«Почему нет?» — вдруг задал себе вопрос человек. И не получил на него отрицательного ответа.

Логика жизни проста: убей — и живи. А смерть третий день носилась в знойном воздухе, хлеща лопастями вертолетов. Было ясно, что их травят слишком умело, чтобы дать шанс уйти живыми. Никто из шести человек, что устроился на привал в этой пещере, не выйдет в условленную точку, где их ждет эвакуация. Да и кто сказал, что им полагается эвакуация? Никаких гарантий, что все не кончится прицельный выстрелом в затылок.

Про пещеру никто не знает. Муххамад нашел ее чудом.

Так и проскочили бы мимо лаза, в который с трудом можно протиснуться, если бы он не оступился и не упал между двумя валунами. Здесь можно отсидеться до второго пришествия. Но эти моджахеддины обязательно пойдут дальше. Они усе поклялись на Коране, черт их возьми! Но если подумать… Шесть недельных пайков и запас воды на шесть человек. Одному хватит. Так почему бы и нет?

— Ай, иншалла,[45] — произнес он вслух. Прозвучало с тем же восточным фатализмом, что до сих пор поражал его в этих людях.

Кто-то из них улыбнулся, в отсвете уголька сигареты вспыхнула белозубая улыбка. Им нравилось, что этот белый человек неумолимо становится таким же, как и они. В конце концов, этот чужак тоже шел самой короткой тропой в сады Аллаха — тропою воина.

И никто не увидел, как он вытащил из ножен нож. Было слишком темно, а лезвие ножа было черненое и не давало блика…

Закуривая, Максимов прикрыл глаза, чтобы не выдать себя.

На лестнице послышались шаги. Сверху в гостиную спускались женщины. Вечерние наряды они сменили на костюмы, более подходящие для интерьера охотничьего домика. На Карине было платье из тонкой шерсти, из-под его края выглядывали остроносые сапожки. Эрика оделась, как цыганка в фильмах Кустурицы: ярко и с бору по сосенке.

— Судя по вашим лицам, мы вовремя. — Эрика, улыбаясь, обвела взглядом мужчин.

Кресел было всего три. Карина, обойдя стол, присела на подлокотник кресла Максимова.

Эрика в кресло не села, проходя мимо Леона, потрепала его по волосам.

— Слава богу, додумался развести огонь в камине. Дом выстужен, словно сто лет тут никто не жил. Жутко замерзла!

Она встала у огня, за спиной Максимова. Он был уверен, что Эрика воспользовалась поводом, чтобы бросить взгляд на монитор.

— Если вы уже закончили, то можно будет что-нибудь приготовить на огне. У нас есть копченые колбаски.

— Я их съел, — смущенно признался Леон. — Когда волнуюсь, жутко хочу есть.

— Бедненький! Но хоть что-нибудь осталось?

— Консервы. Сыр трех сортов и вино. Эрика тихо засмеялась.

— Француз не пропадет. А как остальные?

— Лично я не голоден. Ты как? — Максимов поднял голову и посмотрел на Карину.

Странно, но смущенный вид Леона нисколько ее не забавлял. Она разглядывала его с брезгливой гримаской на лице, как смотрят на неухоженного зверя, только что выбравшегося из берлоги и отравляющего всю округу смрадом свалявшейся за зимовку шкуры.

Максимов прижал Карину за талию, привлекая ее внимание. В ответ на его вопросительный взгляд она тихо прошептала по-русски: «Потом расскажу».

Леон встал, тяжко ступая по полу бутсами, прошел к бару.

— Что будут дамы?

— А вы уже закончили? — поинтересовалась Эрика.

— Думаю, да.

«Разбежался! — усмехнулся Максимов. — Все только начинается».

— Осталось только обсудить условия, — произнес Максимов, адресуя слова больше Эрике, чем Леону.

Как и предполагал, Эрика тут же вышла из-за его спины, грациозно разбросав полы цветастой юбки, опустилась в кресло.

— Карина, что ты пьешь? — спросила она. Карина молча указала на бутылку ликера на столе.

— Леон, еще одну рюмку. А мне — мартини, — распорядилась она. С лучезарной улыбкой обратилась к Максимову: — Какие условия?

— С русскими больше никаких сделок! — подал голос Леон.

Он вернулся к столу, передал бокал с мартини Эрике. Поставил пустую рюмку. По кивку Максимова разлил ликер. Грузно опустился в кресло.

— Ты уж извини, Макс, но я не вижу мотивов для соглашения. Да и о чем договариваться? Я убежден, что профессор Арсеньев причастен к тайным операциям с культурными ценностями. Иначе ты бы здесь не сидел, я прав? Фактуры по рейду к Мертвому городу у меня достаточно, включая фотографии разгромленного каравана и кое-что из трофеев. Доказательств хватит и без брактеата. А то, что русскому проломили голову, лишний раз свидетельствует, что скандал уже достиг определенного градуса. Сейчас эту сенсацию у меня оторвут с руками.

Максимов намеренно проигнорировал выпад Леона и все внимание переключил на Эрику. Она тоже не сводила с него глаз. На лице удерживала выражение вежливого внимания, но он чувствовал, что ее интерес гораздо глубже, чем она хочет показать.

— Эрика, зачем красивой, самодостаточной и умной женщине Пулитцеровская премия?[46]

Брови Эрики взлетели вверх.

— Ты, конечно же, феминистка, но не настолько, чтобы забыть, что ты женщина. Красивая женщина, подчеркну. Женщина, знающая силу своей красоты. К тому же слишком аристократична, чтобы встать под знамена борцов за демократию и мир во всем мире. Ты умеешь радоваться жизни и вряд ли обменяешь ее на миг дешевой славы.

Максимов почувствовал, как под его рукой напряглась спина Карины. Погладил между острыми лопатками, успокаивая.

— Вот Леон — другое дело, — продолжил он. — К риску ему не привыкать. Но ради чего рисковать? Ради идеи, иллюзий и химер? Так это удел пушечного мяса, а не умного человека. А ты умен, практичен и расчетлив, Леон, если с такой профессией сумел до сих пор остаться в живых. Видишь, я высокого мнения о тебе. — Максимов сделал паузу, пригубив ликер. — Несмотря на то, что ты посмел спекулировать добрым именем моего деда.

Леон нахмурился.

— Профессор Арсеньев скомпрометирован — это факт, — с нажимом произнес он.

— До встречи с тобой меня это тревожило. А теперь — нет. — Максимов перевел взгляд на Эрику, вновь обращаясь только к ней. — Позволю себе процитировать Генри Киссенджера:[47] «В политике есть принципы и есть национальные интересы. Плохо, когда в угоду принципам жертвуют национальными интересами». А так как я сам себе государство, то мои личные интересы доминируют над моральными принципами. Родственные отношения — это лишь принцип. Но есть личные интересы. Я ясно выразился?

Леон бросил на Эрику недоуменный взгляд. А она расхохоталась, закинув голову.

— Браво, Макс! Зверь почуял добычу, не так ли? — Она отсалютовала Максимову бокалом с мартини. — Леон, что ты выпучился? Макс же ясно сказал, он хочет свою долю.

— И не от Пулитцеровской премии, естественно, — вставил Максимов.

— Один уже просил долю. Сейчас лежит с пробитой головой, — пробурчал Леон.

— Надеюсь, что мне повезет. Как до сих пор везло вам, — парировал Максимов. Он поднял взгляд на Карину. — Похоже, моя дорогая, нам выпал шанс заработать кругленькую сумму. Дело в том, что в горах Таджикистана лежит клад. Как ты считаешь, сколько нам полагается, если мы поможем его откопать?

— Пятьдесят процентов, — не задумываясь, ответила Карина.

— Устами младенца, — улыбнулся Максимов.

Эрика промолчала, пощипывая губами кромку бокала.

А Леон выпалил:

— Бред!

— Не больший, чем рассчитывать, что я поверю в сказку о том, что полтора десятка человек унесли на себе содержимое четырех грузовиков. По горным тропам, ага! — Максимов стал предельно серьезен. — Вывод: из груза взяли только самое ценное. На себе уносили лишь малую толику, чтобы подтвердить успех операции. А большая часть похищенного укрыта где-то в районе Мертвого города. Только вы, ребята, избрали весьма неудачный предлог, чтобы туда вернуться. И хозяин груза, и поставщики, и заказчик операции боятся одного — привлечь к себе внимание. Так какого черта вы решили играть в журналистское расследование? Или вы рассчитывали, что на гребне волны скандала вас принесет прямо к кладу? Как человек немного сведущий в «черном» арт-бизнесе, смею утверждать, что вы сделали все, чтобы оказаться в Рейне раньше, чем взойдет солнце. Леон набрал воздуха, готовясь что-то сказать, но Эрика резко его осадила: