Много лет спустя я случайно нашел бумажку с кодом ее линии Вероятности. Во время испытательной поездки я заложил код в компьютер и отправился Наверх.

Склонившись к монитору, я вглядывался в клубившийся туман. До того, как ее забрали отсюда, здесь был мир. Теперь я не увидел ничего.

Ничего.

— Это просто непристойно, иначе не назовешь. — Миссис Мортимер фыркнула от возмущения. — Вообще-то я ничего не имею против роботов. — (Однако ее интонация расходилась со смыслом слов.) — Но чтобы они разгуливали среди нас и выдавали себя за людей — нет, это уж слишком! Да еще за умерших! Это противоречит божественному промыслу. — (Наконец-то она нашла нужные слова, против них не поспоришь!) — Вот именно: противоречит божественному промыслу. Я просто не представляю, чтобы такая мысль могла зародиться в человеческой голове. Это козни сатаны, это…

— Конечно, дорогая, — удалось вставить мистеру Мортимеру, жаждавшему ее успокоить. — И разумеется, такой проект никогда не пройдет. Правительство не допустит. Так что ты… мы, — поправился он, — можем не волноваться.

Сам-то он в глубине души не очень верил собственным доводам. Да и хотел ли верить? Торопливо прихлебывая горячий кофе, он украдкой еще раз глянул в газету. «Андроид», как его называли в газете, красовался на первой странице и действительно ничем не отличался от человека. Мысль сама по себе чем-то будоражила воображение. Надо же, до чего могут додуматься ученые! Вдруг его охватил энтузиазм; в приподнятом настроении, какого у него давно не бывало, он проглотил еще один бутерброд, запил его горячей черной бурдой и выбежал из дому, чтобы успеть на вертолет 8.15.

Обычно в часы утренней спешки пассажиры бывают невыспавшимися и раздраженными, но сегодня в вертолете царило оживление. Все взгляды были прикованы к телеэкрану, где явно только что показывалось изображение того самого андроида, которого Мортимер видел в газете. Теперь с экрана вещал известный комментатор по научным вопросам Макс Ардон.

Возможно, Мортимер слишком поспешно проглотил кофе и бутерброды или слишком быстро бежал. Так или иначе, но он вдруг вновь осознал себя усталым пожилым человеком. Энтузиазм мало-помалу угас, и в конце концов Мортимер вовсе перестал слушать то, о чем своим хорошо поставленным голосом развязно болтал комментатор.

О этот беспокойный технический век! Что ни день — новое чудо науки! Теперь снова разыграются такие же баталии, как несколько лет назад, когда решался вопрос насчет роботов. Тогда вся Америка, да что там — весь мир разделился на два враждующих лагеря. Что до Мортимера, то он был уже сыт чудесами по горло, и он знал: так думает не он один. Нет, конечно, они были не против полетов в космос, расщепления атома и тому подобного. Но эксперименты над человеком, эксперименты над тем, что всегда считалось священным, — это, по их мнению, было уже слишком.

Взять хоть затею с андроидами. Разумеется, в сущности андроиды — всего лишь роботы, просто они больше похожи на людей, чем обычные, и в этом нет ничего страшного. Но опыт, о котором рассказывала газета, заключался в том, что в андроида вселяли не только личность, но и память человека, а это уже выходило за границы допустимого. Конечной целью опыта объявлялась возможность для каждого человека незадолго до смерти перевести себя в такого неодушевленного робота — ну не кощунство ли? В таком деле Мортимер участвовать не собирался. Загробная жизнь — в качестве робота… Нет, всему есть предел! Мортимер инстинктивно отталкивал от себя проблему андроидов. Он решил: отныне, что бы ни происходило, он будет игнорировать все, связанное с нею.

Но отгородиться оказалось труднее, чем он предполагал. С самого начала затее был придан грандиозный размах. На первых порах кое-кто, пожалуй, воспринял ее как своего рода научный "черный юмор", и сатирики и карикатуристы стали изощряться по этому поводу в остроумии. Но смеялись недолго: очень скоро выяснилось, что за Программой «Андроид», как ее называли, стоят мощные капиталы. Теперь в видеогазетах, по радио и телевидению непрерывным потоком текли научно-популярные передачи на разные темы, каким-то образом связанные либо с андроидами, либо с "мыслящими машинами", либо с вечной жизнью. Знаменитости в своих интервью высказывались «за» или «против», различные организации выступали с протестами или слали приветственные телеграммы.

Теперь Мортимер всегда читал газету со второй полосы и старался не смотреть программу «Новости» по телевизору. По дороге на работу и с работы он был глух и нем, не вступал в дискуссии ни со сторонниками, ни с противниками андроидов. Но что проку? Страсти так кипели, вокруг было столько споров, что ему все равно не удавалось отгородиться от "величайшей всемирно-исторической победы человека" (или, как выражались противники, "грядущего самоубийства человечества"). Филантропические организации, а также религиозные круги выражали негодование. Папа римский проклял Программу, тысяча и один женский клуб США протестовал, федерация профсоюзов протестовала (против незаконной конкуренции), даже Центральная корпорация роботов протестовала (против нарушения человеческих прав роботов). И конечно, протестовала миссис Мортимер.

Мистер Мортимер устал и все больше замыкался в себе. Все чаще проводил он вечера в своем клубе, где по молчаливому согласию никогда не говорили об андроидах, зная, что в девяносто девяти случаях из ста дело кончается перебранкой. Вся усталость, накопившаяся за Долгую трудовую жизнь, навалилась на Мортимера. Нигде не было покоя. Дома Мэрион бесконечно твердила одно и то же, хоть уши затыкай. А на работе он все чаще замечал, что отстает, что ему не по силам такой лихорадочный темп. Он не был создан для века, когда задерганные люди тщетно состязались с роботами в производительности труда.

— Покажись врачу, — пилила его миссис Мортимер. — Ты в последнее время совсем потерял аппетит, а бледный стал — просто ужас! Ты прямо на себя не похож с тех самых пор, как…

— Да-да, — поспешно перебил мистер Мортимер. — Конечно, я могу сходить к врачу, если потвоему это необходимо, но…

— …с тех самых пор, как началась шумиха вокруг этих мерзких андроидов, — ворчливо договорила миссис Мортимер. — Если бы ты знал, как я сама возмущаюсь и нервничаю все это время, тебе бы, конечно, было…

Мистер Мортимер еще раз повторил свое обычное "да, да, конечно, ты совершенно права, дорогая" и обратился в бегство. Он почувствовал, что вот-вот сорвется.

— Еще одно слово про андроидов — и я сойду с ума, — сердито пробормотал он себе под нос по дороге в клуб.

Назавтра ради мира в семье Мортимер отправился к врачу. Вышел он из врачебного кабинета другим человеком, не похожим на замотанного, заурядного, стареющего мистера Мортимера, вошедшего туда несколько часов назад. Осанка его и движения обрели значительность и достоинство, а лицо можно было назвать просветленным.

Странно чувствовать себя счастливым и довольным, только что выслушав свой смертный приговор, размышлял Мортимер, медленно бредя по центральным улицам, особенно шумным в эти послеполуденные часы, погрузившись в себя и в то же время жадно вбирая глазами окружающую жизнь. Странно испытывать облегчение при мысли, что лично твоя жизнь скоро прекратится. А между тем он чувствовал именно счастье и облегчение. Он ощущал свое превосходство над этими замотанными людьми, которые так суетились, чтобы успеть, в сущности, неизвестно куда.

Вдруг его внимание привлекла толпа перед большим уличным телеэкраном, передававшим последние новости. Обычно в таких случаях он прибавлял шагу, стремясь поскорей пройти мимо, но в сегодняшнем своем раскованно-гармоничном состоянии духа он почувствовал лишь снисходительное любопытство. Чего там они еще насочиняли, подумал он с легкой иронией, осознав вдруг, что, поскольку он давно перестал следить за перипетиями борьбы вокруг андроидов, он понятия не имеет, каково теперь положение дел.