— Почему именно здесь? — спросил Максимов. Навигатор, конечно же, знал ответ, но промолчал, предоставив возможность высказаться Черкасову.

Контр-адмирал, на котором из военной формы сейчас был лишь пятнистый бушлат, зашипел и забулькал горлом, как закипающий самовар. Потом, процедив ругательство, выдавил:

— Я его, гниду, предупреждал: продашь — брошу вниз башкой в котлован. Без суда и следствия.

— Символично, — обронил Максимов и стал следить за изломанными линиями, что выписывала в небе чайка.

В сосновом бору на огромной поляне военные строили дачный поселок. Днем на каторжные работы пригоняли штрафбат, и тогда по периметру выставляли охрану. Ночью, кроме спящих в вагончике дембелей, вокруг не было ни души. Подходящая обстановочка для замуровывания в фундамент свежего трупа. Традиция древняя, еще от жрецов идущая. Опять же, приятно, греясь у камина, тешить себя сладкими воспоминаниями о свершившемся по твоей воле возмездии.

Переживания обделовавшегося контрразведчика Максимова не волновали. Какие слова подобрал Навигатор и какие использовал аргументы, неизвестно, но воля Черкасова была полностью подавлена, осталась только злоба. Время от времени багровый румянец сменялся стариковской бледностью, и Черкасов сникал. Очевидно, в эти мгновенья он задавал себе вопрос: откуда взялись эти столь уверенные в своей непогрешимости люди и почему невозможно противиться холодной воле, исходящей от них.

На дороге показалась машина, остановилась у поворота на грунтовку. Наружу вышел крепкий приземистый мужчина в армейском камуфляже — Смотритель. Он вел под руку второго, в распахнутой светлой куртке. Полковник Елисеев шел, странно высоко вскидывая колени, пьяно покачиваясь. Последним шел сухопарый молодой человек. Мутный блик света то и дело вспыхивал на стеклах его очков.

Навигатор сделал последнюю затяжку, сбил тлеющий уголек с сигареты в траву, растер ногой, окурок сунул в карман плаща.

Черкасов тяжело засопел и выпученными от злости глазами уставился на приближающегося Елисеева.

Навигатор покосился на Черкасова.

— Еще есть время. Я могу сделать так, что вы все забудете.

Максимов насторожился. Такого оборота он не ожидал. Знал, что молодой человек, конвоирующий Елисеева, — один из лучших гипнологов страны. Ему достаточно снять очки, чтобы опрокинуть человека в глубокий гипнотический сон и промыть память до стерильной чистоты. После этого в молчании свидетеля можно быть уверенным, Черкасову просто нечего будет вспомнить.

— Нет, хочу увидеть. И помнить до конца дней. — В голосе Черкасова отчетливо прозвучал металл.

— Вы знаете, что решение не имеет обратного действия, — ровным голосом предупредил Навигатор. — Если оно продиктовано местью, вам лучше все забыть. Повторяю, кроме беспамятства вам ничего не угрожает. Очнетесь У себя дома в постели, свеженьким, как огурчик, словно ничего и не было. Подумайте, время еще есть.

— Нет, я решений не меняю, — как мог твердо произнес Черкасов. И не выдержал, выпалил: — Да поймите вы! Пусть мне мало осталось, а позор смыть хватит.

Глаза Навигатора стали, как камешки на дне ледяного ручья. Под его долгим взглядом бордовые пятна исчезли с лица Черкасов. Максимову показалось, что понурые плечи старика выпрямились. На какое-то мгновенье под плотными отложениями, накопленными за годы жизни и службы, проступил тот, у кого обмерло сердце, когда в руки легла приятная тяжесть оружия. Кто даже не умом, а душой понял, что необратимо изменился, потому что вместе с оружием и формой в твою жизнь входят верность и честь. Навсегда. Даже если ты потом пытаешься об этом забыть.

Навигатор перевел взгляд на Максимова, призывая его в свидетели, и произнес установленную фразу:

— Решение принято. Самостоятельно, без давления, и взор его был направлен внутрь себя.

Максимов молча кивнул.

Конвой подвел к ним Елисеева. На его безжизненном лице плавала глупая улыбка.

— Он полностью отключен от реальности, — пояснил молодой человек, поправив на носу очки. — Сейчас он прогуливается в парке Цецилиенхоф.

— Вот сука, — процедил Черкасов, сплюнув под ноги Елисееву.

Черкасова не мог обрадовать факт, что предатель, пусть и в грезах, наслаждается видами красивейшего места в Германии, оскверняя своим нечистым присутствием место, где проходили заседания Потсдамской конференции стран-победительниц.

— Ничего, недолго осталось, — с армейской галантностью успокоил его Смотритель, цепко удерживая покачивающегося Елисеева за плечо. — Предсмертная записочка уже в кармане.

Максимов понял, что настает его черед. Гипнолог мог внушить все что угодно. Но только не то, против чего восстанет сама сущность человека. А Елисеев, как всякий трус, слишком любил жизнь. Он цеплялся бы за нее до последнего, вывалялся бы в любой грязи, продал бы все и всех по сотому разу, лишь бы дышать, есть и спать. Ни при каких условиях он бы не совершил того, что произойдет через пару минут.

Максимов наклонился, поднял хвоинку. Прикусил. Под языком защипало, слюна стала пряного смоляного вкуса. Закрыв глаза, он сосредоточился только на вкусовых ощущениях. Через мгновенье мир вокруг перестал для него существовать…

Странник втягивал сквозь сжатые губы воздух, выдыхал медленно, насколько хватало дыхания, носом выдувая протяжный долгий звук «у-уммммм». Низкая вибрация растекалась по всему телу, наполняя его зыбко дрожащей горячей массой. Постепенно в области солнечного сплетения разгорелся жаркий ком, потянул щупальца во все уголки тела. И сразу усе вокруг живота заклубилось серебристое свечение. Окутало с ног до головы искристым коконом.

Странник стал дышать чаще, резкими толчками выталкивая из себя воздух. Кокон стал вытягиваться, вьющийся дымчатый луч коснулся черного силуэта человеческой фигуры напротив. Пульсирующими ударами по тонкой ниточке луга к черному силуэту пошли светящиеся сгустки, растекаясь по его поверхности серебристой паутинкой. Странник задержал дыхание, и весь кокон устремился вперед, залив фигуру человека перламутровым туманом.

— Я готов, — Странник услышал откуда-то издалека собственный голос. И открыл глаза…

Максимов открыл глаза, сплюнул вязкую горечь.

Елисеев стоял напротив все с той же глупой ухмылкой на губах.

Максимов выровнял дыхание. Медленно подал тело влево. Елисеев покачнулся, заваливаясь вбок. Максимов поднял руку. Спустя мгновенье рука Елисеева поплыла вверх.

— Все, можно будить, — тихо сказал Максимов. Гипнолог нервно покусал блеклые губы и легко хлопнул Елисеева по плечу. Тот сразу же открыл глаза и ошарашено осмотрелся вокруг. Несколько капель упали ему налицо, он было потянулся стереть их, но Максимов напряг мышцы своей руки, и Елисеев, поморщившись, уронил руку.

— Мы даем вам шанс избежать позора. Он не нужен ни вам, ни нам, — холодно произнес Навигатор.

— Иди и сдохни, сука! — брезгливо выплюнул Черкасов. — Моя бы воля… — Он осекся. Завел руки за спину, сцепил в замок так, что побелели пальцы.

Елисеев окончательно вынырнул из гипнотического сна и осознал все. До дрожи в мышцах и спазма в горле. Хищно ощерился.

Максимов, полностью контролировавший его состояние, почувствовал, как и в его теле нарастает взрывная сила, подстегиваемая изнутри ужасом. Еще немного, и страх растопит разум…

Странник закрыл глаза и вновь увидел серебристый кокон. Теперь он превратился в светящуюся гантелю, в одной сфере был заключен сам Странник, в другой — насмерть испуганный человек. Контакт между ними был настолько полным, что Странник без труда унял бешеный ритм сердца человека, заставив его биться в такт со своим. Странник сделал шаг вперед. И человек, запутавшийся в искристых нитях, развернулся и сделал шаг…

Первые несколько шагов дались ему с большим трудом. Мышцы задеревенели. Хотелось бежать, по-звериному путая следы. Замирать на секунду, прислушиваясь к погоне, делать выстрел на звук и вновь бежать. Бежать, бежать, захлебываясь сырым воздухом. Но ноги едва волочились по липкой грязи.