Словом, когда я смотрю на картину западного художника, у меня возникает ощущение движения, а мое родное искусство вселяет в меня совсем противоположные чувства. Мне кажется, западные художники отражают совершенно определенное мировосприятие – человек предстает существом сильным, энергичным, предприимчивым. В то время как мы, китайцы, воспринимаем себя маленькими в сравнении с беспредельной Вселенной и долгой необозримой историей Человечества. Даже если вы видите крошечную человеческую фигуру в китайском пейзаже активной, она никак не влияет на общую умиротворенность атмосферы, где главенствуют высокая гора и безмятежные воды реки. Листья на деревьях, может быть, колышутся на ветру, и поверхность воды покрыта рябью, но все это не нарушает безмолвия, не беспокоит вас, не вселяет тревогу В западном ландшафте согласно закону перспективы отдаленные высокие горы становятся маленькими холмами, а деревья и фигуры на переднем плане выглядят главными героями картины. Именно они производят впечатление на зрителя.

Мне нравятся картины Тернера и Констебля, но все они создают ощущение мощного и, я бы сказал, энергичного движения. А вот когда я смотрю на две работы Уистлера «Свет Криморне» и «Огненное колесо», мне кажется, что передо мной китайская живопись. Такой же эффект производит лирический пейзаж «Авеню» голландского живописца Хоббема, а работы Коро особенно привлекают спокойствием своего колорита. Должен сказать, что я обнаружил очень интересное решение водной стихии в итальянском зале Национальной галереи, которое очень напоминает стиль китайской живописи. В нескольких венецианских пейзажах я увидел «морщинистые складки» на темно-синем фоне – именно такова техника китайских художников.

Кроме того, я интересовался композицией в западных картинах и внимательно изучал живописную манеру разных художников. Мне рекомендовали начать с работ английского живописца и рисовальщика Берн-Джонса, и какое-то время они мне нравились, но в конце концов я от них устал. Монументальная цельность композиции в его картинах впечатляет, но вот живописная манера Берн-Джонса меня не вдохновила. Техника американского художника Джона Сарджента очень искусна, но есть ощущение, что его мазок несколько вялый, словно не «приклеивается» к холсту. Его живописная манера радует глаз, так же как композиции Берн-Джонса, но долго на них смотреть тоже не хочется. А вот портрет Гольбейна «Кристина Датская» в маленьком зале и, конечно, работы голландцев Рембрандта и Хальса запомнятся навсегда. «Девушка с креветками» англичанина Хоггарта, «Донна Изабель Ковос де Порсель» Гойи и «Агония в саду» Эль Греко ошеломляли меня каждый раз, когда я бывал в Национальной галерее. Как я уже заметил в главе «Статуи и голуби», если настоящее произведение искусства не доставляет вам истинного наслаждения, оно оскорбляет ваше зрение. Я думаю, это мое убеждение особенно подтверждают работы Эль Греко.

Мы, китайцы, не устаем удивляться: почему западные художники так любят писать обнаженную натуру, особенно женщин. Доктор Линь Юйтан однажды заметил, что когда житель Запада думает о таких сюжетах, как «Победа», «Свобода», «Мир», «Справедливость», он инстинктивно воображает обнаженное женское тело. «Почему обязательно так?» – удивляется доктор Линь. История появления в Китае жанра ню – изображения нагого женского тела как символа земного чувственного бытия – довольно любопытна. По возвращении из-за границы, где они рисовали этюды с обнаженной натуры, китайские студенты – будущие художники – организовали в Шанхае выставку. И разразилась буря. Газеты негодовали: это развращение духа всей нации! Многие из тех пожилых людей, кто воспитывался в условиях строгой конфуцианской этики, требовали, чтобы правительство закрыло выставку как аморальную. Профессора Лю Хайсу, первого китайского художника, который рискнул пригласить в свою студию натурщицу, пригрозили упрятать в тюрьму на несколько лет. Долгие годы продолжался конфликт. Опытные мастера утверждали, что обнаженное женское тело возбуждает молодежь и провоцирует ее на аморальные поступки, молодые художники парировали: красота линий женского тела – одно из главных направлений искусства. В наши дни полемика немного поутихла. Кстати, даже на Западе отношение к ню противоречивое. Мне рассказывали, что когда картина Веласкеса «Венера и Купидон» демонстрировалась в Национальной галерее, английская леди повредила ее ножом в нескольких местах, и царапины видны до сих пор.

Я хочу коснуться темы портретной живописи. Это главный жанр для многих западных художников. Мне кажется, процентов семьдесят картин в лондонских галереях – портреты. Но в Китае этот вид искусства не столь престижен. Нам кажется, что художник неминуемо приспосабливает свой талант к настроению того, кто ему позирует. Мой отец считал себя портретистом, хотя предпочитал писать цветы и птиц. Эту живопись он любил больше всего на свете. Но признавался мне, что вряд ли отказался бы написать портрет, потому что был известен в этой сфере, и делал это с большой неохотой. Для него написать портрет по заказу означало потерять на некоторое время свободу.

Может быть, вам интересно узнать, что китайцы не пишут портреты после нескольких сеансов. Художник некоторое время живет в доме своей модели, чтобы почувствовать личность, увидеть ее в разных проявлениях. Мы никогда не полагаемся на свет и тень. Главную роль в портрете играют точные значимые линии. Мне рассказали забавную историю про одного императора нашей последней маньчжурской династии. Он отказался принять свой портрет, написанный западным художником, потому что тот половину лица окрасил в черный цвет и под носом поместил пятно. Поступок художника император назвал «омерзительным».

Лоуренс Биньен, знаток китайского искусства

Ближе всего мне английские акварели, в которых я нахожу так много общего с картинами наших художников. Черно-белые рисунки тушью Котмана, Казенса, Констебля, на мой взгляд, свидетельствуют о том, что нет границы между английским и китайским искусством. Однажды известный английский философ господин Оппе любезно пригласил меня на обед и показал его любимую коллекцию рисунков – Котмана и Казенса. Среди них был тигр в исполнении Казенса. Господин Оппе рассказал мне, что художник нанес несколько пятен акварели на лист бумаги и неожиданно увидел, как перед его взором обретает очертания не кто иной, как тигр! Но ведь это и есть китайский стиль живописи. За пять лет моей лондонской жизни у меня появилось много друзей, с которыми меня объединил интерес к китайскому искусству, и я очень надеюсь, что в ближайшем будущем мы сможем создать условия для тех, кто хочет учиться этому искусству. И люди наконец поймут, что у искусства нет национальных и расовых границ.

Хотя я и не отношу себя к завсегдатаям театра, мне в высшей степени приятен необозримый вид толпы, которая образует очередь в лондонские театральные кассы. Это типичная картина, которую вы не увидите в Китае, – толпа веселая, оживленная, необычайно терпеливая и с невероятно сильными ногами. Одна моя американская знакомая сказала, что в ее стране очередей не бывает, разве что иногда в оперу. Очень хорошо понимаю ее, так как сомневаюсь, чтобы сверхделовой американец позволил себе несколько часов простоять в очереди.

А вот один мой бедолага-соотечественник даже культивирует привычку стояния в очереди. У него настоящая страсть к театру. Но будучи человеком бережливым, он предпочитает простоять два часа в очереди, чтобы купить дешевый билет: откидные места его вполне устраивают. Человек изобретательный, он приходит со своим стулом и с книгой, сидит себе в очереди и исправно читает, словно в Британском музее. Какой счастливый человек! Но я все-таки не понимаю, почему театральные менеджеры предпочитают, чтобы потенциальные зрители стояли в утомительной очереди вместо того, чтобы благородно дать им возможность занять более дорогие места, снизив цену. Все равно же эти места часто пустуют. А стоящие в очередях меня восхищают. Они никогда не ворчат, живут надеждой, что им достанется заветное место. Мой театральный дебют в Лондоне состоялся в театре «Зимний сад». Давали «На мели» Бернарда Шоу. Зал не был полон, хотя пьеса шла всего неделю. А мне казалось, все, что написал такой знаменитый драматург, должно было привлечь толпы зрителей. Может быть, пьеса недостаточно развлекательна для рядовой публики? Но ведь все, о чем пишет Шоу, возвращает нас к раздумью о том, что такое человек, что составляет его жизненную силу. В журнале «Панч» мне встретился эскиз статуи «Другой драматург Джона Булля» с двумя фигурами. Одна огромная – Джордж Бернард Шоу, другая маленькая – Шекспир. Оба указывают на вывеску, на которой написано: «Человек и Сверхчеловек». После того как я прочитал «Приключения Черной Девочки в ее поисках Бога» [25], в моем воображении родилась карикатура, на которой я изобразил Джорджа Бернарда Шоу (ДБШ), которого наконец настигла Черная Девочка: «Я нашла своего БОГа». А Шоу ей ответил: «Нет, моя дорогая, ты ошибаешься, я не БОГ, а ДБШ».