 человек пехоты и 15 000 кавалерии, а также обеспечить крупными пенсиями руководителей конспирации. Гастон Орлеанский намеревался в случае удачи занять престол, Сен-Мар – место Ришелье, а испанцы – получить выгодный мир, которого они давно и тщетно добивались, воюя с Францией.

Оливарес как его называли современники, долго тянул с подписанием бумаги. Решился он на это только после того, как узнал, что кардинал, несмотря на тяжелую болезнь, вместе с королем двинулся во главе сильной армии на юг, чтобы перенести войну в Каталонию.

Экземпляр подготовленного документа заговорщики передали Анне Австрийской, которая, в конечном итоге, и предала их. В последний момент она переметнулась на сторону кардинала. У королевы были на то свои причины. Видя постоянно ухудшающееся здоровье мужа, она надеялась на скорое вдовство и на регентство. Дав согласие участвовать в заговоре, она серьезно рисковала в случае его провала.

Сен-Мар досаждал королю нападками на Ришелье, все чаще он пренебрегал придворными обязанностями, ничего не смысля в военном деле, он позволял себе делать замечания опытным военным. Король все с большим трудом переносил дерзости своего бывшего любимца.

7 июня 1642 годы доверенный человек королевы барон де Брассак доставил Ришелье текст хранившегося у нее тайного договора Гастона Орлеанского с Испанией и сопроводительное письмо, в котором Анна Австрийская заверяла кардинала, что отныне намерена «быть в его партии, зная, что Его Высокопреосвященство также поддержит ее и не оставит своей помощью». Кардинал настоял на аресте заговорщиков.

Де Фонтре, получив известие о посещении короля посланцем кардинала, заявил Сен-Мару, не верившему в опасность: «Вы будете достаточно хорошо сложены, даже когда вам снимут голову с плеч».

Сен-Мар еще до подписания приказа об аресте пытался бежать. Его нашли в бедной лачуге на одной из столичных окраин.

После ареста первым предал своих сообщников Гастон Орлеанский. Так же поступил вскоре и герцог Бульонский. Взамен они получили помилование.

Альфред де Виньи в романе «Сен-Мар, или Заговор при Людовике XIII» так описал казнь бывшего королевского фаворита:

«12 сентября 1642 года в Лионе на заре из всех городских ворот стали сходиться или съезжаться пехотные и кавалерийские войска... Четыре роты лионских буржуа, называемых знаменосцами – 100– 120 тысяч человек, – построились на площади Терро... Посреди площади был воздвигнут эшафот семи футов вышиной, а на нем – столб, перед коим поместили плаху... К оному эшафоту со стороны Дам де Сен-Пьер приставили лестницу в восемь ступеней...

После трижды прозвучавших сигналов трубы был оглашен приговор Лионского суда...

Сен-Мар взошел на эшафот и оглядел огромное скопление народа, на лице его не было и тени страха. Сен-Мар поклонился на все четыре стороны, стал на колени, воздавая хвалу Господу и вручая ему свою душу. В то время как он целовал распятие, священник велел народу молиться за него, а Сен-Мар, подняв распятие и соединив над головой руки, обратился с той же просьбой к народу. По доброй воле встал он на колени перед плахой, крепко обхватив ее, положил на плаху голову и спросил у священника: «Отец мой, так ли я держу голову?»

Пока ему обрезали волосы, он молвил, вздыхая: «Боже мой, что такое мир сей? Боже мой, прими мою мученическую смерть во искупление грехов моих». И, обратившись к палачу, который стоял рядом, но еще не вынимал топора из мешка, он спросил: «Чего же ты ждешь, почему медлишь?»

Духовник, приблизившись, дал ему крест, а он с невероятным присутствием духа попросил держать распятие у него перед глазами, которые попросил не завязывать.

Сен-Мар крепче обнял плаху, и в воздухе сверкнул топор...»

Немного найдется в истории процессов, которые оказали бы столь сильное влияние не только на современников, но и на последующие поколения, как суд над английским королем Карлом I.