— Да, — добавил Том, еще один близкий друг Эрнеста, — а потом тебе становится неловко, и ты начинаешь задаваться вопросом — не пялишься ли ты на ее грудь. Со мной тоже такое случается.
— А что ваша сексуальная тяга к ней и одновременное желание убежать? — спросила Барбара. — Вы это как-нибудь можете объяснить?
— Наверняка у меня в голове сидит какая-нибудь темная, первобытная фантазия о vagina dentata,[17] — ответил Эрнест. — Но именно в этой пациентке есть что-то такое, что особенно подстегивает мой страх.
Перед тем, как провалиться в сон, Эрнест подумал, что, может быть, надо расстаться с Мерной. Возможно, ей нужен терапевт-женщина. «Может быть, мои негативные чувства слишком глубоки, слишком укоренились.» Но когда Эрнест задал этот вопрос на семинаре, все, включая доктора Вернера, ответили: «Нет, нужно закончить курс.» Они считали, что основная проблема Мерны — в отношениях с мужчинами, и поэтому ее лучше всего решать с терапевтом-мужчиной. Жаль, подумал Эрнест: ему очень хотелось все это прекратить.
«Но что за странность с сегодняшней встречей?» — подумал он. Мерна была так же неприятна во всех отношениях, как и в другие дни, не преминула вспомнить о деньгах, но по крайней мере заметила его присутствие. Она держалась вызывающе, спрашивала, нравится ли она ему, хорошенько пропесочила за саркастическую реплику насчет майки. Она его вымотала — но по крайней мере происходит что-то новое, настоящее.
В машине, по пути на очередную сессию, Мерна снова послушала ненавистную диктовку доктора Лэша, а потом запись предыдущей сессии. Неплохо, подумала она. Ей понравилось, как она стояла на своем. Мерне было приятно, что она за свои деньги заставила этого идиота поплясать. Хорошо, что его выбивают из колеи шпильки насчет денег. «Обязательно буду его этим подкалывать на каждой сессии,» — решила она. Время в пути пронеслось незаметно.
— Вчера на работе, — начала Мерна, — я сидела в туалете и подслушала, как девушки возле умывальников говорили про меня.
— Да? Что же ты услышала? — Эрнеста всегда интересовали переживания человека, подслушавшего разговор о себе.
— Ничего хорошего. Что я думаю только о деньгах. Что я ни о чем другом не разговариваю. Что у меня нет других интересов. Что со мной скучно и трудно общаться.
— Какой ужас! Тебе, наверное, было очень обидно.
— Да. Я думала, что эти люди ко мне относятся по-дружески. А они меня предали. Это как удар в живот.
— Предали? А какие у тебя были отношения с этими девушками?
— Ну, они притворялись, что я им нравлюсь, что я им не безразлична, что мы друзья.
— Как насчет других сотрудников? Что они про тебя думают?
— Доктор Лэш, если вы не возражаете, я бы хотела придерживаться вашего всегдашнего принципа — оставаться здесь, в этом кабинете. Ну, вы знаете, фокусироваться на наших отношениях. Я бы хотела попробовать.
— Ну конечно. — По лицу Эрнеста было видно, как он ошеломлен. Он не верил своим ушам.
— Тогда позвольте, я вас спрошу, — сказала Мерна, закидывая ногу на ногу и громко шурша колготками, — вы меня тоже так воспринимаете?
— Как именно? — замялся Эрнест.
— Как я только что сказала. Вы считаете, что я ограниченная? Скучная? Что со мной трудно общаться?
— Я никогда не отношусь каким-то определенным образом ни к тебе, ни к кому другому. Отношение всегда меняется.
— Ну, скажем, в среднем, — сказала Мерна, не давая себя сбить с курса.
Эрнест почувствовал, что у него пересохло во рту. Он попытался незаметно сглотнуть слюну.
— Ну хорошо. Когда ты меня избегаешь, когда повторяешься, говоришь одно и то же на одни и те же темы — например, про свой пакет акций или свои постоянные конфликты с генеральным директором — я от тебя отдаляюсь. Становлюсь менее вовлеченным — это более точная формулировка.
— Менее вовлеченным? Это такой психотерапевтический термин, который означает, что вам скучно?
— Ммм… нет… то есть я хочу сказать, определение скучного для окружающих не всегда подходит к терапевтической ситуации. Пациент — то есть ты — здесь не для того, чтобы меня развлекать. Я фокусируюсь на том, как мой пациент взаимодействует со мной, чтобы…
— Но ведь, — перебила она, — наверняка некоторые пациенты наводят на вас скуку.
— Ну, — сказал Эрнест, вытягивая бумажный носовой платок из коробочки на боковом столике и сжимая меж ладонями, — я все время исследую свои чувства, и если я чувствую, что я… э-э-э… менее вовлечен…
— То есть если вам скучно?
— Ну… в каком-то смысле да. Если я чувствую, что… э-э-э… удаляюсь от пациента, я не думаю об этом в осуждающем смысле. Я воспринимаю это чувство как информацию и пытаюсь выяснить, что происходит между нами.
От Мерны не укрылась попытка Эрнеста вытереть ладони. Отлично, подумала она. Пусть попотеет за мои сто пятьдесят долларов.
— А сегодня? Сегодня вам со мной скучно?
— Сейчас? Нет, я совершенно точно могу сказать, что с тобой сегодня не скучно и не трудно. Я чувствую, что вовлечен. Мне страшновато. Я пытаюсь оставаться открытым и не загораживаться от тебя. А теперь ты мне скажи, что ты испытываешь.
— Ну… сегодня… все нормально.
— Нормально? А можно чуть менее конкретно?
— Что?
— Извини. Дурацкая попытка пошутить. Я хотел сказать: я чувствую, что ты уворачиваешься и скрываешь от меня свои подлинные ощущения.
Час кончился, и поднявшись, чтобы уйти, Мерна сказала:
— Я могу вам сказать про одно свое ощущение.
— Да?
— Меня слегка беспокоит, не слишком ли я на вас давлю. Не заставляю ли слишком тяжело работать.
— Да? И что в этом плохого?
— Я боюсь, что вы поднимете расценки.
— До свидания, Мерна.
Эрнест провел вечер за чтением, но чувствовал себя усталым и был рассеян. В этот день он принял восьмерых пациентов, но думал о Мерне больше, чем обо всех остальных вместе взятых.
Мерна в тот вечер ощутила прилив энергии. Походив по сайтам службы знакомств, а потом полюркав в чате для знакомств, она позвонила сестре, с которой уже много месяцев не общалась, и долго, с удовольствием с ней разговаривала.
Уснув наконец, она увидела во сне, что стоит с чемоданом и смотрит в окно. Появляется странное такси: яркой расцветки, прыгающее, словно из мультфильма. На дверце написано: «The Freud Taxi Company[18]». Мгновение — и буквы меняются, теперь надпись гласит «The Fraud Taxi Company[19]».
Несмотря на обиду и недоверие к Эрнесту, терапия стала для Мерны интереснее. Даже на работе она порой ловила себя на том, что с радостью ждет очередной сессии.
Она решила, что хитрая выдумка насчет подслушанного в туалете разговора достигла цели. Можно как-нибудь еще использовать цитаты из диктовки доктора. На следующей неделе Мерна собиралась обыграть слово «ноет».
— Мне на днях сказала сестра по телефону, — простодушно начала она, — что, когда я была маленькая, родители часто звали меня «мисс Нытик». Это меня почему-то очень обидело. Вы сказали, что ваш кабинет — безопасное место; что здесь мне можно исследовать вещи, о которых я больше нигде не могу говорить.
Эрнест энергично закивал.
— Так вот, я хотела вас спросить — вы тоже считаете, что я все время ною?
— Мерна, что ты имеешь в виду под словом «ныть»?
— Ну, вы же знаете — жаловаться, говорить противным голосом, так, что людям хочется от меня убежать. Так это правда?
— А ты сама что думаешь?
— Я думаю, что нет. А вы?
Эрнест не мог ни бесконечно тянуть время, ни соврать, ни сказать правду. Он заюлил:
— Если под словом «ныть» ты подразумеваешь, что часто жалуешься на свою жизнь, однообразно и непродуктивно — тогда да, действительно, я слышал, как ты это делаешь.
