Тойво Линнеус сказал:

– В том нет ничего удивительного, что датчане и немцы служат польскому королю. Тот прекрасный сброд, который, как я полагаю, собрался на «Сабине», мог бы служить и царю Иоанну, и королю Филиппу, и даже библейскому Моисею. Сброд этот служит не какой-нибудь правде или кривде и даже не властителю и не флагу, а всего лишь монете. У кого в мошне поболее монет, тот им и милый господин…

После того как купцы немного освоились с новым своим положением, как поблекли страхи и поостыла горячка, и когда они уверовали, что жизнь их уже вне опасности, то очень опечалились гибелью своих кораблей. Похищенный груз и погибшие люди беспокоили их меньше. Купцы только раз помянули по именам тех, кому сегодня не повезло, кто ушел из жизни так внезапно – без исповеди, без отповеди и даже без савана. Зато о судах, потерянных так бесславно и бестолково, купцы говорили без умолку и без устали. И хотя суда их не были дорогостоящими трехмачтовыми пинасами или великолепными галионами, а представляли собой обыкновенные незавидные халупы – медлительные и неповоротливые, пузатые для большей емкости трюма, и не новые уже, однако для своих хозяев они являлись и домом, и делом, и прошлым, и будущим, и родителем, и детищем одновременно; поэтому потеря их переживалась купцами болезненно.

Погоревав, какое-то время спустя англичане завели разговор о несомненных достоинствах «Юстуса», который строением своим, как и всякий корабль, отражал свое назначение, а именно – от киля до марса, от носа до кормы он был коггом, торговым судном времен расцвета Ганзы. Однако купцов удивляло количество пушек, которое имелось на нем: не одна, не две, а четырнадцать. Купцы говорили, что если б «Юстус» не был известен им от самого Бергена, то они легко могли бы принять его за такого же капера, какой сегодня расправился с ними. Иван Месяц, наслушавшись этих речей, сказал англичанам, что когг «Юстус» и есть суть каперский корабль, отбитый с год назад у разбойника Даниеля Хольма; и еще он им сказал, что «Юстус» готов послужить справедливости, для которой был возрожден трудами безвинно осужденных, гонимых и трижды проклятых – царем, попом, врагом – людей. Купцам понравились эти последние слова, и они весьма пожалели о том, что «Юстуса» не было в здешних водах в полдень. Вот уж, верно, поддал бы он «Сабине» жару!… «Ах!… – с сожалением качали головами купцы. – Все сложилось бы иначе, кабы вместо Баттера, унизившего имя британца в местных водах, Господь поместил сюда этого достойного человека». А Месяц в ответ не сказал им любезность, как они, быть может, того ждали, а сказал, что Господь, однако, дозволил свершиться тому, что свершилось, и это выглядело странно, как во всякий раз, когда побеждает зло, ибо никто не сомневается – от Небес исходят лишь благие дела. Значит, то, что «Юстус» не появился здесь в известный час, было угодно Богу – дабы не сотворилось еще большее зло. Далее Месяц повторил, что «Юстус» готов своими орудиями и людьми послужить делу справедливости и помочь нуждающимся в их нуждах. Купцы обрадовались этому, хотя от возмездия грабителю они вряд ли поимели бы теперь сколько-нибудь проку; по крайней мере корабли их уже невозможно было вернуть. Однако они сказали, что было бы неплохо вышибить волку зубы; возможно, они питали еще какие-то надежды. Один из англичан припомнил, что «Сабина» удалилась ровнехонько курсом зюйд-вест, и к тому же заметил:

– Если бы я хотел попасть из здешних несчастливых вод в Любек, то взял бы именно это направление.

Тогда Месяц сказал кормчему править на зюйд-вест, и команда россиян оживилась. А Тойво Линнеус, как бы сам для себя заканчивая разговор, сказал тихонько, что если Небесам будет угодно, то справедливый еще останется и живым…

Лет за семьдесят до описываемых событий, когда Россией правили предки Иоанновы, – великие князья Иван III, дед, а за ним Василий III, отец, – когда государство Российское одну за другой вело войны с Литвой, а также с Ливонией, и возвращало исконные русские земли – княжества Чернигово-Стародубское, Новгород-Северское, города Мценск, Брянск, Дорогобуж, – когда от Ливонского ордена брали дань за русский город Юрьев, примерно тогда же корабли португальца Васко да Гамы впервые пришли морским путем в Индию, а итальянец Америго Веспуччи, побывав на материке, открытом Колумбом, предложил назвать его Новым Светом; тогда же разгорелось крестьянское восстание в Норвегии; тогда же подавлялись мечом и заточением московские и новгородские ереси, в эти же годы русские войска вступили в Карелию и осадили шведский Выборг, а шведы захватили и разгромили Ивангород; датский король Ганс разбил под Стокгольмом шведские войска Стена Стуре и завладел престолом Швеции, а Стен Стуре вскоре поднял восстание и снова занял престол; тем же временем в Германии зрели заговоры крестьянского союза «Башмак»… Всемудрый летописец, идущий по земле и видящий повсюду, как естество не терпит пустоты, понимает, что не бывает и времен без событий, ибо везде, где есть человек, что-то постоянно происходит. Это истина движения, взаимопроникновения, развития. Но ошибается летописец, сидящий в доме своем и полагающий, что если нечто вышло на Москве, то весь остальной мир при этом замер, как будто заледенел; ошибается сей летописец, думая, что в тот день, когда в московском Успенском соборе венчали на престол малолетнего Дмитрия, юный Коперник у себя на родине не мечтал о звездах…

Священная Римская империя немецкой нации, раздробленная на графства, княжества, вольные города и прелатства, была слаба и не могла успешно, как прежде, противостоять возрастающей силе соседей и теряла земли одну за другой. Князья были сами по себе, так и вольные города не искали подчинения, и духовенство стяжало, гребло под себя – духовенству не мешала раздробленность страны, а была только на руку, точнее – на кошелек. И империя потеряла швейцарцев, и терпела поражения от венецианцев и французов… Тогда император Максимилиан I, заручившись поддержкой католического духовенства и самого Папы, используя силы и богатства австрийских эрцгерцогов Габсбургов, взялся подчинить своей власти германских князей. Стремясь к своей цели, Максимилиан использовал всевозможные пути: придворные интриги, династические браки, подкуп и обман, денежные махинации, насилие. Князья же противились объединению, поскольку не хотели терять свою вольность. До этих пор господство их в их землях было безраздельно и безгранично: князья сами назначали или отменяли налоги, сами вершили суд, сами вели войны и заключали перемирия… Усиление влияния императора подрывало их влияние. И чтобы выстоять, князьям необходимо было откуда-то черпать силы, и они черпали их из вечного неиссякаемого кладезя, из народа, из своих подданных крестьян; князья облагали их многочисленными налогами, но не удовлетворяясь уже существующими обложениями, они измышляли все новые и новые. Высшее духовенство, те же князья, те же землевладельцы, поступали так же – и выколачивали необходимое силой и выманивали всяческими ухищрениями. В городах патриции, словно в хороводе или в круговой поруке, держась друг за друга, и чаще всего – доводясь один одному родственниками, ведали всеми делами, ключами, казнами и доходами, а самое главное – расходами. И тоже стяжали алчно и немилосердно с горожан и окружных крестьян, и зорко следили за тем, чтоб недовольные не подняли головы, чтоб не пришел кто-то чужой и не сел в их круг. Патриции в угоду своим интересам также придумывали всевозможные поборы и пошлины, накладывали запреты; принимая взятки, они распределяли привилегии, права и звания, они управляли правосудием… При таком положении в империи Максимилиана больше всех страдали крестьяне, ибо, кроме барщины, они должны были платить десятину – большую десятину господину, а малую священнику, – также налоги в пользу князя, налоги в пользу империи, чинши, военный налог, поборы городу, пошлины дорожные, мостовые, за въезд в ворота; крестьянин платил господину за собственную женитьбу, сносил от господина право первой ночи; в случае смерти крестьянина дети его вносили плату за смерть – посмертный побор, который был так велик (до одной трети всего имущества), что умирать крестьянину оказывалось невыгодно, а наследникам крестьянина необходимо было еще уплатить деньгами побор наследный; и продать хозяйство бедный крестьянин не мог, не уплатив за то господину; и должен был еще семью свою отдавать господину в бесплатные работы, и развозить господские товары по рынкам, и беречь лес своего хозяина, и загонять для него дичь, и кланяться ему и его собакам, и при всем этом вести самому жизнь скотскую, в грязи и темноте, в болезнях да с невеселой мыслью – какой побор назавтра еще придумает господин. И ни в коем случае нельзя было крестьянину роптать, потому что тот же родной господин являлся ему и судьей, и часто – палачом. Господин мог отрезать недовольному нос, выколоть глаза, отрубить го-лову, заживо сжечь его… Еще крестьянин должен был позаботиться о душе. И тут к нему на помощь приходили продавцы индульгенций, и драли с него за грехи бывшие и будущие последнюю шкуру. Что оставалось делать бедному крестьянину? Как жить? Тем, кто покрепче стоял на ногах, удавалось выдержать в этой всеобщей обдираловке – скрипя зубами, мучая сердце и пряча в землю злые глаза, они надеялись пережить худые времена, перемаяться. Другие, что послабее, надорвавшись, укладывались в фоб. Третьи, бросив свои жалкие хозяйства, уходили в города, где и без них было тесно, где с хлеба на воду перебивался случайными заработками многочисленный плебс, а патриции становились все жестче. Так множились воры и бездельники, нищие, грабители в лесах и городах и разные плуты. И в массе своей крестьяне терпели, терпели, терпели… Но нашлись такие, что избрали иной путь. Это был путь заговора: в Эльзасе, на Голодной горе чаще по ночам собирались люди, на знамени которых был изображен крестьянский башмак и которые задумывали истребление ростовщиков, отмену налогов и пошлин, уменьшение количества попов, раздел между крестьянами поповского имущества и многое другое. Однако заговор их был раскрыт и беспощадно подавлен: часть заговорщиков подвергли пыткам и различным казням. Многие разбежались. Но союз не прекратил существования, лишь был оборван его стебель – так с оборванного одуванчика по всему свету разлетается семя; проходит время, и на плодородной почве поднимаются новые всходы. И ростки «Башмака» обильно взошли по течению Рейна от Бадена до Майна, а намерения заговорщиков теперь стали еще злее. Однако и на этот раз «Башмаку» не удалось выступить. На подавление тайного союза испуганный император бросил войска, и было много крови и новых пыток и казней. А семена неповиновения и вольнодумия полетели дальше и дали всходы уже в Швабии в виде союза с новым названием «Бедный Конрад»…