Тролль сидел, обхватив руками колени, на краю становища, на одном из немногих свободных от подсыхающей липкой бурой корки и внутренностей клочков травы. Кровь людей была ему неприятна.

«Забавно, — мелькнула вялая мысль, — к звериной крови у меня нет отвращения». Лес оцепенело молчал, деревья прижали листья к веткам, живые твари попрятались по норкам и гнездам. Или разбежались?

— Поболтаем? — Крак шмякнулся на плечо.

— Уйди. Я устал.

— Ты не устал, ты задумался.

— Неужели? Может, знаешь о чем? Я — нет.

— О том, о сем… Ты уходишь к людям. — Не дождавшись реакции, Крак добавил: — И больше не будешь к ним привязываться.

Тролль тряхнул плечом так, что тяжелая птица, кувыркаясь, отлетела к деревьям. Взял одну из странных палок с блестящим концом, и отправился нанести визит.

— Будешь в наших краях — заходи! — каркнул Крак вдогонку из кустов.

Обожравшийся волк в своей яме даже головы не поднял.

— Теперь тебя некому будет кормить. Что ж, напоследок ты неплохо пообедал.

Серебристая струя мягко вошла выродку точно между глаз.

— Мамашенька, что же это! Какие вы ужасы дитю рассказываете! — неожиданно прервала зашторенная бабулька благородную тишину. Я не оговорилась? Ух ты! Действительно, в вагоне царила тишина. Паровозные гудки, грохот колес о шпалы, скрежет дряхлого состава, естественно, не имели никакого значения. Геничка прилип к лавке, мордочка сияла вдохновением.

— Не нравится — могу не продолжать, — буркнула я. — Можно подумать, с нашей стороны сказки приятнее.

— Нет-нет, прошу вас! Весьма оригинальная притча, — взмолился из соседнего купе интеллигентный голосок стареющего любителя корвалола. «Ага, конечно! — саркастически подумала я. — Притча-то банальная, да ваше сердце второго пришествия Генички никак не выдержит».

— Мамочка! — встрепенулся сынуля. — Плохие скоро оживут? Чтобы опять биться.

— Сказать по правде, плохие не оживают. Но и не переводятся, так что без них не останемся.

— А Тролль не умирает? Ты сказала, он живет вечно. Это долго?

— Это всегда.

— И сейчас живет?

— Да. Обязательно. Где — не знаю, честно говорю. Может, в Пензе.

— Почему в Пензе? — удивилась поборница курочек Ряб для детских ушей. — Я ж оттудова. И дед мой, и тетка, и…

— Значит, в Орле, — решительно прекратила я пререкания. — Дальше будете слушать или нет?

— Будем! — дружно ответствовал вагон, и в каждом гласе звучала своя надежда. Персональная, как компьютер.

Положим, жил Тролль все же не в Орле, а в Нижней Салде. Работал в армянской фирме «Тарго» коммивояжером, продавал мужскую косметику: средство от перегара «Антитещ», одеколон «Буря кроет», дезодорант «Ара-мать», шампунь «Для перхоти», прочую мужчинскую ерундистику, сплошь из натуральных химикатов. Шел он по грязной вонючей улочке времен дедушки Демидова кривиком (т. к. улочка изгибалась змеюкой) к бюстозаводу имени дедушки Ленина. Во время оно специализировалось предприятие на выпуске бюстов второго по ходу рассказа дедушки, а сейчас шлепало первого. Дело оказалось выгодным, зарплата выплачивалась, мощности наращивались. В общем, наличествовали на бюстозаводе потенциальные жертвы армянской товарной интервенции.

Выглядел Тролль нынче презентабельно, лицо фирмы как-никак: клетчатые брючки модного кроя, куртка с разрезами «роза ветров», стильные боты на двух каблуках под углом, все одноразовое, яркое — просто супер. Правда, вид несколько портила торчащая грива. Специалист по визажу, сотрудник «Тарго», долго загибал ее в разные стороны, намачивал, накрашивал, накручивал, прореживал, потом заплакал:

«Слющай, тебя какой мама рожаль? Не армянский?» И лишь услышав категорическое «нет», слегка успокоился.

Сначала коммивояжер заглянул в слесарку к знакомому Феде. Тот неотступно следил за модой и тем, за что ее принимают, и одевался почти так же броско, как Тролль. По Феде равнялось большинство мужского контингента завода и часть женского определенной направленности.

— Слушай, Стасик, — сказал Федя Троллю, — заскочим на минутку в бухгалтерию, у моей Светки сегодня именины, они с бабами стол собрали, ждут. Неудобно опаздывать. А после поглядим, что ты принес. — И уже на ходу добавил, подхватив из-под станка цветы, — Они новенькую приняли. Девочка — умереть за рубль!

Сердце Тролля дзинькнуло.

Размахивая букетом, Федя влетел в бухгалтерию, таща за руку Стасика. С криком: «Где моя примадонна?!» влюбленный проволок коммивояжера по комнате, сметая им и собой все препятствия на пути к предмету воздыханий. Летели стулья и деловые бумаги. Очередной преградой оказалась новенькая. Неудержимый в порыве страсти слесарь довольно крепко стукнул ее Стасиком. Девушка чуть не упала.

— О, мадам! Простите! Любовь несет меня, я вижу лишь Светлану! — воскликнул Федя и представил их друг другу, приседая от воспитанности за обоих, — Аделина. Стас.

— Мы знакомы, — улыбнулась Аделина, положила теплые руки на плечи Троллю и поцеловала в губы.

— Привет. Вот мы и встретились.

Конечно, это была она. Его Душа.

— Мамочка, что такое душа? — поинтересовался Геничка.

— Душа — это нечто. Нежное и эфирное.

— А что…

— Уже ничего, — прервала я сей поток любознательности. — Вернее, уже Москва. Приехали. Дождь был, но кончился. Пошли.

Засидевшиеся пассажиры выглядывали в окна, выискивая встречающих именно их, цепляли на себя гроздья чемоданов, прощались друг с другом с такой радостью, будто теряли навеки заклятого врага, примеряли столичные выражения лиц. Подошел попрощаться мужчина из соседнего купе. Он оказался скорее огромным, чем большим, и не таким уж старым.

— Девушка, вы ведь расскажете сказку до конца этому победителю? Запишите и издайте.

Пожалуйста.

— Зачем? — опешила я.

— Интересно, что будет дальше. Счастливо, укротитель, — это уже Геничке. — Наращивай сильность здесь, — он постучал пальцем по макушке моему ангелочку. Не больно, но с удовольствием.

Мы были в конце пути с одного вокзала на другой, когда ее выбросили из красивого такого автомобиля на тротуар прямо нам под ноги. Машина сразу уехала. Выпихнули нарочно в лужу, сволочи.

Девица была совершенно голая, рыжая, грязная и невероятно пьяная. Она встала на четвереньки к нам лицом и зарычала от ненависти. Геничка зарычал тоже и принял боевую позу. «Води после этого детей по улицам», — заворчала и я, задвигая сыночка за спину, и, нагнувшись, заглянула в глаза находке. Смысл в них вроде имелся. «Вставать будете?» Дама молча поднялась. Она оказалась на полголовы выше меня (а я не дюймовочка), худой, как стелька в профиль и неустойчивой. От холода ее трясло, зубы звучно лязгали. Лучше б я рубль нашла! Упаковала девицу сначала в свой плащ, потом в подрулившее такси.

— В милицию или в больницу? — спросил шофер.

— Пошел ты на… со своими рекомендациями, — интеллигентно ответила дама хорошо поставленным голосом, аккомпанируя себе зубами. Мы узнали в подробностях и красках, где она желала бы увидеть то и другое общественные учреждения, а потом назвала адрес. Добрались быстро.

— До квартиры-то дойдете? — с надеждой поинтересовалась я, взглянув на часы: на поезд мы еще не опаздывали. Выбравшаяся из машины девица в ответ гордо тряхнула рыжими кудрями и куда-то завалилась. Пришлось расплатиться, взять в охапку колючего Геничку, походный ридикюль метр на метр и тащиться ее провожать.

У дверей в квартиру вышла заминка. Я звонила, звонила, а там не открывали и не открывали. «Нет никого, — вдруг исторгла из себя моя красотка, подпиравшая мусоропровод. — Одна живу».