— Все хочу спросить, что там такое? Как будто люди стоят.

— Это и есть люди, — ответил Максимов. — По-киргизски называется «чаатас». Могила знатного воина. Вокруг основного погребения выстраивали в круг камни по числу побежденных врагов. Но не мелочи, а равных по силе. Победа над ними была подвигом, о котором не стыдно оставить память потомкам.

— Конечно, делать им тут больше было нечего. — Карина обвела рукой пустынные холмы. — Вот и воевали от скуки.

— Ничего ты в жизни не понимаешь, — поморщился Максимов. — Когда сосед от скуки бьет соседа или, что хуже, с ножиком на него бросается, это земное. Война — не междоусобица и не освещенный традицией грабеж. В рамках ойкумены — обитаемой вселенной, ни одно событие не проходит без участия богов. Тем более война. Вспомни Троянскую войну. Банальные разборки из-за похищенной жены они превратили в эпос. Сначала собрали героев со всей Эллады, спросили воли богов, принесли в жертву прекрасную Ифигению, смирились с пророчеством, что первого, кто вступит на землю Трои, ждет неминуемая гибель, а потом девять лет осаждали Трою. И что, это все ради спасения чести Елены?

— Да, с трудом верится, что она все эти девять лет блюла непорочность, — согласилась Карина. — К тому же, если мне не изменяет память, она добровольно сбежала с Парисом.

— Как некоторые здесь присутствующие, — мимоходом заметил Максимов. — Но не будем о грустном… И получается, что воины во все времена не просто выпускали друг другу кишки ради собственного удовольствия, а вершили волю богов. Но бывали особые случаи. — Когда начиналась война богов. Они бились на небе, а здесь, — он указал на отроги гор, — волнами шла конница, горела степь и рушились стены городов. И казалось, что вся ойкумена в огне.

— Ты про Тамерлана говоришь?

— Он лишь один из воителей Вселенной. Еще был и Александр Македонский, Чингисхан, Наполеон, Гитлер.

— Слушай, а правда, что могилу Тамерлана вскрыли в день начала Отечественной войны? И из-за этого все и началось?

— Скажешь это в школе на экзамене, сочтут дурой или сумасшедшей, — предупредил Максимов. — Но если отбросить исторический материализм и историю КПСС и оперировать только, магической историей, так называемой «аре рекси» — «искусством королей», то сермяжная правда в этом есть. Только я не думаю, что выпустили дух Тамерлана, и началась война. Кто тот археолог и кто — Тамерлан? Скорее всего, Тамерлан сам освободил себя руками этого профана, чтобы принять участие в битве с врагом, вторгшимся в пределы его империи.

— Разве так бывает? — неподдельно удивилась Карина.

— Только так и бывает. Я же сказал — война богов. Ругнарек. Или — Эндкампф, Последняя битва.

Максимов повернулся на звук шагов подошедшей к ним Юко.

— Юко, профессор Миядзаки вскрыл вот такое же захоронение? — Максимов указал на черные контуры камней на склоне.

Японка сначала посмотрела в направлении руки Максимова, потом ему в глаза. Помолчала немного.

— Сначала мы вскрыли могилу тюркского военачальника. Под ней, совершенно случайно, обнаружили более древнее захоронение. Примерно третьего тысячелетия. Идентифицировать культуру пока сложно. Миядзаки-сан предположил, что это могила вождя асов.

— Можно поздравить, серьезное открытие. Что со связью? — перевел он разговор на другую тему, видя, как зажалась Юко.

— Нет соединения.

— Если прибор не работает, несмотря на все ваши усилия, попробуйте прочитать инструкцию по эксплуатации. — Карина напомнила один из законов Мэрфи и с блаженным видом сытой кошки свернулась калачиком рядом с Максимовым.

Уголки губ Юко чуть заметно дрогнули. На секунду она стала похожа на японок на старинных гравюрах. Поправляя высоко взбитые волосы, они улыбались так же загадочно, и не угадаешь, то ли длинная шпилька останется в прическе, то ли вонзится тебе в горло.

— Я подумала, тебе понадобится. — Юко положила перед Максимовым плоскую пластмассовую коробочку, похожую на электронную записную книжку.

Максимов открыл крышку.

На черном экране вспыхнули волнистые зеленые линии.

— GPS? — для проформы уточнил Максимов.

Юко кивнула.

— Вот за что люблю Японию! — обрадовался Максимов.

Проблема, как сойти с трассы и не нарваться на заслоны да еще и не заблудиться среди выжженных солнцем холмов, решилась сама собой.

Покрутил прибор, ориентируясь на местности. Рядом с крестиком, обозначавшим их местоположение, на вершине ближайшего холма, прорисованного концентрическими эллипсами, зелеными зернышками было обозначено захоронение. Мимо него толстой волнистой линией змеилось шоссе.

Юко на коленях придвинулась к Максимову.

— Этой тропой можно проехать в лагерь. — Пальцем указала на тонкую змейку на экране. — Потеряем несколько часов, но… — Она не закончила, но было ясно, что имела в виду погоню и засады на шоссе.

— Так. — Максимов сверил карту с местностью. — Три километра после первого поворота. Кто-то уже ездил этой тропой? Вдруг машина не пройдет?

— А у нас есть другие варианты? — подал голос молчавший все время Леон.

— Вопрос снят.

— Есть еще один вопрос. — Леон указал на сидящего в тени «уазика» водителя.

Петя до сих пор пребывал в прострации, даже есть отказался. Как вывели из машины, так и сел на корточки и зыркал на всех глазами затравленного хорька.

Вообще-то, его можно было понять. И без уничтожения джипа, проведенного со спецназовской элегантностью, компания вызывала нездоровые подозрения. Двое мужчин, камуфляж на которых сидел на удивление привычно, и две девушки, меньше всего похожие на чокнутых историчек. Девушки оказались под стать своим спутникам. Жесткие действия мужчин, казалось, ни коим образом не шокировали их. Более того, складывалось впечатление, что они именно этого и ждали. Если Пете довелось посмотреть фильм Оливера Стоуна «Прирожденные убийцы», то наверняка он уже представлял себе сумасшедшую гонку по шоссе полоумных садистов, стреляющих без разбору во всех встречных.

«Самое смешное, что именно к этому все и идет», — подумал Максимов.

— Не задавай глупых вопросов, — сказал он Леону. Встал и обратился уже ко всем:

— Сворачиваем табор. Пять минут на сборы.

Солнце прошло у них над головами и теперь медленно опускалось к зубчатой линии горизонта, нестерпимо слепя глаза.

В салоне «уазика» воздух раскалился, как в сауне. Если не считать, что пах он не благородным деревом, а горелым машинным маслом, горячим металлом и плавящимся дерматином.

Максимов с раздражением посмотрел на изыск местного автодизайна — салон изнутри был обшит красным бархатом, от чего жара казалась еще невыносимее. Над лобовым стеклом болталась золотая бахрома, служившая рамкой для галереи красавиц из «Плейбоя». На фоне выцветших обнаженных тел резко выделялся строгий образ отца родного, лучшего друга дехкан и хлопкоробов, всенародно избранного и прочая, прочая, прочая.

«Бахчисарайский публичный дом, ей-богу», — усмехнулся Максимов.

— Петя, если устал, давай я порулю, — обратился он к водителю.

Петя вцепился в баранку так, словно упустить ее для него означало потерять жизнь.

— Нет, командир, я сам, — выдавил он сквозь плотно сжатые зубы.

Максимов оглянулся.

На заднем сиденье торжествовало походное падение нравов. Карина первой сбросила рубашку, вслед за ней, поборов смущение, последовала Юко. Леон блаженствовал, расположившись между ними. Машину сильно качало из стороны в стороны, и девушкам ничего не оставалось, как теснее прижиматься к нему.

— Леон, ты похож на шаха в гареме. Француз расплылся в блаженной улыбке.

— Да какой он шах! Нормальный шах мягкий и толстый. А этот — весь обезжиренный. — Карина шлепнула Леона по бугристому прессу.

— Может, поменяемся местами? — предложил Максимов.

— Ай, ты еще хуже, — отмахнулась Карина. — Суповой набор. Одни кости и жилы.