Когда волосы высохли, Ханна внимательно посмотрела на себя в зеркало. На ее лице четко выступали скулы индианки, но люди говорили, что она была бы просто хорошенькой, если бы не ее полнота. В туалетную комнату освежить свой макияж вошла Мадлен.

Мадлен была личным секретарем мистера Катца, то есть занимала именно то место, на которое претендовала Ханна два года назад. Но не получила его, так как ей сказали, что она слишком молода и не имеет нужного опыта – ей было девятнадцать и она только год назад закончила школу. Тем не менее когда ей предложили менее престижную работу служащего офиса за две сотни долларов в месяц с возможностью со временем получить место секретаря, она согласилась. С тех пор, однако, заманчивая честь работать для мистера Катца уже досталась четырем разным женщинам. Мадлен была последней, и каждый раз эту должность даже не предлагали Ханне, а объясняли, что мистеру Катцу необходима более опытная секретарь.

И вот наконец Мадлен уходит. Ханна даже не старалась делать вид, что жалеет об уходе этой хорошенькой блондинки, – она получит освобождающееся место. Это станет ее входным билетом к Гриру.

Дверь открылась, и мгновенно в комнату ворвались звук трещащего телетайпа и выкрик мистера Дрисколла: «Ну вот опять этот Кодак!» Миссис Фолкнер закрыла за собой дверь, и в комнате отдыха опять стало тихо.

– Ну, леди, нам снова предстоит тяжелый день, – сказала она, тяжело опускаясь на один из диванчиков и располагая рядом свой кошелек и пакет с ленчем. – Я могу держать пари, что речь будет идти о двадцати миллионах к концу дня.

– Угу, – сказала Ханна. – Это также означает переработку по подтверждению уведомлений.

Ардет Фолкнер открыла свой пакет с ленчем и достала огромный сандвич из мясного рулета, фритос, шоколадку «Марс» и сказала Ханне:

– Я видела, как ты заставила мистера Дрисколла заплатить за его сандвич. Молодец! Он всегда старается обдурить людей. Гнусный жмот!

– Это мои деньги, – ответила Ханна, открыла холодильник и вынула оттуда творог и фруктовый коктейль, который она купила для ленча. – Я не могу себе позволить оплачивать ленч человеку, который зарабатывает в десять раз больше меня.

– Ты действительно так сильно хочешь посещать эту школу модельеров, не так ли?

– О, – взволнованно сказала Ханна, поливая творог фруктовым коктейлем. – Я не могу думать ни о чем другом, я хочу стать только дизайнером. Я встречаюсь сегодня с моим консультантом.

Дверь комнаты отдыха снова открылась, и вошел Алан Скейдудо, служащий конторы, к которому Ханна пылала страстью.

– Ух, – сказал он, подходя к кофейнику и наливая кофе в пластиковый стаканчик. – Сегодня очень много работы. Всем нам придется работать сверхурочно!

– Мне все равно, – сказала Ханна, глядя на него. – Мне эти деньги очень пригодятся.

Он повернулся, кладя заменитель сахара в стаканчик. Молодой человек в очках, с густыми волосами, добрыми карими глазами и приятной манерой общения. Судя по ней, можно было предположить, что он всегда дает приют потерявшимся животным. Он был невысок, но Ханну это абсолютно не волновало.

– Ну, а мне совсем не хочется работать допоздна.

Когда он это сказал, сердце Ханны зачастило. У него, наверное, сегодня свидание, подумала она.

Прежде чем выйти, он остановился и внимательно оглядел Мадлен. Ханна это заметила. На душе у нее стало еще хуже. Снимите платье с вешалки и наденьте его на Мадлен – все равно оно будет выглядеть так, как будто все еще висит на вешалке. Мистер Скейдудо, видимо, любит тощих женщин.

После его ухода Ардет спросила Ханну:

– Тебе он очень нравится, да?

– Неужели это так заметно?

– Мне – да.

Мадлен молча уставилась на себя в зеркало. Ардет и Ханна обменялись взглядами и затем отвели глаза: им было неудобно за себя и за Мадлен.

Секретарь мистера Катца покидала «Хелливелл и Катц» с позором. Проще говоря, ее уволили.

– Ты сама знаешь, что с ней случилось, – сказала миссис Фолкнер, отводя Ханну в сторону несколько дней назад. И когда Ханна сказала, что ничего не знает, Ардет прошептала: «Она беременна!» Мадлен не была замужем. – Мы уважаемая фирма, – сказала шестидесятилетняя Ардет, уничтожающе фыркнув.

Мадлен наконец оторвалась от зеркала, взглянула сначала на Ханну, потом на миссис Фолкнер, помедлила, как будто хотела что-то сказать, и потом тихо вышла.

На миг перестав жевать творог, Ханна спросила:

– Когда Мадлен работает последний день? – Ей это было важно: ведь инструктор колледжа захочет узнать, с какого времени у Ханны улучшится финансовое положение.

Тщательно очищая яйцо, сваренное вкрутую, избегая взгляда Ханны, Ардет ответила:

– Мистер Катц предупредил ее за месяц.

– Хорошо, – сказала Ханна. – Я давно готова! – Она подсчитала, что через три недели ее зарплата станет вдвое выше.

Сначала Ханна не обратила внимания на то, что ее собеседница не смотрит на нее. Только тогда, когда она слишком уж внимательно начала разглядывать свой мясной рулет, Ханна поняла, что что-то не в порядке. После неловкой паузы Ардет наконец посмотрела на нее и сказала:

– Мне очень жаль, Ханна, но ты не получишь это место.

Ханна удивленно уставилась на нее.

– Что вы имеете в виду?

– Я хочу тебе сказать, – миссис Фолкнер посолила яйцо и продолжила – Что я уже нашла замену Мадлен. Ты ее видела. Молодая женщина, которая стояла со мной некоторое время назад.

– Вы имеете в виду ту самую, которая сказала, что она ничего не понимает в биржевом рынке? Я думала, что она просто открывает новый счет. Как вы могли нанять ее, отодвинув меня? Вы ведь не можете сказать, что у нее больше опыта? Ардет, это по нраву мое место.

– Я знаю, – у миссис Фолкнер был несчастный вид. – Просто мистер Катц…

– Ардет, вспомните, когда я заменяла Мадлен во время ее двухнедельной болезни, мистер Катц хвалил меня именно за мою хорошую работу. Вспомните, я обнаружила, как плохо и неряшливо Мадлен вела текущие дела, а подготовленные ею письма были полны ошибок. Ардет, она почти не владеет стенографией! Мистеру Катцу так понравилась моя работа, что он даже сказал вам об этом. Он определенно захочет, чтобы я заняла ее место.

Ардет посмотрела на свой сандвич так, как будто он внезапно испортился, затем нервно завернула его в вощеную бумагу, засунула обратно в коричневый пакет и посмотрела Ханне в глаза:

– Послушай меня. Я хочу, чтобы ты знала, что я не имею к этому никакого отношения. Я знаю, что ты хороший работник, я знаю, что тебя напрасно держат на второстепенной работе. Но мистер Катц ясно сказал, что он не хочет, чтобы ты была его секретарем.

– Он не хочет? Но почему?

Ардет пыталась найти было слова, чтобы выразить мысль помягче, но, видимо, не нашла и призналась:

– Он сказал… он сказал, что ты слишком толстая. Ханна замерла.

– Извини, – сказала Ардет. – Мне очень жаль. Если бы от меня что-то зависело…

– Но разве вы ему не сказали, что моя квалификация весит больше, чем мои фунты? Почему вы не сказали ему, что это место мое? Я выполняю всю работу, которую никто, кроме меня, не хочет делать, изучила биржевой рынок и в результате заслужила подобную награду?

– Ханна, для меня так же тяжело было сказать тебе это, как для тебя выслушать…

– Но, Ардет, мне необходимы эти деньги!

– Послушай меня! Ты не получила это место два года назад из-за своего веса. Первая девушка, с которой вы боролись за это место, провалила все тесты, но мистеру Катцу нравилась ее внешность. Он сказал, что ему не нужна толстая секретарь.

Ханна была просто в шоке. Она крепко сжала губы и очень старалась не заплакать.

– Он так сказал? – прошептала она. – Мистер Катц действительно так сказал? Они все так обо мне думают, и брокеры, и все в офисе? Они все считают меня толстухой? – спросила она, вспоминая и внезапно понимая то, чего раньше не могла понять: тесты, через которые она прошла, так и не получив ни одного приглашения на работу; интервьюера, который спросил, сколько она весит, и записал цифры в уголке на ее заявлении; вроде бы шутливое обвинение мистера Дрисколла, что она съела целую коробку общественных пончиков, хотя Ханна вообще к ним не прикоснулась. И наконец, слова мистера Риордана, который пытался уговорить клиента купить акции, а когда клиент спросил его: «Это действительно хорошая инвестиция?» – Риордан ответил: «А что, толстые девицы трахаются?»