Слушая это, потягивал свои лапы белый зверь, заполнял собою всё внутри темника; и ещё больше становилось вопросов, и не мог он найти ответы. С чёрным зверем было проще, тот не маялся подобными раздумьями, для него всё было понятно: вот враг, вот друг! И коль уж ты воин – воюй! Но запускал белый всё глубже свои удлиннившиеся лапы, и множились думы…
Много странных особенностей отметил Хасанбек; они разительно отличали этот поход от всех былых завоевательных войн Великого Хана. Более всего не мог уразуметь темник – кого же они стремятся завоевать?! Где эти неведомые народы? Конечно же, чужаки были, но в виде хорошо обученных воинов. Готовых сразиться без подготовки, хоть сейчас! В этом таилась ещё одна странность: чужие эти воины, так же, как и ордынцы – НИКОГО НЕ ЗАЩИЩАЛИ. Тыла у них просто не было. За ними не стояли населённые города. Не ютились на косогорах улусы. Никто не выпасал табуны лошадей, которые можно было отнять. Никто не возделывал плодородные поля, способные накормить пришлых воинов. Никто не строил храмы, чтобы молиться своим ничтожным богам. А потому – обоз, следовавший за Чёрным туменом, по-прежнему не ломился от воинской добычи. Можно даже было сказать, что он оставался пуст, если не считать добычей доспехи поверженных врагов.
С каждым новым днём странности только множились. И однажды на пути ордынцев начали появляться разрозненные отряды чужеземных воинов, готовых примкнуть к Чёрному тумену, влиться в его ряды. Пускай малочисленные, но – ОТРЯДЫ… Скорее всего, они были рассеяны во время сражения либо отступали с боем, сохранив свою честь и жизнь.
Самым удивительным для темника было то обстоятельство, что эти отставшие от своих или же чудом уцелевшие воины разгромленных армий, были готовы идти на смерть под чужими знамёнами… Лишь бы не бродить по этой враждебной местности в одиночку. Лишь бы чувствовать рядом плечо боевого побратима. Ну и пускай, что иноплеменника…
Раньше, во время обычных военных походов, ни у кого не возникла бы даже мысль – всерьёз использовать подобных наёмников для военных действий. Только в качестве вооружённой толпы, посылаемой в первых рядах в атаку или на приступ городских стен. Только в качестве живого мяса, принимавшего на себя первые, наиболее мощные удары врага, первые тучи стрел и град камней защитников городов.
Но, увы… Каждая новая стычка, а тем паче – битва с сильными противниками – уносила жизни гвардейцев. И не было им замены. Неоткуда было черпать пополнение. Случай, когда подоспела нежданная помощь нукеров Серого тумена, был, к сожалению, ИСКЛЮЧЕНИЕМ. В этой враждебной, пропитанной взаимной ненавистью местности, в этом непрекращающемся, поистине Вечном Походе – никто не спешил на помощь Чёрному тумену. И если пока – слава благосклонному Сульдэ! – монголы неизменно одерживали верх, то…
Что же будет завтра?
Когда обескровленная, лишь условно десятитысячная «тьма» ослабеет настолько, что в яростном боевом кличе – покуда способном сметать всё на пути звуковой волной! – станут слышны разрознённые голоса воинов…
Кто завтра пришпорит коней, услышав этот клич?
И где взять этих коней, если большинство нукеров уже пересели на запасных, потеряв своих скакунов в битвах… или же прирезали их, израненных, употребив затем в пищу…
Посему, с тревогой о завтрашнем дне, посоветовавшись с Хасанбеком, Великий Хан принял решение: прибившихся воинов надлежит БРАТЬ! Вот только, чтобы не вносить сумятицу в чётко отработанный десятилетиями боевой порядок тумена – всех пришлых, готовых примкнуть к монголам и сражаться на их стороне, отныне зачислять в пятую тысячу – к самому опытному тысячнику, Мураду.
Неожиданно тысячник, как правило, умевший скрывать пожар чувств за внешне непроницаемым лицом, вышел из себя. Взбеленился, узнав об этом решении. Пришлось вмешаться Чингисхану… Уж он-то умел вразумлять!..
Из чужих воинов пока сформировали отдельную сотню. И первые же боевые действия показали – эти иноверцы умеют воевать! Хотя вначале в такое верилось с трудом – один вид разношёрстного подразделения, вооружённого чем попало, порождал сомнения. Однако они доказали на деле – на сводную сотню можно положиться. И всё реже в разговоре о них с уст монголов слетало пренебрежительное слово «сброд»… Истинные воины отдавали истинным же воинам должное.
Хасанбек, не выныривая из поглотивших его мыслей, машинально изучал каждый кусочек подрагивавшей и наплывавшей на них зелёной громады леса. Кустарники. Отдельно стоящие деревья. Группы деревьев. Зелёные островки. Настоящий лес ещё не начался. Ещё только темнел за стройными построениями своих передовых легковооруженных отрядов. Не просматривался – заманивал.
И уже надо бы стряхнуть с себя липкие раздумья… Да не отпускали они, основательно обосновавшись в голове темника.
Звал куда-то невнятный внутренний голос Хасанбека. Куда-то вдаль… И опять ему хотелось безоглядно бежать за ним, бежать, как бегал когда-то за барашком. Проклятый барашек!
Может, это он забрался внутрь и стал белым зверем?!
Вчера темнику опять снился неизвестный Пятнистый Воин. А белый зверь выскользнул чуть ощутимой тенью и улетел, словно помчался к нему на помощь…
Сражался воин с бледнолицым, чем-то похожим на Кусмэ Есуга. И словно сам Хасанбек на время стал этим незнакомцем. Так близка ему была ненависть, которую испытывал чужак к снящемуся двойнику Кусмэ Есуга…
Это он, будучи тем воином, стоял вполоборота к ненавистному «посланнику» и выжидал благоприятный момент. А когда постепенно высвободил из-под странных пятнистых одежд верный нож – резко нанёс удар. Не дрогнула рука – точно в область сердца попал клинок. Мгновенно пробил чёрные одеяния врага, вонзился в тело и… провалился в пустоту! Не успел среагировать темник и рухнул лицом в траву, увлекаемый силой собственного удара. Словно внутри бледнолицего была не плоть, а воздух, и лопнул «посланник» от укола клинка, как пузырь на лужах во время ливня. А может, была внутри него Пустота и Бездна, которым он служил на самом деле? Исчез «Кусмэ Есуг», как и не было. Не осталось даже следа…
Странный сон снился Хасанбеку, но даже в нём, чувствовал он, как внутри Пятнистого Воина ворочался его белый зверь и задавал свои бесчисленные вопросы.
…Углубившись в редколесье, темник и сопровождавшие его гвардейцы спешились. Оставили одного нукера охранять лошадей, сами же шмыгнули в лес, стараясь не шуметь. Сапоги из мягкой кожи бесшумно ступали по мху и слою прелой листвы.
Сколько прошло времени – день или миг? – не ведал темник, погружённый в себя. С ним творилось что-то непонятное – то, что он называл белым зверем, будто взбесилось и теперь металось, не находя себе места. Лёгкая волна то выходила из него прочь, устремляясь в чащу, то возвращалась… Хасанбек, мучительно не понимающий, что с ним творится, уже было вознамерился молчаливыми призывами вернуть назад чёрного зверя, чтобы не грызли голову изнутри безответные вопросы… И тут Хутуг-анда, шедший спереди, неожиданно поднял вверх руку, останавливая отряд… Следопыт уловил своим поистине звериным чутьём присутствие чужих людей.
Замерли разведчики, вслушиваясь в лесные звуки. И действительно – впереди, неподалёку, по лесу не таясь шёл человек. Потом раздался голос, совсем недалеко от них. Он что-то спрашивал, должно быть у другого человека, идущего ему навстречу. Судя по словам – они были знакомы и тот, что был ближе, спрашивал другого: как тот оказался живым?
Темник подал знак Хутуг-анде, и их крохотный отряд с большими предосторожностями подался навстречу переговаривающимся голосам. Скользя в густой траве как ящерицы, разведчики подобрались совсем близко. Хасанбек слышал каждое слово из произнесённых двумя воинами. Правда, половину из них не мог истолковать. Понял только, что «пятнистый» раньше был командиром у «серебристого», а теперь тот собирался его за что-то убить. Но даже тот смысл, что темник уловил – вряд ли был почерпнут из сказанного. Скорее нашептал его изнутри всезнающий белый зверь.
