Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— А как же быть с жестокостью, которая должна положить конец человеческому насилию? — У «майора» оказалась прекрасная память. Главное, не машинальная, а злая.

— Уже не по адресу. Вы при удостоверении, вы и лютуйте. — Максимов сдержал зевок. — А мне мир переделывать не хочется. Бесперспективное занятие.

— Однако собачку пристрелить обещали, — напомнил «майор».

— Не ловите на противоречиях, — снисходительно усмехнулся Максимов. — Доберман — не Ильич, а я — не Фанни Каплан. Мир от моего выстрела не изменится. Разве что станет меньше собачьего дерьма под окнами.

— М-да, тот вы еще тип…

«Майор» вытащил из кармана пачку сигарет.

— Извините, курить здесь нельзя, — остановил его Максимов. — Девушка еще молода, ей вредно дымом дышать.

«Майор» хмыкнул и указал на пепельницу с окурками и пачку «Лигерос» на подлокотнике кресла Максимова.

— Поясню для невоспитанных. — Максимов сделал непроницаемое лицо. — Сигарета курится десять минут. Которых у меня, увы, нет. По этой же причине не предлагаю кофе.

«Майор» скрыл досаду. Убрал сигареты.

— Ладно. В другой раз попью. — Он приготовился встать. — Кстати, Максим Владимирович, вы не планируете уехать?

— Желаете взять подписку о невыезде? — с неприкрытой иронией поинтересовался Максимов.

— Боже упаси! — деланно ужаснулся «майор». — Мне бы еще разок с вами побеседовать.

— Ну, свидетель из меня никакой. Ничего не видел, ничего не слышал, ничем следствию помочь не могу. Зато меня весь двор видел. И Арина Михайловна. Но побеседовать — с удовольствием. Звоните и заходите.

Максимов встал первым, дав понять, что разговор закончен.

«Майор» пожевал нижнюю губу. Она была слегка припухшей, видимо, такой у него нервный тик — задумавшись, прикусывать губу.

Встал, похлопал себя по карману пиджака, проверяя, на месте ли удостоверение.

— Так, вроде бы ничего не забыл. — Он направился к дверям и вдруг обернулся:

— Кстати! Вам ничего не говорит фамилия Елисеев? Федор Елисеев. — «Майор» сделал такое бдительное лицо, будто позировал для фотоплаката, посвященному Дню чекиста.

Максимов сделал вид, что задумался. Сам при этом старательно умножал в уме семьдесят шесть на триста пятнадцать. Знал, что «майор» сейчас внимательно отслеживает движения его глаз. На вид «майору» было за сорок, значит, после окончания Высшей школы КГБ успел не раз побывать на курсах повышения квалификации оперсостава. А там, худо-бедно, но учат определять, каким полушарием думает человек, подбирая ответ. Скосил глаза вправо — работает левое, аналитическое, где хранится долговременная память. Влево — на полных оборотах работает правое, образное, с оперативной памятью: значит, клиент лихорадочно придумывает, как бы выкрутиться.

«Двадцать три тысячи девятьсот сорок», — закончил подсчет Максимов.

— Евсеева знал. Степана Федоровича. Был такой крупный специалист по Зарубенецкой археологической культуре. Умер три года назад, земля ему пухом… А Елисеева — нет. Стойте! Убитого Елисеев звали? — Максимов кивнул на дверь.

«Майор» продолжал шарить по его лицу взглядом.

— Только я вам этого не говорил, — понизив голос, произнес он.

— А я и не просил, — равнодушно ответил Максимов. Распахнул дверь.

— Тем не менее, — пробормотал «майор». И шагнул через порог.

Прошел к лифту. Нажав кнопку, оглянулся. Максимов все еще стоял в дверях, вежливо улыбаясь.

— Приятно было познакомиться, Максим Владимирович.

— Взаимно, товарищ Андреев, — уколол его напоследок Максимов.

Глава одиннадцатая. Документы прикрытия

Спецоперация

Фамилия «Андреев» на удостоверении была образована по старому чекистскому принципу — от отчества. У кого совсем туго с памятью, использовали имя. И само удостоверение было «липой», но качественной, сработанной по госзаказу для государственных же нужд. Поэтому пафосно именовалось «документом оперативного прикрытия».

Юрий Андреевич Николаев в МУРе бывал лишь от случая к случаю, по крайней служебной необходимости. Всю жизнь провел на Лубянке и как всякий ее обитатель с пренебрежением относился к работникам милиции. В последние годы к пренебрежению еще прибавилось раздражение, вызванное жуткой конкуренцией. Если раньше, при социализме, МВД и КГБ соревновались между собой в игре «Кто больше любит родину» (Политбюро считало, что любят одинаково, но по-разному, поэтому конкуренция идет на пользу общему делу), то с победой демократии любить стало нечего.

С тех пор много воды утекло и пролилось крови. Только полный идиот с мозгами замполита мог воспевать произошедшие перемены. Страна ужалась до размеров петровской империи, развалена экономика и население в нищете. Зато чиновников стало в три раза больше, чем в бывшем Союзе. Управлять этой геополитической аномалией, утыканной шахтами баллистических ракет и опасными производствами, всерьез из них никто не хотел. Все самозабвенно хапали бесхозное добро, бывшее народное, пока не было Хозяина. Люди не глупые отлично понимали — придет Хозяин, объявит корыто коллективного пользования государственным, сиречь — государевым и заставит отрабатывать хозяйские харчи. И опять придется к кормушке выстраиваться по ранжиру. А кого к себе приблизит Хозяин? Только сильных, на кого опереться можно. А в чем сила? Это только дуракам внушают, что сила в правде. Сила — она в оружии и деньгах. Как встарь: тот князь, у кого казна и дружина. Вот и стали плодиться «силовые ведомства» со скоростью раковых клеток. У нас сейчас только Министерство культуры спецназом не обзавелось. И превратился КГБ, изнасилованный перестройкой, из преторианской гвардии ЦК в отощавшего ландскнехта периода демократической междоусобицы. Не до внешнего врага, дай бог мечом отмахаться от соратников-конкурентов, они же тоже жрать хотят.

«Японский бог как в воду глядел!» — проворчал Николаев.

Стоило выйти из двора, как сразу же попал в клоаку конкурентной борьбы. Машину оставил на парковке перед универмагом, и сейчас к ней вразвалочку приближался затянутый в камуфляж детина бандитских габаритов.

«РУБОП, ОМОН, СОБР, наши? Черт их разберет, развелось, как собак нерезаных» — подумал Николаев, ускоряя шаг.

В машине сидел Леша Парамонов, «конторское» удостоверение у него имелось, но, зная характер напарника, Николаев счел за благо поспешить.

У дверей магазина стоял еще один спецназовец, он тихо свистнул, привлекая внимание своего пятнистого дубликата. Тот резко развернулся, и короткий ствол «Кедра» нацелился на подошедшего сзади Николаева.

— Что надо? — процедил спецназовец.

В его глазах было столько ненависти, что Николаев едва сдержался, чтобы не вскинуть руки вверх.

«Стрелять, конечно, не будет. Но врезать сапогом по яйцам — это у них легко».

Заставил себя улыбнуться.

— Все в порядке, командир. Это моя машина.

Спецназовец молча перемалывал челюстями жвачку и никаких попыток разрядить ситуацию не предпринимал.

Николаев двумя пальцами достал из нагрудного кармана красную книжечку.

— МУР. И спецталон на машину.

Три магические буквы и запрет на досмотр машины не произвели на спецназовца никакого впечатления. Вернее, на его лице не отразилось никакого движения мысли.

— Все, проблем нет? — поторопил его Николаев. Спецназовец нехотя, как пес, остановленный командой «фу», отступил.

Только Николаев взялся за ручку дверцы, как Леша организовал проблему. Опустив стекло со своей стороны, он высунулся наружу и запустил в спину спецназовцу:

— Слышь, ты, бык пятнистый! Иди подсобки шмонай.

Спецназовец развернулся и набычился.

— Ты чо сказал?

— Ладно, ладно, не напрягайся! — махнул рукой Николаев, прыгая в салон.

Надо было срочно уносить ноги от греха подальше, пока их не переломали, несмотря на документы прикрытия. Скандальная натура Леши делала такую перспективу вполне реальной.

36
{"b":"101124","o":1}