Это была чистая правда – насчет моей головы, – но при виде сияющей улыбки, которой Энни сопровождала свои слова, мне стало не по себе. Либо ее актерский талант был гораздо больше развит, чем мне казалось, либо она сама не осознавала своих чувств к Нику.

Ну и дела.

– Что ж, Энни… Увидимся позже. Тебе, наверное, пора. – Я приняла инициативу на себя. – Ник, давай заглянем в кулинарию.

И, не дожидаясь ответа, отправилась туда. Разговор о еде вызвал у меня приступ голода, и мне было безразлично, пойдет ли Ник со мной. Не заставлять же его.

«Лгунишка. Тебе просто не хочется разлучать их», – язвительно заметила моя настырная совесть.

«Чистая правда, но толку от нее мало, – мысленно возразила я. – Вот если бы можно было найти другой способ сделать Энни счастливой…»

Толкнув дверь, я вдохнула восхитительный аромат холодных отбивных и макаронного салата.

Вот настоящая нью-йоркская еда.

Когда Ник догнал меня, я уже успела заказать себе сандвич с тунцом и соленым огурцом.

– Хочешь сандвич? – предложила я ему.

– Нет, я не голоден, – ответил Ник. Вид у него был явно поникший. – Что у нее за дело?

– Дело? – Я медлила, пытаясь на ходу придумать правдоподобное объяснение.

– Она встречается еще с кем-то, да? Можешь рассказать мне все, Шейн. Энни ведь слишком добра, она не может обидеть меня.

Оплачивая сандвич и содовую, я подумала: как жаль, что Ник не похож на тех жутких рокеров, которых она раньше приводила домой. Мне было бы гораздо легче отшить кого-нибудь из них. Особенно парня по имени Спайк. Теперь он был уже…

– Шейн! Не тяни. – Ник посмотрел на меня пронизывающим взглядом, будто видел насквозь – так в свое время любила смотреть бабушка, – и взял у ^ поднос из моих рук. – Вон там есть свободный столик.

Мой сандвич был взят в заложники, и не оставалось другого выхода, кроме как пойти за Ником. Оставшихся в кошельке трех долларов не хватило бы на новую порцию пищи. Мы пробрались по узкому проходу и сели за столик лицом друг к другу.

Он пододвинул поднос ко мне.

– Ну?

Я вздохнула:

– Не заставляй меня нарушать кредо лучшей подруги.

– Какое еще кредо? О Боже… Энни спит с другим парнем, да? – Он уронил голову на руки, поставив локти на стол, и стал лепетать что-то бессвязное.

Я развернула сандвич, откусила здоровенный кусок, прожевала, а когда, наконец, проглотила, обратилась к Пику:

– Эй, что ты там бормочешь? Кстати, отвечаю на твой вопрос: нет, Энни не спит с другим парнем.

Его лицо оставалось несчастным и бледным, но в глазах появилась надежда.

– Нет? Это… Постой… Она что, спит с девушкой?!

Я шумно выдохнула.

– Да нет же, дурень! Она хочет… она… нет, не могу. Вот дерьмо…

Надежда на лице Ника вновь сменилась ужасом.

– Я не нравлюсь ей, да? Она собирается меня бросить?

«М-да. Дела плохи», – подумала я.

Снова вгрызлась в сандвич и стала медленно жевать, придумывая, как лучше солгать. Потом сделала большой глоток содовой, медленно потягивая ее через трубочку.

Потом еще один.

И наконец сдалась.

– К черту! Кому нужно это кредо лучшей подруги? Она сама виновата. Все дело в том, Ник, что ты очень нравишься Энни.

– Так это же замечательно!

– Нет, это плохо.

– Плохо? Ты так считаешь?

– Да. Потому что именно поэтому она попросила меня сделать так, чтобы ты захотел с ней расстаться, – сказала я, откидываясь на спинку стула.

Говорить это было еще труднее, чем заниматься рэйки.

– Понимаешь?

Ник сидел передо мной с широко раскрытыми глазами, в полной растерянности.

– М-м… нет. Ничего не понимаю. Она знает, что я без ума от нее?

Я кивнула:

– Да, часть проблемы состоит именно в этом. У Энни большой опыт неудачных романов. И она полагает, что, сблизившись с тобой, непременно причинит тебе боль, а ты слишком хорош для этого, разобьет твое сердце, и ты оставишь из-за нее свою мечту о бизнесе и уедешь, домой, на кукурузные поля Айовы.

– Небраски, – поправил Ник.

– Не важно. Ты слишком мягок, по ее мнению, и она не хочет тобой рисковать, – закончила я и допила содовую.

Он недовольно прищурился:

– Я не размазня.

– Никто этого и не говорит, Ник. Просто по-настоящему хорошие парни вроде тебя в наше время большая редкость.

– И хорошие парни приходят последними…

– Так говорят, – ответила я.

И подумала о своем хорошем парне. Будет ли бестактностью проверять голосовую почту на предмет звонка Бена, когда передо мной сидит страдающий Ник? Наверное, да.

– Итак, ты понял ее чувства? – спросила я, поднимаясь.

– Нет, – признался он, скрещивая на груди руки.

– Ну тогда… э-э… как это «нет»? – Я снова плюхнулась на стул. – Что значит «нет»?

– Нет! Она испытывает ко мне симпатию, а я… черт побери, я влюблен в нее! Пусть сама объяснит мне причины своего помешательства, – с упрямым видом заявил Ник.

– Ник, – сочувственно произнесла я, – не чертыхайся, чтобы казаться хуже. У тебя это слишком мило получается.

Он опять спрятал лицо в ладонях.

– Плохи мои дела, да?

Я задумчиво разглядывала его, постукивая пальцами по столу. И в моей голове зрел план. Ему надо было отказаться от рубашек с пуговичками на воротнике, от выглаженных джинсов (кто вообще гладит джинсы?), перестать бриться, но…

Должно было получиться. Как-никак я ведь была профессионалом в области разлук. Пришло время разрабатывать реверсивную технологию.

– Ник, у меня есть план. Но тебе придется стать очень, очень плохим парнем.

Он озадаченно взглянул на меня:

– Что? Зачем? И каким образом?

Я не удержалась от самодовольной ухмылки:

– А Энни так и не узнает причины своего поражения.

– Я не смогу лгать Энни, Шейн, – сказал Ник.

– Как хочешь. Тогда передай от меня привет коровам Монтаны, – отрезала я, вновь порываясь встать.

– Небраски.

– Какая разница?!

Ник остановил меня, взяв за локоть:

– С другой стороны, небольшая ложь во спасение, наверное, не повредит…

Я опять села.

Бедняга лучезарно улыбнулся – и я воочию увидела на его лице нежность, так пугавшую Энни. При благоприятных обстоятельствах его прелестная улыбка поддерживала бы их отношения ближайшие десять лет, а может, и все пятьдесят. По крайней мере, в дни предменструального синдрома Энни.

Но предложенные обстоятельства не были благоприятными.

Я доверительно наклонилась к нему:

– Итак, вот мой план. Как ты относишься к татуировкам?

Прибыв, наконец, домой и всласть потискав Лулу, спасенную мной от мерзавца Мишеля, который намеревался прицепить ей розовый бант и покрыть когти лаком, я позвонила Бену.

Он ответил после второго гудка.

– Привет, Шейн. Ты, наверное, получила мое сообщение.

Я рассмеялась:

– Да. Болтливостью ты не страдаешь… «Шейн. Бен. Позвони мне».

– Извини, не дружу с голосовой почтой. Чем занималась сегодня?

У меня в голове всколыхнулись воспоминания об эксцентричном вечере.

– Да всем понемногу… Попугаи, рэйки, смена имиджа… В общем, тот еще вечерок выдался.

– Что?

– Долго рассказывать. А как ты проводил время?

– Играл в софтбол. Мы надрали «Барклаю» задницу, – радостно похвастался он.

– Кто такой Барклай?

Бен засмеялся, и глубокие, низкие нотки в его смехе отозвались у меня в животе – а может, и ниже…

– Рекламное агентство. Наш главный конкурент.

Улыбаясь, я намотала на палец прядь волос.

– Похоже, в тебе силен дух соперничества.

– Возможно. Просто я люблю получать желаемое.

– А к девушкам это тоже относится? – поддразнила я.

– Как правило. – Его голос вдруг стал непривычно холодным и отстраненным. – За исключением случаев, когда в мои отношения вмешиваются третьи лица.

Лулу подняла голову и тихо зарычала.

– Успокойся, Лулу, – сказала я, почесывая ее за ухом.