Жизнь России конца 1990-х — будто начиталась и наслушалась Солженицына. Единомышленниками писателя становились даже и далёкие от литературы люди, учившиеся на опытах собственной жизни понимать, что происходит с ними и с их страной. Они формулировали своё понимание жизни вроде бы независимо от русских классиков, но получалось — совершенно созвучно с ними. «Россия — есть теперь по преимуществу то место в мире, где всё что угодно может произойти без малейшего отпору» (Достоевский). «В нашей стране всё возможно»; «в России всё непредсказуемо»; «от России можно всего ожидать»; «почему-то у нас всё невозможное случается как возможное» — так, согласно социологическим опросам, считало большинство населения после катастрофы 1998-го, будто цитировало «Бесов» или «Россию в обвале». Разве что градус обвала теперь зашкаливал: «Земная история, может быть, не знает другого такого самоубийственного поведения этноса».

…Кажется, 1998 год стал переломным в русском сюжете о пророке и отечестве. Вырос спрос на книги Солженицына (первые четыре года не издавалось почти ничего). В 1997-м была объявлена и в 1998-м стартовала Литературная премия Александра Солженицына для награждения писателей, живущих в России и пишущих на русском языке — об учреждении такой премии А. И. мечтал почти четверть века. И критерии отбора лауреатов, и основательность аргументов в пользу награждённых со стороны жюри, и серьёзность церемонии, где в ответ на формулу присуждения звучало слово лауреата, получат в глазах культурной общественности высокую оценку. Наконец, в декабре 1998-го широко отмечался 80-летний юбилей писателя. «Есть какая-то провиденциальная эстетическая сообразность в том, что день рождения этого человека приходится на самое тёмное место в году: день съёжился дальше некуда, от стужи дух захватывает, из всех красок остались только чёрное и белое, белизна снега и чернота мрака, — но каждая проходящая, отмечаемая тиканьем часов секунда явственно приближает солнцеворот. В жилах это чувствует кровь, в стволе дерева, наверное, чувствует по-своему сок. Время становится ощутимым. Когда же ему было родиться, как не в такие дни?» — размышлял в юбилейные дни С. Аверинцев.

К свету, кажется, повернулась и Госдума. Четырёх лет хватило ей, чтобы усвоить уроки 1994 года. Когда В. Лукин, председатель Комитета по международным делам, на пленарном заседании предложил отметить юбилей Солженицына как «великого русского писателя и великого соотечественника», депутаты, навёрстывая упущенное, встали и аплодировали. 11 декабря фракция «Яблоко» распространила заявление, где отмечалось, что «Солженицын нужен сейчас России не меньше, а ещё больше, чем в тоталитарные времена». Это был несколько запоздалый, но всё же ясный ответ тем, кто кричал в 1994-м: не нужен! не нужен!

Депутаты Московской городской думы приняли решение о присвоении писателю титула «Почётный гражданин Москвы» — за благотворительную деятельность. Учитывалась работа Русского общественного фонда: теперь он трудился открыто и легально, а политзэки, получавшие регулярные денежные выплаты, жизненно им необходимые, являлись, к счастью, зэками бывшими. Учитывалась и помощь, которую оказывает Фонд провинциальным библиотекам России и бывших союзных республик, покупая и передавая им в дар ежегодно около 50 000 книг — с начала перестройки центральные библиотечные коллекторы были разрушены, новых поступлений ждать не приходилось, и средств на приобретение книг тоже не было.

Отметила заслуги Солженицына и Русская Православная Церковь. Патриарх Московский Алексий II направил писателю поздравительное послание. «За прошедшие годы Господь судил Вам многое пережить и сделать. Отрадно сознавать, что во всех жизненных обстоятельствах Вы всегда являли пример христианского отношения к ближним, бескомпромиссного свидетельства о правде, большой работоспособности и стойкости духа». Солженицын, отмечал Патриарх, своими произведениями оказал огромное влияние на самосознание последних поколений россиян. «Ваше творчество помогло современникам увидеть себя в контексте реальной истории, освободиться из плена догматизированных мифов. В Вас, быть может, как ни в ком из современников, столь ясно видно, что Ваша судьба — Россия и сами Вы — часть судьбы Святой Руси». От имени РПЦ писатель награждался орденом святого благоверного князя Даниила Московского.

1 июля 1998 года Указом президента России был восстановлен самый первый из российских орденов, учреждённый Петром I в 1698 году и выдававшийся (вплоть до 1917) за боевые подвиги и гражданские доблести, — орден святого апостола Андрея Первозванного, высшая государственная награда Российской Федерации. В Указе отмечалось, что этим орденом (девиз — «За Веру и Верность») будут награждаться «выдающиеся государственные и общественные деятели и другие граждане Российской Федерации за исключительные заслуги, способствующие процветанию, величию и славе России». Первыми кавалерами восстановленного ордена стали академик Д. Лихачев, оружейник М. Калашников и президент Казахстана Н. Назарбаев. «Вот она, наша новая (искомая) идентичность: с Пушкиным в одной руке, с автоматом Калашникова — в другой, с орденом Андрея Первозванного на шее, — памятник новой/старой России. России, которую мы обретаем», — сердилась оппозиционная пресса.

В случае Солженицына история с высшей наградой дала осечку. Когда-то Твардовский выдвигал любимого автора на Ленинскую премию, но власть заартачилась и в награде отказала. Теперь потакать капризу власти отказывался сам писатель. Личное поздравление от Б. Ельцина как частного лица он принял, а орден как знак государственного благоволения — отверг. «До меня дошли сведения, что президентский совет по культуре рекомендовал наградить меня орденом к моему 80-летию. Если эти сведения верны, хочу удержать от этого шага. От верховной власти, доведшей Россию до нынешнего гибельного состояния, я принять награду не могу — не та обстановка в стране», — заявил А. И. Слова отречения (заранее направленные в администрацию президента в письменном виде, но не возымевшие действия) были вынужденно произнесены со сцены Театра на Таганке — в день своего юбилея Солженицын был на премьере спектакля Ю. Любимова «Шарашка», поставленного по роману «В круге первом». Название премьеры, как вывеска, висело над входом в театр — празднование юбилея как быв «спецтюрьме» и в компании «подельников» лучше всего отражало смысл торжества. Декорацией спектакля, которая стала и декорацией юбилейной церемонии, были тюремные нары. «На меня нахлынули чувства, — говорил А. И. со сцены, — я вспомнил многих тех, кого сегодня уже нет…»

…Зал, замерев, слушал речь юбиляра, выделявшего паузами каждое слово, но ещё не знал, что главное действо впереди. Безмолвно внимали автору артисты в лагерных бушлатах, и, кажется, сильно был смущён режиссёр спектакля, сыгравший Сталина, — незапланированная мизансцена совершенно выпадала из сценария торжества. «При нынешних обстоятельствах, — добавил А. И. поверх письма, — когда люди голодают за зарплату и бастуют учителя, я принять орден не могу. Может быть, через немалое-немалое время, когда Россия выберется из своих невылазных бед, сыновья мои примут эту награду за меня». Ю. Лужков, выступавший вслед за юбиляром, точно оценил момент: «Сейчас он совершил поступок, на который способны только люди, кто душой болеет за то, что у нас происходит…» Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл передал поздравление юбиляру от Патриарха и вручил награду РПЦ. «Церковные награды — это награды народные, — сказал Владыка. — Не нужно никакого политического решения, чтобы вручить такую награду. Она вручается по велению сердца, по велению совести. Святейший Патриарх вместе со всей нашей Церковью удостаивает Вас такой награды. Я надеюсь, что Вы примете её». Ордену святого благоверного князя Даниила Московского повезло больше.

Кто видел Солженицына перед отречением — тот не забудет грозную музыку судьбы: при внешнем спокойствии — стальная точность жеста, неколебимость решения, огненность веры. «Нынешний отказ ставит писателя, живого классика русской литературы в почётный ряд мужественных патриотов своего Отечества», — отмечала оппозиционная пресса, называя имена предшественников: писателя Ю. Бондарева, композитора Г. Свиридова, генерала Л. Рохлина, не принявших разные награды от руководства страны. Однако первого кавалера ордена, Д. Лихачёва, поступок Солженицына не порадовал: это «неуважение к власти», «элементарная невоспитанность», «Ельцин тут ни при чем», «я уговаривал А. И. получить орден, но он встал в позу и остался непреклонен». Но тот же Лихачёв вполне понимал стремление Солженицына «отгородиться от власть имущих»: «Подобно Тургеневу, Достоевскому, Толстому и другим русским классикам, Солженицын всегда был “против мундиров”, находился в духовном изгнании». Но получалось, что способность «жить по совести, говорить правду независимо ни от каких партийных, идеологических соображений» — некорректна? невежлива? А воспитанность — нечто противоположное совести и правде?