— Зачем же было сюда ехать? Что-то я не видела на вас ключа.

— Замок кодовый.

Тьфу, кошки в бок! Отлипнув от мусоропровода, она изволила потыкать ногтем в нужные места.

Двери рая отворились перед нами и захлопнулись за.

Ничего себе квартирка, евродизайн в собачьей будке. У входа под ногами на пушистом коврике удобно устроился телефон. Ты-то мне и нужен! Я присела и подняла трубку.

— Мадам, назовите номер, по которому мне следует позвонить.

— Позвонить, — повторила мадам. — Зачем?

— Я набираю номер, объясняю ситуацию вашим близким, те приезжают, занимаются вами, а мы с сыном продолжаем путешествие на следующем поезде.

Ноль реакции. Девица к этому времени опустилась на пол. Геничка тоже. Они строили друг другу рожи. Всякие телефоны, поезда и прочая муть их абсолютно не волновали. Конечно, я знала несколько московских номеров. Можно было позвать на выбор: милицию, санитаров или пожарных. Последние хоть помыли бы ее.

— Девушка, вам нельзя в таком состоянии оставаться одной.

— Я не одна. Ты здесь.

Пат. Мы злобно посмотрели друг на друга.

— Меня зовут Лена, — первой сдалась я.

— Долли, — охотно представилась эта зараза.

В отсутствие пожарных заниматься стиркой Долли пришлось мне. Сунула ее в ванну, основательно полила какой-то пенящейся жидкостью с иностранной этикеткой (надеюсь, не средством для дезинфекции унитаза) и прополоскала. Представ в чистом виде, существо оказалось неожиданно миловидным и юным. Погудев феном, облачившись в ярко-зеленый халат и чуть протрезвев, она принялась разыгрывать роль хозяйки дома, видимо, это дело у нее шло на автомате.

— Будем пить кофе.

Усадив нас с Геничкой на белую суперсофу в гостиной, Долли утонула в хозяйственных заботах.

Канула в водовороте кухни.

— Мама, — мрачно сказал сын, — тетя мне не нравится.

— Мне тоже.

— Тогда почему мы тут сидим?

— Черт его знает.

Помолчали. Геничка спросил:

— Можно в окошко выглянуть?

— Если выполнишь одну просьбу. Останься с этой его стороны.

Крошка посмотрел в окошко, потом еще кое-что посмотрел. И еще. И еще. И… Пришлось примотать птенчика к себе корабельным канатом. За окошком между тем были: поздний вечер поздней весны, дождь, свобода и виды транспорта, везущие достойных того людей в места красивые и хорошие.

Долли явилась эффектно. На фоне кошмарной зеленой занавески, скрывающей худощавые прелести хозяйки, гордо плыл никелированный баркас на колесиках, уставленный жестяными дребезжащими чашками и уродливым кофейником.

— Что это? — оторопела я, показывая на помесь раздавленной консервной банки и каталки для покойников.

— Спецзаказ. Мастерская дизайнеров Синих. Очень талантливо. — Не дождавшись нашего восторга, добавила, — И дорого.

Она подтащила к изделию памяти Синих роскошное кресло и элегантно присела мимо. Откуда-то снизу прозвучало:

— Извините, но кроме кофе ничего нет. Я на диете.

— А мы на откорме. — Я пошла выгребать из баула остатки дорожной снеди. Кушала Долли с аппетитом. Геничка тоже. Испив крепкого кофею, мое чадо тотчас уснуло.

— Отнеси его в будуар, — посоветовала хозяйка, махнув длинной рукой в направлении где, по ее мнению, данное помещение находилось. Сейчас там уверенно расположилась стена, увешанная картиной художников, вероятно, Красных. Тошнотворное зрелище. Я подняла свою пудовую пушиночку и отправилась на поиски будуара. Вернувшись, отметила, что интерьер претерпел некоторые изменения.

Железно-покойное сооружение, в частности, украсилось массой разных по форме и содержанию бутылок.

Невероятно иностранных, судя по этикеткам.

— За встречу, — Долли лихо хлопнула бокал, по объему скорее смахивавший на пивную кружку.

Жесткое выражение ее бледной физиономии мне не нравилось. Да что там, эта дама мне вообще не нравилась. Физиономия просто не являлась исключением. Широкий рот ее обладательницы исказила светская улыбка.

— Ты, должно быть счастлива, что познакомилась со мной? Могу дать автограф.

Я пригляделась к ней повнимательнее. Кроме вышеупомянутого плотоядного рта лицо состояло из следующих компонентов: прямые упрямые брови, длинные, почти до ушей, озерообразные серые глаза надвое рассекали узкое конопатое лицо. Им не позволял слиться высоковатый и длинноватый нос, несколько портивший его владелицу. Как я уже указывала, красавица, претендующая на известность, улыбалась, что тоже не особенно украшало ее: верхняя губа при этом задиралась, обнажая широкие зубы, нависавшие над нижней губой карнизиком. Среди небольшой компании известных мне известных людей такой рыжей и наглой точно не было. Я брякнула наудачу:

— Ведущая программы «Передом на Запад!»

— Вот еще! — оскорбилась девица. — Я звезда эстрады. Группа «Бергамот по средам». Мы очень популярные. — Она небрежно закурила и лихим жестом закинула ногу на ногу. Пара бутылок шлепнулась на ковер. — Неужели не слышала? Хотя, в твоем возрасте слушают уже «Машину времени» и похоронные марши.

Она, оказывается, острит.

— Давай, напою наш хит, сразу вспомнишь, — и заныла:

Мелодию я раньше не слышала, и слава Богу. Стихи были, как ни странно, мои. Видимо, решив, что окончательно поразила мое воображение, Долли вдруг встала, шлепнулась рядом и стала больно целовать в губы. Не прерываясь, она прытко вылезла из халата и трусов, повалила меня на софу, сама пала сверху. К ее досаде, я на сии намеки никак не отреагировала. Было скучно и хотелось спать. Мы наполовину свисали со снежного мебельного плато. Тикали часы. Она уже перестала грызть мои губы, лежала рядом. Ее опять стало потряхивать. Вдруг она ткнулась лбом мне в плечо, сказала:

«Пожалуйста», потом подняла голову. Глаза у нее были жалкие, как у издыхающей лошади. Поглядев в них секунд десять, я чертыхнулась, плюнула на ориентацию и полезла вниз: целовать, куда она просила.

Интересно, качественно ли я ее вымыла? Эту даму.

Мадам кончила, лежала, не шевелясь, раскинув в стороны тощие ноги в синяках и закрыв локтем лицо.

— Достаточно?

Не дождавшись ответа, я пошла в ванную и хорошенько почистила зубы. Вернувшись, застала Долли в той же позе, но с открытыми глазами.

— Знаешь, что они со мной делали? — спросила она спокойно. Тело изогнулось в конвульсии, ее стало рвать. На белый атлас софы.

Потом мы бросили на ковер какие-то тряпки и легли спать. Девица долго рыдала, обвив меня, как удав березу. Под утро, всхлипнув напоследок, засунула нос мне в ухо, выдавила: «Ненавижу тебя», и заснула.

Самоуверенное создание граждан Синих бликовало и ликовало в ранних солнечных лучах. День обещал стать пай-мальчиком. Во всяком случае, в погодной ипостаси.