– Тебе следовало бы знать, что волны подмыли основание скалы и несколько пещер обвалились. Особенно одна, дядя. – Джермин на минуту умолк и посмотрел на Харрисона. – Когда я прыгнул, уступ, на который я метил, раскрошился. Я еле удержался. Когда я там висел, я заметил… что внизу открылась какая-то пещера. Крыши не было, вообще почти ничего не было. Все, что осталось, была…

– Андриана, – вырвалось у Харрисона. – Ты нашел Андриану.

Вот оно. Предательство. Дядя Харрисон точно знал, что Джермин нашел на скале. Вина дяди была доказана.

– Да. Я нашел тело моей матери. – Пистолет оттягивал ему ремень, но он не успел бы его выхватить и прицелиться до того, как выстрелит Харрисон. Приходилось положиться на короткий острый нож, который он прятал в ладони. – Это был лишь скелет, а ее красное платье было прикрыто черным мужским плащом.

– Почему ты решил, что это она?

– Остались пряди ее волос, а ты, наверное, помнишь, дорогой дядя, что у меня волосы того же цвета. – Джермин не переставал ходить по кабинету.

Харрисон поцокал языком и сумел изобразить на лице что-то вроде сочувствия.

– Если это так, прими мои искренние соболезнования. Но почему ты все это рассказываешь теперь мне?

– Потому что до того, как столкнуть меня, ты сказал, что падать придется всего один раз. Так говорит человек, который знает.

Джермин вернулся в дом по узкой тропинке, полный решимости встретиться с дядей лицом к лицу и узнать все, но он не так глуп. Здесь он не умрет. Сегодня днем он потерял над собой контроль и прогнал единственную женщину, которую любит. Нет, здесь он не умрет. Он будет жить и поедет за Эми, найдет ее и скажет, что она была права.

Какой бы грех Эми ни совершила против своей сестры (а был ли грех?), он был более чем уравновешен отсутствием у него веры в свою мать. Если Эми его простит, он пообещает сделать ее счастливой до конца дней. Он будет просить. Умолять. Ползать на коленях. Унижаться. Потому что без нее жизнь была бессмысленна.

– Суд не примет такого заявления. И ты это знаешь, – возразил Харрисон.

– Это твой плащ, дядя. Твой самый лучший шерстяной плащ. Я его узнал. Я помню, что, когда мама исчезла, ты его «потерял». Я тогда подумал, что это странно – как взрослый человек может потерять плащ да еще считать нужным говорить об этом в тот момент, когда я потерял свою мать и не мог ее вернуть. – Воспоминания того времени нахлынули на Джермина. Он вспомнил, как стоически переносил свое горе отец, как сам он был в полном замешательстве, но боялся расспрашивать. – Зачем ты ее убил? В чем была твоя выгода?

– Выгода? – Харрисон горько рассмеялся. – Как тебе сказать? Андриана была так красива, так грациозна… и так чертовски умна.

Глаза Харрисона злобно блеснули. Джермин почувствовал тепло острого ножа в своей ладони. Он умел им пользоваться. Быстро и без промаха. Но сначала он должен… узнать.

– Она была из крестьянской семьи. Она видела людей насквозь так, что это было почти сверхъестественно и становилось жутко. И она меня вычислила. Я вел бухгалтерские книги твоего отца и понемногу отщипывал от вашего наследства себе. Немного на самом деле, ведь я все же Эдмондсон. Мне положено намного больше, чем крохи с вашего стола.

Джермин помнил щедрость своего отца и потому спросил с сарказмом:

– А разве тебе перепадали лишь крохи?

– Я забирал половину дохода от иностранных вложений. Я говорил твоему отцу, что этот бизнес в упадке, но на деле это было не так. – Вздохнув, он добавил: – Это были чудесные времена.

– Если не считать, что моя мать узнала о твоих делишках. – Джермин отошел в дальний угол комнаты и обошел вокруг книжных полок. Он все время двигался, заставляя Харрисона следить за его перемещениями, а не за его словами.

– Она считала, что все деньги должны быть отложены для нее и ее щенка, то есть для тебя. Когда она рассказала твоему отцу, что подозревает меня, они поссорились.

– Я помню эту ссору. – Тогда Джермин в последний раз слышал голос матери – он стоял в это время в коридоре за закрытой дверью.

– Андриана отправилась в порт, чтобы расспросить иностранного агента, а когда все узнала, она прискакала обратно. Эта сопливая крестьянская девчонка объявила мне крестовый поход. – Харрисон покачал головой, словно сам в это не верил. – Она так старалась выглядеть благородной дамой. Предупредила меня, чтобы я перестал красть, иначе она заставит твоего отца выслушать ее. Она меня предупредила, а когда повернулась ко мне спиной, я изо всех сил ударил ее по голове.

Джермин стоически выслушал этот поток речи, хотя внутри у него все дрожало от ярости. Он все время проклинал свою мать, а она приняла мученическую смерть за свою честность и доброту.

А он… Как он мог прогнать Эми…

А Харрисон продолжал:

– Я завернул ее в свой плащ и сбросил со скалы. Но она не упала в море. Я все еще ее видел. Я сполз по узкой тропинке вниз и затолкал ее тело в одну из пещер. Это было лучше, чем сбросить ее в воду, потому что, как правило, океан отдает свои жертвы. – Харрисон посмотрел на Джермина, словно ожидая, что тот сломается.

Его мать. Его бедная мать убита и выброшена, словно мусор.

– Но океан тебя предал. Начался шторм, и пещера оказалась открытой. – Вспомнив, как накануне бушевала стихия, разворотившая все в округе и в садах поместья, Джермин почти поверил в то, что ее направляла его мать. – Дядя, плохо быть в разладе с силами природы.

– Ты пытаешься запугать меня? Я не верю в сверхъестественные силы. Я не верю ни в привидения, ни в судьбу. Море ревет и бушует бессознательно, призрак твоей матери никогда меня не преследовал, и мне никогда не приходилось платить той же монетой за все, что я сделал. – Харрисон опустил пистолет, но все еще держал его в руке. Держал так крепко, что у него вздулись крошечные вены на обвисших щеках. Джермин видел, что его дядя был близок к одному из безрассудных поступков в своей жизни. Только дурак застрелил бы Джермина, но Харрисон явно задумал это сделать.

– Ты мой единственный родственник, дядя Харрисон. Мы обязаны относиться друг к другу по-честному. – Джермин пытался урезонить Харрисона.

– Неужели?

– Мне, видимо, придется тебя отпустить.

– Я в это не верю. – Но рука на пистолете слегка расслабилась.

– Тебе, конечно, придется уехать в ссылку. – Джермин взял итальянскую вазу венецианского стекла и стал ходить вдоль дальней стены в надежде, что причудливый рисунок обоев не позволит Харрисону как следует прицелиться. – Но я уверен, что человек твоих способностей и опыта уже подготовил себе место, куда бы можно было отправиться в случае чрезвычайных обстоятельств.

– Да. Ты должен меня отпустить. В целом я был тебе полезен. Наследство выросло. Я следил за ним так, словно оно было моим.

– Не сомневаюсь. – Это было просто поразительно. Харрисон говорил как честнейший человек, хотя на самом деле он с такой любовью умножал богатство Эдмондсонов только потому, что планировал сделать его своим. – Когда умер мой отец, ты стал управлять семейным наследством. Одного я не могу понять, почему после смерти моей матери отец больше не доверял тебе управление. Об этом мне рассказали мистер Ливингстон и лорд Стоук.

– Эти ничтожества.

– Поэтому я полагаю, что когда ты снова стал управлять наследством, то решил обеспечить себя солидным доходом независимо от обстоятельств.

– После смерти Андрианы я привел в порядок книги и вернул все деньги. Твой отец ничего не знал, так почему он изменил обо мне свое мнение? – Харрисон ответил на свой собственный вопрос: – Он догадывался, чувствовал свою вину за то, что прогнал Андриану. А может быть, догадывался, что она была права. До самого последнего дня своей жизни он действительно больше не подпускал меня к наследству. – Харрисон был вне себя. Брызгая слюной, он выпалил: – Теперь история повторяется. Ты связался с хорошенькой девицей, этой принцессой Эми, и вдруг поумнел. Это ее рук дело, не так ли? Она нарочно послала меня в твою спальню.