«На конe бpабантском плотном…» На конe бpабантском плотном И в малиновой венгерке Часто видел я девицу У отца на табакерке. С пестрой свитой на охоте Чудной маленькой фигурой Рисовалася девица На эмали миньатюрой. Табакерку заводили И пружинку нажимали, И охотники трубили И собак со свор спускали. Лес был жив на табакерке; А девица все скакала И Меня бежать за нею Чудным взглядом приглашала. И готов я был умчаться вслед за нею — полон силы — Хоть по небу, хоть по Морю, Хоть сквозъ вечный мрак Moгилы… А тenepь вот здесь, недавно,— Полстолетья миновало,— Я опять девицу видел, Как в лесу она скакала. И за ней, как тощий призраку С котелком над головою Истязался на лошадке Барин, свесясь над лукою. Я, девицу увидавши, Вслед eй бешено рванулся, Вспыхнув злобою и местью… Но, едва вскочил, запнулся… Да не шутка полстолетья… Eсть вceмy границы, мерки… Пусть их скачут котелочки За девицей с табакерки!.. «Полдень пpeкpaceн в лазури…» Полдень пpeкpaceн в лазури Малого облачка нет, Даже и тени прозрачны,— Так удивителен свет! Ветер тихонько шевелит Листьев. Подвижную сеть, топчется будто на Месте, Mыслит: куда полететь? Он, направленье меняя, Думает думу свою: Шквалом ли мне разразиться Или предаться нытью? «Гуляя в сияньи заката…» Гуляя в сияньи заката, Чуть видную тень я кидал, А месяц — в блистании злата — навстречу ко мне выплывал. С двух разных сторон освещаем, Я думал, что нами окружен Тем миром, что нами незнаем, Где нет ни преград, ни сторон! Под тeплою мягкою чернью В листве опочивших ветвей Сияла роса мелкой зернью Нeдвижных, холодных огней. Мне вспомнились чувства былые: Полвека назад я любил И два очертанья живые В одном моем сердце носил. Стоцветные чувства светились, И был я блаженством богат… Но двое во мнe нe мирились, И месяц погас, И закат! «Нет, нe от всех предубеждений…»
Нет, нe от всех предубеждений Я и поныне отрешен! Но все свободней сердца гений От всех обвязок к пелен. Бледнеет всякая условность, Мельчает смысл в любой борьбе… В душе великая готовность Свободной быть самой в себе; И в этой правде — не слащавость, Не праздный звук кpacивых слов, А вольной мысли величавость Под лязгом всех зeмных оков… «Любо мне, чуть с вечерней зарей…» Любо мне, чуть с вечерней зарей Солнце, лик свой к земле приближая, взгляды Искоса в землю бросая, Cыплет в корни свой свет золотой; Багрянистой парчой одевает Листьев матовый, бледный испод… Это — очень не часто бывает, И вечернее солнце — не ждет. «Я видел Рим, Париж и Лондон…» Я видел Рим, Париж и Лондон, Везувий мне в глаза дымил, Я вдоль по тундре Безземельной, Везом оленями, скользил. Я слышал много водопадов Различных сил и вышины, Рев медных труб в калмыцкой степи, В Байдарах — тихий звук зурны. Я посетил в лесах Урала Потемки страшных рудников, Бродил вдоль щелей и провалов По льдам швейцарских ледников. Я резал трупы с анатомом, В науках много знал светил, Я испытал в морях крушенье, Я дни в вертепах проводил… Я говорил порой с царями, Глубоко падал и вставал, Я богу пламенно молился, Я бога страстно отрицал; Я знал нужду, я знал довольство,— Любил, страдал, взрастил семью И — не скажу, чтобы без страха,— Порой встречал и смерть свою. Я видел варварские казни, Я видел ужасы труда; Я никого не ненавидел, Но презирал — почти всегда. И вот теперь, на склоне жизни, Могу порой совет подать: Как меньше пользоваться счастьем, Чтоб легче и быстрей страдать. Здесь из бревенчатого сруба, В песках и соснах «Уголка», Где мирно так шумит Нарова, Задача честным быть легка. Ничто, ничто мне не указка,— Я не ношу вериг земли… С моих высоких кругозоров Все принижается вдали… |
