Как только «черепахи» приближались – всадники отодвигали свою стреляющую линию назад. И вскоре «лопнули» на несколько частей ещё две ощетинившиеся прямоугольными щитами громадины. Их судьба также была предрешена – безжалостные стрелы без промаха валили отчаявшихся воинов в грязь.

Неожиданно из туманно-капельного марева в огромные бреши между расстрелянными «черепахами» стали вползать новые закрытые щитами «короба»! А на самой вершине склона – замаячили другие «черепахи», ползущие как раз в пробелах между предыдущей линией.

Но это уже не пугало гвардейцев. Сигналы дунгчи, по команде темника, отозвали всадников с израсходованным боекомплектом. На их место спешили свежие тысячи. И командиры, ведущие их в бой, уже знали, как нужно побеждать этих ненастоящих чудовищ.

Каждая «черепаха» вновь была окружена плотными кольцами всадников, рассредоточившимися на сотни. И взвились по короткой траектории – в упор, наверняка! – тысячи стрел. Вскинулись, захрипели, застонали воины под ненадёжным составным панцирем. Теперь уже первые ряды расстреливали не спеша – выцеливали по ногам! И валились крайние щитоносцы, открывая кишащее воинами нутро.

Немногочисленная конница противника, с запозданием, вырвалась на поле боя. И тотчас же, незамедлительно, была смята таранным ударом шестой тысячи Шанибека, посланной темником, цепко наблюдавшим за всем, что творилось в этой бойне. На этот раз, верные своей тактике монголы стреляли по лошадям. Широкие плоские наконечники-срезни оставляли страшные секущие раны на незащищённых доспехами лошадиных телах. И кони, истекая кровью, уже не слушались седоков, прихрамывая, валились на мокрую землю. К тому же, как оказалось, у вражеских конников не было стремян! Потому, в начавшейся рубке, многие падали наземь, будучи выбиты из седла, не в силах удержаться на скользких боках лошадей.

Темник тут же направил к Шанибеку гонца с указанием – развивать успех, следуя за отступавшими остатками конницы. Скорее всего они приведут монголов к вражеской ставке.

Уже вся первая линия «черепах» была разгромлена! Всадники второй атакующей волны добивали вражеские подразделения следующей линии и окружали третий «выводок» рукотворных чудовищ.

Хасанбек повернулся к своему дунгчи. Нужно было отводить назад вторую лаву и дать дорогу тысячам, пополнившим боекомплект и сменившим лошадей. Он уже поднял вверх руку, но не успел ею взмахнуть…

«ЧТО ТАКОЕ?!»

Хасанбек не верил своим ушам – над полем боя взвилась песня трубы! Взмыла чистым звуком ввысь. Повисела и упала отвесно, вместе с дождевыми нитями…

Темник даже снял шлем, подумав, что ослышался. Но песнь взлетела снова! И он осадил коня.

Эту трубу он не мог не узнать. Её пронзительный высокий голос принадлежал дунгчи первой тысячи. Должно быть, Отряд багатуров, находившийся при Ставке Великого Хана, прибыл на бранное поле. А примчать сюда без хана они попросту не могли. И значит, звуковую команду (да ещё какую!) подали с согласия Повелителя либо по его прямому приказу.

Появление хана в разгар битвы неприятно поразило темника.

«Не доверяет?! Слушает только „посланников“…»

Но больше всего его поразила сама команда. Непонятная и невозможная именно в этот переломный победный момент.

«ОТСТУПАТЬ!»

Труба не унималась. И в промокшее небо снова и снова взлетала странная команда.

ОТСТУПАТЬ! ОТСТУПАТЬ!

Хасанбек, поколебавшись, потянул поводья и развернул коня назад.

«Небось, эту мысль хану вложил всё тот же Кусмэ Есуг?! Ох, чую, змееликий, недолго тебе осталось нашёптывать… Поулыбаешься с выклеванными глазами…»

Рассредоточенные и частично заблудившиеся в дождливой измороси, отряды всадников отхлынули прочь от истерзанных «черепах». Труба звала их назад… командирам виднее.

Ливень и труба. И ещё одна украденная победа!

Вновь ПО ВОЛЕ НЕБЕС?!!

«Ну, и как ты будешь оправдываться, дружище?»

Антил сегодня был на редкость конструктивен и спрашивал по существу.

«Да никак. Лучшая защита – нападение. Но гораздо неожиданней – пофигизм в комплекте с дурацкой обидой».

«Ну, с пофигизмом понятно – это твоё кредо. А с обидой… Подскажи – кто ж такого детину обидел?»

Вопрос остался без ответа.

Я сидел на самом видном месте, изображая памятник в отпуске – то бишь, неподвижный и расслабленный на живописной опушке леса. Постаментом мне служил поросший мхом валун.

Бросив перепираться сам с собой, я весь ушёл в чувства. Область моего восприятия медленно расползалась вовне, как громадное пятно мазута от терпящего бедствие танкера. И на всей площади этой незримой кляксы я физически ощущал чужое присутствие. Вот пульсируют, дёргаются, перепрыгивают с места на место точки – птицы в хитросплетениях веток над головой. Пятнышко, двигающееся оживлённо с периодическим замиранием – ёж. Промышляет, обходит свой ареал. Холодная полоска, ползущая прочь от меня – змея…

Большими зверями – людьми пока не пульсировало. Но покуда и время в запасе было целых девятнадцать минут. Я прибыл примерно на час раньше – хотелось лишний раз убедиться в своих догадках. Например, в обязательном наличии странного молчания птиц перед появлением резидентов и в кое-каких выводах, с этим связанных. Каждый раз перед приходом моих кураторов на контрольную точку встречи – птицы словно набирали в клювы воды. Подобное, правда, творилось и перед каждым нападением на меня – до или после этих встреч…

«Что тебе от них нужно? И вообще, и сегодня в частности?»

«Антил, куда тебя девать… попробую объяснить, всё равно ведь не уймёшься. Значит, так. „Вообще“ – мне надо от них избавиться. Жизнь покажет, каким именно способом… Надеюсь, даже до тебя дошло, что в этой фантасмагории нам делать нечего. А значит, надо приложить максимум стараний, чтобы с их помощью попасть домой… Теперь „в частности“ – разобраться в том, что же здесь творится на самом деле. В особенности – какая роль отведена именно мне. Уж коль я взялся раскладывать всё по полочкам – то хочу добавить в недоделанную мозаику местной реальности самые нужные камешки. И распознать полученное панно. Вот когда получится – будешь меня величать… э-э, Мозаичных дел мастер. Ферштейн?»

«Воистину ферштейн! – осклабился Антил и тут же встрепенулся: – Тревога! Тебе не кажется, что птицы уже замолчали?»

«Ты прав, в виде исключения. Запомни: двенадцать часов одиннадцать минут…»

Время поползло разведчиком по нейтральной полосе. На пределе концентрации. Его маятник раскачивался на канате, сплетённом из нервов. Минута! Ещё!

«Есть! Пеленг! Шесть минут от начала тишины…»

Пятно, соответствующее энергетике человека, вползло в зону восприятия с направления «норд-норд-вест». Темп движения – быстрый шаг. Агрессивность – чуть выше нормы. До опушки – пятьдесят метров…

Я передёрнул затвор «вампира», расположился лицом к приближающемуся.

Упругие шаги, шелест веток, хлещущих по ногам. И полное молчание в окрестном птичьем царстве.

«Добавь ещё две минуты… Выходит на опушку!»

«Молодец, Антил! Теперь не мешай».

По опушке ко мне шёл человек в тёмно-зелёном комбинезоне. Невысокого роста, макушка достаёт мне до уха. Младше меня года на два. Чёрная гладкая шевелюра на голове. Крупная родинка прямо на левом виске, словно метка-пособие для начинающего самоубийцы. Вес его, мягко говоря, был избыточным, но похоже, он не собирался останавливаться на достигнутом. Однако, при такой округлости форм, перемещался он на удивление подвижно.

Я задумчиво наблюдал за его приближением, чуть склонив голову набок, но по-прежнему не шевелясь. Нет, я не был в состоянии рассмотреть такие детали, как родинка, с двадцати шагов. Всё объяснялось проще – этого типа я имел возможность не один раз рассмотреть вблизи. Раньше. И имя его я знал также – Тэфт Оллу. Один из двух моих «резидентов» ненаглядных.

Он был один-одинёшенек!

Впервые за всё время, с того момента, когда они возникли передо мной в Москве, в пивбаре «Тётя Клава», улица Головачёва, 14, вход с торца здания.