И для него было открытием то облегчение, которое он получал, просто беседуя с кем-то, особенно с человеком, чье будущее никак не зависело от того, останется он на своей работе или нет Дэвид был изумлен тем, как легко ему было с Бритт. Он всегда думал, что она стала стервой с тех пор, как они учились в университете, но она стервой не стала. Под непроницаемой оболочкой она сохранила женственность. И гораздо лучше Лиз понимала, из какого прошлого он пришел. Наверное, потому, что оно у них было одинаковым.
Годами он пытался понять мотивы поступков Лиз, понять, почему она реагировала на все не так, как он. В конце концов он решил, что дело в классовой принадлежности. У нее в прошлом были клубника со сливками, теннис и чай на лужайке. У него – копры шахт, безработица и тревога о будущем. Он думал, что эта разница не сыграет роли. Но она сыграла. И Бритт это знала.
Он думал об этом и ночью и чувствовал замешательство. Когда он подвез Бритт к ее дому и перегнулся через нее, чтобы открыть ей дверцу, он едва не поцеловал ее, но она отпрянула, лишь мимолетно, по-дружески, коснувшись его щеки. Конечно, она подруга Лиз. И верная подруга. А он любит Лиз, несмотря на то что у нее сейчас не слишком много времени для него. Поэтому он рад, не так ли, что не случилось ничего, о чем потом им пришлось бы жалеть?
Ему надо собраться с мыслями. Он ведет себя как глупый школьник. Он даже не слышал предложения Берта Смита, так что одному Богу известно, на какой заголовок он согласился. И ему будет хорошим уроком, если завтра окажется, что первые полосы у них и у «Сан» одинаковые. Впервые на его памяти окончание летучки он встретил с облегчением.
Едва он вернулся в свой кабинет, телефон на столе зазвонил, и секретарша спросила, будет ли он говорить с Бритт Уильямс Дэвид испытал непривычный приступ паники, смешанный с возбуждением. Такого с ним не случалось уже много лет. Хочет ли он говорить с ней? Господи, хочет, конечно, хочет.
– Привет, Бритт. Я вот сижу здесь, думаю о вчерашнем вечере и чувствую себя полным идиотом. Столько всяких глупостей я не наговорил за годы. Ты, наверное, умирала от скуки.
– Ну, конечно, умирала. И сейчас умираю, – от легкого ехидства в ее голосе у него закололо затылок. – Настолько умираю, что хочу знать, не согласишься ли ты пообедать со мной. Я направляюсь в ваши края, на пресс-конференцию в Ай-би-эм.
Пообедать. Все знают, что это нормально. Совершенно невинное занятие. Все обедают. Пообедать. Восхитительно. Масса возможностей. Первый шаг по ухабистой дороге в кровать. Лучшая из возможностей в этом случае? Именно так. Конечно.
Положив трубку, Дэвид на долю секунды задумался, зачем Бритт сказала ему, что направляется в эти края. Его опыт журналиста говорил, что выдача ненужной информации обычно означает только одно: тщательно сконструированную ложь.
«Не будь смешным, – убеждал он себя, – нелепо воображать, что она все это подстроила, чтобы только увидеться с тобой».
По внезапному наитию он снял трубку и набрал номер Ай-би-эм. Когда минуту спустя он клал трубку, он улыбался. Никаких мероприятий для прессы у них сегодня не было.
В три сорок пять Дэвид посмотрел на часы и подумал, что пора вернуться в редакцию. Возвращавшиеся с обеда позже четырех рисковали услышать «ВПГ», что в «Ньюс» означало не «время по Гринвичу», а «вы подавились гуляшом?». Они там ждут его уже сейчас. Но, черт их побери, кто из них редактор? Подождут.
Перехватив его взгляд на часы, Бритт предложила подкинуть его на своем «порше». В самом деле он увидел в ее глазах замаскированное предложение, или ему показалось? Пару раз за время обеда ее нога коснулась под столом его ноги, и раз, когда она вставала, направляясь в туалет, а он придерживал ее стул, она коснулась его бедром.
Дэвид не знал, что думать. Ее сигналы были такими противоречивыми. Вот сейчас это спокойное дружелюбие. Минутой позже, будь на ее месте любая другая, ее поведение можно было бы однозначно расценить как приглашение. Боже, но откуда эти мысли? Он любит Лиз и не хочет никакого романа с ее лучшей подругой. Это все фантазии зрелого возраста. Он разменял тридцать пять, и Лиз, похоже, уже не так интересует все это. А ему сейчас просто нужна поддержка. Это все выглядит довольно жалко. Он должен вежливо сказать Бритт, что им лучше больше не встречаться. Так он и сделает по дороге в «Ньюс».
Но когда они оказались в машине, висящее в воздухе напряжение сделалось почти невыносимым. Оно и заставило Дэвида сказать то, о чем он пожалел, еще не закончив фразу:
– Знаешь, когда вчера вечером ты ускользнула от меня, – Бритт усмехнулась своей загадочной холодной улыбкой, – я не знал, радоваться мне или горевать.
Бритт промолчала.
И это сработало. Конечно, сработало. Это всегда срабатывало. Создать напряжение, а потом быстро ускользнуть. Мужчины вовсе не хотят быстрой победы, недоступность только распаляет их желание. Особенно если они, как сейчас Дэвид, даже не знают, что хотят тебя больше всего на свете.
Двумя минутами позже Бритт зарулила в подземный гараж «Дейли ньюс» и остановилась, чтобы высадить Дэвида. Несколько секунд они провели в мучительном и неловком молчании. Потом Дэвид принял решение. Он резко открыл дверцу и стал выбираться из машины. Но в этот момент Бритт наклонилась и остановила его. Она притянула его лицо к своему и поцеловала его в губы, поцеловала крепким, долгим и не оставляющим сомнений поцелуем.
Дэвид внимательно посмотрел на свое отражение в зеркале ванной. Он действительно так привлекателен, как говорит Бритт? Ему хотелось бы перестать думать о ней. После того поцелуя она заполнила его мысли и воображение, как он ни старался изгнать ее оттуда. Но он должен был признаться себе, что старался не очень. И понимал, что Бритт была только отголоском, правда, очень соблазнительным отголоском настоящей проблемы, которая существует между ним и Лиз.
С детьми и работой у них теперь едва оставалось время на любовь, и, когда они все же отдавались ей, это происходило второпях и автоматически. Это была его вина настолько же, насколько и ее. Целыми месяцами Дэвид думал, что секс не имеет такого уж большого значения, что это одна из тех вещей, от которых с появлением детей приходится отказаться, как от долгого валяния в постели по воскресеньям и пустопорожних разговоров. Но теперь он знал, что ошибался. И был абсолютно уверен, что сила его реакции на Бритт имела простую причину: она желала его, а Лиз нет.
Запахивая халат, Дэвид решил, что, если он и Лиз действительно хотят остаться вместе, они должны что-то с этим сделать. Немедленно.
К его удивлению, Лиз еще не ложилась. Она сидела на краю кровати совсем одетая и смотрела прямо перед собой.
– Что случилось? – На одно пугающее мгновение он подумал, что она обо всем узнала, что кто-то видел их с Бритт обедающими вместе. Ну что ж, по крайней мере, все прояснится. В конце концов он не сделал ничего постыдного. Пока.
– Это Джейми.
О черт, он мог бы догадаться. Не то что он не любит Джейми, он его любит. Больше, чем кого-либо на свете. Но почему всегда Джейми? Или Дейзи? Или этот проклятый Конрад?
– Его воспитательница говорит, что он все время моет руки. Вчера он мыл их шесть раз. – Она повернулась к нему, и ее голос внезапно стал тревожным. – Дэвид, ока спросила меня, все ли у нас в порядке дома. У нас ведь все в порядке, да?
Дэвид посмотрел в полные тревоги глаза Лиз и почувствовал внезапный приступ вины. Она под таким давлением на работе из-за Конрада и дома из-за Сьюзи. Он не должен ждать от нее, что она будет в постели Линдой Ловелас.
– Конечно, все в порядке, – солгал он. Если не считать, что я не могу перестать думать о твоей лучшей подруге.
Она протянула к нему руки, и он быстро пересек комнату и обнял ее. За жесткой внешностью деловой женщины она была так уязвима. Несколько мгновений Дэвид держал ее в своих объятиях, к своему удивлению и некоторому стыду обнаруживая, что эта уязвимость возбуждает в нем желание. Он осторожно просунул руну под мягкий шелк юбки и почувствовал, как Лиз напряглась. Но не от возбуждения и не от предчувствия эротического наслаждения, которое он стремился дать ей, а от скованности.