84«Знакомство с Солженицыным, — пишет Н. Г. Левитская, — стало этапом в нашей жизни, придало ей смысл, целеустремлённость, наполнило новым содержанием... Мы поняли и приняли друг друга с первого слова. Речь сразу же пошла про книгу о лагерях — будущий “Архипелаг ГУЛАГ”. Без лирики договорились, чт? и к?к будем делать, и приняли сразу же постановленные условия: никаких посторонних разговоров, случайных встреч, рассказов кому-нибудь, что мы для него делаем».
85В марте 1964 года Н. А. Решетовская обратилась в горсовет: муж обречён на бездомную жизнь из-за уличного шума. Вскоре удалось привести одного из чиновников домой. Н. А., указывая на папки с письмами читателей, сказала: «Если бы эти доброжелатели знали, что от вас зависят новые страницы Солженицына, они бы пришли к вам целой делегацией». Она просила отдельную двухкомнатную квартиру для себя и мужа, но ей объяснили, что речь может идти только о трёхкомнатной квартире на пятерых. Но и это решение было принято только через год, в мае 1965-го, и ещё через полгода, в декабре, Рязанский горисполком оповестил о нём заявителей.
86В секретной записке от 4 октября 1965 года в Секретариат ЦК Семичастный и Генеральный прокурор Руденко писали: «Рукописи романа А. И. Солженицына “В круге первом” и его пьес “Республика труда” и “Пир Победителей” Прокуратура СССР и КГБ предлагают в порядке исключенияподвергнуть конфискации с последующим хранением в архивах КГБ». Правлению Союза писателей СССР рекомендовалось «провести партийные собрания и активы писательской общественности с вопросами повышения идеологической закалки творческих кадров». А на партсобраниях объявляли, что захваченный архив Солженицына «концентрировался для отправки за границу».
87См.: «Когда я с задором произносил свою речь с трибуны во Дворце спорта, место в докладе о Пастернаке было встречено бурными аплодисментами. Надо сказать, что книгу Бориса Пастернака “Доктор Живаго” я, как и все присутствующие в зале, тогда еще не читал. Была она издана в Италии, и в нашей стране её прочесть было нельзя. Поэтому судить о содержании книги я не мог и осуждал Пастернака за факт незаконного, тайного издания книги за границей». (В. Семичастный. Беспокойное сердце).
88Из рабочей тетради Твардовского: «Разыскиваю Солженицына, оказывается, он в Москве. Звонит уже с вокзала. Я: Приезжайте немедленно, серьёзнейшие дела. Он: Вещи уже в вагоне, поезд сейчас уйдёт. Я: Заберите вещи, сдайте в камеру хранения. Он: Нет, я буду в понедельник. — Зверь!» Из дневника Кондратовича: «Живёт стесненно. Уезжал в прошлый раз в Рязань. “Шесть десятков яиц увёз”, — сказал мне. “А разве в Рязани нет их?” — “По девяносто копеек нет. Есть по рублю сорок. А на шесть десятков разница уже почти целый проездной билет”». «Нашу земную жизнь — как им понять, кому всё на подносиках?» — писал в этой связи Солженицын.
89«Я не знаю, какой мерзавец разболтал о моём выступлении», — гневался Зимянин, пригласив Т. М. Литвинову, дочь бывшего наркома иностранных дел, которая, прочитав в самиздате выдержки из речи, написала, что докладчик введён в заблуждение. Зимянин поразился: кто-то, перед кем он выступал в Ленинграде (узкий круг, проверенные люди, доверительная беседа) дал утечку…
90Как выяснится в 1990-е годы, уже весной 1968-го «Новый мир» находился накануне разгрома. Решение отобрать у Твардовского журнал будет принято Секретариатом ЦК КПСС 14 июня 1968 года, однако последовавший вскоре ввод советских войск в Чехословакию и бурная реакция на это в мире заставили отложить решение. В 1969-м поэма Твардовского «По праву памяти», не разрешённая к печати в СССР, «по нелегальным каналам» уйдёт за рубеж и будет напечатана во Франции, что и даст властям повод и сигнал к финальной атаке на «Новый мир» в феврале 1970-го.
91«Вчера настаивали из райкома, чтобы мы провели собрание в поддержку действий наших войск и нашего правительства. Долго спорили с Виноградовым. Он против собрания. Что делать? Не проводить? Значит, сразу же партбилеты на стол, и конец журналу. Мы все думаем, что в этой ситуации журнал дороже. Он важнее всех нас вместе взятых... Я не хочу оправдывать себя или других, но в нашем положении идти на самоубийство бессмысленно» (Кондратович). Твардовский, осудив вторжение, отказался поставить свою подпись под открытым письмом писателям Чехословакии, подписанным всеми действующими секретарями СП (за исключением Симонова и Леонова). Введение советских войск в Чехословакию объяснялось в письме угрозой делу социализма и оценивалось как «осознанная необходимость». «Я бы мог всё подписать, но только дотанков и вместотанков», — сказал Твардовский.
92Друг Д. И. Великородного Д. И. Гачев (отец культуролога Г. Д. Гачева), осуждённый ОСО НКВД на 8 лет лагерей, писал с Колымы: «Мы вдвоем могли бы создать достойную Роллана, всестороннюю, с глубокой любовью и пафосом написанную монографию о великом гуманисте современности». Первую часть книги (Роллан и литература) должен быть писать Д. И. Великородный, вторую (Роллан и музыка) — Д. И. Гачев.
93Зимой 1959 – 1960 годов с Тюриным и ещё шестью математиками (среди них профессора И. Шафаревич и Л. Скорняков) они отправились в зимний поход на Кавказ: «На перевале нас застал буран, который не стихал трое суток, а когда стих и мы вылезли из палаток, то обнаружили, что лыжи наши, лежавшие, как положено, под полом палатки, вмёрзли так, что оторвать их было нельзя, — и пришлось идти вниз пешком. Топали по глубокому снегу, мне по грудь, тропили все по очереди, но за светлое время дня до базы не дошли, ночевали в долине, без палаток и без топора, так что жгли только ветки, которые можно было руками сломать. Обморозили ноги все. Наутро дошли до базы, оттуда четверых на вертолёте, а четверых верхом на лошадях доставили в Нальчик. Там определили, что у всех гангрена разной степени, надо оперировать. Долетели в Москву, там четырём (среди них мне) ободрали кожу на ступнях и на костылях отпустили домой лечиться, а других четверых долго лечили в Академической больнице, пока не образовалась “демаркационная линия”, по которой уже и отрезали то, чего спасти было нельзя. Андрею Тюрину отрезали все пальцы одной ноги вместе с “подушечкой”, в общем — полступни». Осенью 1960-го Н. Светлова вышла за него замуж, а через три с половиной года их молодежно-товарищеский брак распался.
94«Заведовать» хранением, по просьбе Светловой, согласился Андрей Тюрин, человек большого личного мужества, отношения с которым у неё остались дружескими и после развода; навещая сына, он мог бывать в доме своей бывшей жены сколь угодно часто, не вызывая никаких подозрений. Хранение, устроенное по принципу непрямого касания, у его сестры Галины, было самым крупным и действовало быстро, четко, безотказно и бесперебойно.
95А. М. Гарасева, помогавшая А. И. Солженицыну в период его работы в Рязани над «Архипелагом» и близко знавшая его семью, вспоминала: «У А. И. уже давно были нелады с женой, и Мария Константиновна как-то сказала мне, что они обязательно разойдутся, уж очень разные люди он и Наталья Алексеевна, всё время у них ссоры. В нём М. К. просто души не чаяла. Она любила его гораздо больше, чем свою дочь, считала его “человеком высокого полёта” и чрезвычайно высоких горизонтов, и, наоборот, всегда говорила об узости взглядов и интересов, об эгоистичности и ограниченности своей дочери, её обидчивости и мнительности».
96Всего пять месяцев удастся удержаться Светловой и в Институте международного рабочего движения, куда она устроилась в октябре 1970-го. Директор института Т. Тимофеев, «едва узнав, что работающий у него математик — моя жена, так перетрусил, что с непристойной поспешностью вынудил её увольнение, хотя это было почти тотчас после родов и вопреки всякому закону» («Телёнок»). Будет исключена из партии и уволена с работы и её мать Е.Ф. Светлова.
97Приглашение было послано и министру культуры СССР Е. А. Фурцевой (12 февраля 1972). А. И. писал ей: «Если и не тотчас, то через каких-нибудь 10 – 15 лет тот факт, что в Москве не нашлось помещения для вручения Нобелевской премии русскому писателю, будет восприниматься в истории нашей культуры как национальный позор». Фурцева, доложив о письме Солженицына в Политбюро ЦК КПСС, назвала его «умным и властным человеком, способным оказывать вреднейшее воздействие на шатких и неустойчивых людей», просила применить к нему строгие меры, рассмотрев вопрос о его выдворении за пределы страны.
