— Хорошая плата даже за сложную услугу. Я сожалею…

— Четыреста тысяч куа.

— Госпожа, — сказал он как можно мягче, — нет такой суммы, которая могла бы купить мое содействие. Я принадлежу только себе, и мне никто другой не приказывает. Это меня очень устраивает. Я не хочу оскорблять ни вас, ни ваше руководство. Я просто хочу, чтобы мне предоставили жить так, как я считаю нужным.

— Понятно. — Она подняла рюмку и выпила еще. — Неплохо. Однако позвольте мне, мастер сер Эдрет, прислать вам образцы из моих погребов.

— Примите мою благодарность, сударыня, но — нет. Она вдруг рассмеялась — весело, словно обыкновенная девчонка, наклонилась через стол и взяла его за руку:

— Даже такой пустяк, как бутылка бренди! Ну что ж, сударь, как хотите.

Она встала — и он тоже. Она сделала знак своему телохранителю, а Лал поклонился.

— Приятного вам вечера, сударыня.

— И вам приятного вечера, мастер сер Эдрет, и спасибо за гостеприимство. Не сомневаюсь, что это не последняя наша беседа.

— Буду рад такой возможности, — вежливо солгал он. Она снова рассмеялась — и ушла.

Кровать чуть шевельнулась — и Лал проснулся, глядя сквозь полузакрытые веки, как номерная надевает халат и приглаживает волосы. Девушка была приятна на вид и знала свое дело, хотя он воспользовался ее умениями слишком механически, поскольку никак не мог отвлечься тревожными мыслями от Ворнета.

Приведя в порядок волосы, она проверила, правильно ли застегнут у нее халат. Лалу вдруг захотелось спросить ее имя и извиниться за невнимательное отношение, но она уже повернулась и выскользнула за дверь. Непонятный порыв угас, а тревоги вернулись.

Перевернувшись на спину, он стал смотреть в нежно окрашенный потолок, пытаясь привести в порядок мысли. Эдрет учил его, что только после логического анализа можно увидеть проблему в целом и тогда уже ее решать.

Первой его заботой был Ворнет. То, что Саксони Белаконто, самая влиятельная из руководителей секторов Ворнета, сама сочла нужным встретиться с простым вольным вором, было само по себе беспрецедентно. Ее положению больше соответствовала простая отправка полудюжины оруженосцев с приказом доставить его к ней. Вместо этого она пришла к нему, согласилась изображать равенство и пыталась убедить его ей служить. А какую плату она предложила и как быстро удвоила цену!

— Звезды и корабли, что ей может быть нужно?

На этот шепотом заданный вопрос потолок не ответил. Лал закрыл глаза. Что бы ей ни понадобилось, это не его дело, потому что он этого для нее красть не станет.

И все же — довольно открытая угроза, обещание новой встречи.

Он задумчиво оценил свое положение: у него нет родных, которых можно взять в заложники, после смерти Эдрета нет близких друзей. Конечно, Ворнет может заморозить его счета, но на Хенроне в банках лежит лишь малый процент его денег, а наличность легко можно возместить. У Саксони Белаконто не было рычагов, чтобы надавить на Лала сер Эдрета.

Кроме одного: самого Лала.

Он открыл глаза и уставился в потолок. Существуют препараты, существуют боль и болезни. У Ворнета есть специалисты по применению всех этих средств. Саксони Белаконто унизилась до просьбы из снисхождения к его мастерству и сама пришла его уговаривать. Следующим шагом обязательно станет сила: то, чего желает эта женщина, она получает. В этом сомневаться не приходилось.

Он задышал чуть резче от некоторого стеснения в груди, встал и пошел в душ, чтобы освежить голову. Он пытался просчитать шаги и прикинуть последовательность событий. Дело было в том, что ему по-прежнему был нужен Шилбан и его удивительная библиотека — из-за чего он и выбрал Хенрон базой.

Рассеянно смывая мыло с бледно-золотых волос, он решил, что Ворнет даст ему день, чтобы еще раз обдумать услышанное вчера вечером. Этот день он проведет с Шилбаном, приобретя знания, необходимые для победы над демоном из вазы Эль Теман. Ночью он освободит вазу и завтра утром на рассвете будет ждать капитана Скотта и «Дротик».

Корабль послужит убежищем, в которое не смогут проникнуть даже люди Ворнета. Возможно, ему даже удастся убедить Скотта в целесообразности срочного отлета, хотя на это он не особо рассчитывал.

Душ переключился на холодную воду. Лал резко вздохнул. Поскорее бы увидеть эту чертовски наглую морду Линзера Скотта.

— Все по порядку, — строго сказал он себе, когда душ выключился и начала работать сушилка. — Мудрость может потребовать отступления, но отступать следует дисциплинированно и шаг за шагом.

Неужели он вообще не вернется домой?

Корбиньи в стенной нише пошевелилась, проделала комплекс Хемвиля для разминки затекших мышц и в восьмой раз задумалась, не покинуть ли этот пост напротив дома Анджелалти и не поискать ли его в Верхнем городе.

Как и в семи предыдущих случаях, она решила остаться на месте. Время было очень позднее — до Первой Вахты, которую планетники называли Первой Зарей, оставался всего час. Наверняка он как раз сейчас спускается с внешней дороги и еще через мгновение покажется из-за угла.

Но мгновение прошло — и еще несколько мгновений, а он все не шел.

Чтобы чем-то занять время, она начала продумывать, что можно ему сказать. Конечно, он бесил ее своим упрямством и — она призналась себе в этом — ужасал возгласом «Будь проклят твой Корабль!», достойным невежественного планетника. Однако в его поступках присутствовала некая справедливость, если только попытаться встать на его точку зрения. Его продали, и вор-планетник его тоже сделал вором. Он знал, что Корабль и Экипаж его бросили. Он становится взрослым, наконец принадлежит только себе — и тут появляется Корбиньи Фазтерот. А у нее голова настолько полна Завтрашней Записью и нуждами Корабля, что она даже не дает себе труда говорить от души, как положено между родичами, не рассказывает ему, как по нему скучали, как о нем горевали и как его разыскивали.

Здесь ее мысли смешались, потому что на самом деле она едва помнила его: низкорослый мальчишка, почему-то донельзя неуклюжий, в полутемных коридорах и трубопроводах, где на борту «Зеленодола» играли дети, но при этом очень веселый и смешливый.

Этот смех хорошо ей запомнился, и потому его нынешние вспышки гнева ощущались особенно остро. Стоя в нише, она кивнула сама себе и приняла решение на этот раз действовать осторожно и проявить снисхождение к его душевным ранам.

Она замерла, снова уловив едва слышный скрип башмака по камням тротуара.

«Наконец-то!» — подумала она, подалась вперед — и замерла, надеясь, что планетники с их слабыми глазами ее не заметят, хотя ее волосы должны были сиять в темноте, словно огонь маяка — даже для них.

Потому что это был не Анджелалти, а двое неизвестных — мужчина и женщина, коренастые (что для планетников не редкость). Они шли крадучись, явно намереваясь сделать нечто такое, чего делать не следует.

Они прошли, даже не глянув в сторону, и она отступила глубже в тень, глазами следя их путь.

Они направились прямо к двери Анджелалти, будто имели на то право. Женщина наклонилась. В руке у нее был прибор, светивший так ярко, что Корбиньи содрогнулась даже на таком расстоянии и прищурилась, вглядываясь в эти многоцветные грани. Мужчина что-то буркнул, поводил у двери какой-то машинкой потемнее — и дверь распахнулась.

Корбиньи секунду стояла в нерешительности. А потом бесшумно, как тень, со всей незаметностью Разведчика Планет и Искателя, скользнула через двор и прошла следом за ними в дом.

— Смотри, как летят! — прошипела Реми, отскакивая назад. Вольтметр зашипел, заискрил и сгорел.

Она смахнула на пол горсть электронных пауков и засмеялась, глядя на их попытки спрятаться, потом стала давить их каблуком. Шел систематично разбивал приборы, а Реми оставила раздавленных паучков и принялась выдергивать провода и срывать со стены индикаторы и циферблаты.