– Я попробую что-нибудь придумать, милая. Не теряй надежды, – сказала она.

Но запас надежды, как и денег, у меня иссякал. Энни восемь дней не разговаривала со мной, только заходила за вещами; Фаррен с Мишелем наотрез отказывались мириться – тема даже не обсуждалась.

К счастью, у меня оставалась Мелисса. Мы общались каждый день и из деловых партнеров постепенно превращались в подруг. План принимал все более отчетливые очертания; Мелисса поначалу отказывалась от него, но потом согласилась.

«В конце концов, стоит ли бояться публичного унижения перед миллионами телезрителей, когда на другой чаше весов лежит перспектива замужества со страстным красавцем?» Хм… Если взглянуть под таким углом…

– Прямо не верится, Шейн, завтра показ! Я в шоке! – Мишель сидел посреди гостиной на коврике, в окружении собственных изысканных творений из итальянского шелка-шантунга, натурального шелкового шифона, креп-сатина, бархата, чесучи, органзы, шелкового фая, пестрого шелка, шелкового трикотажа, шерсти с шелком, peau de sole[29] и (да, Мишель обучил меня всем премудростям) блеклого шифона.

Короче говоря, сплошной шелк.

Были и другие ткани, но никакой синтетики. Каждая вещь буквально кричала о качестве, щебетала о роскоши и вкрадчиво нашептывала об элегантности.

– Мишель, считай, что ты уже одной ногой в шоу, – сказала я, аккуратно заворачивая в папиросную бумагу сверкающее платье из серебристого кружева.

Он уронил из рук ленту и в ужасе уставился на меня:

– Не говори так! Не вздумай больше произносить ничего подобного – сглазишь! Божества, ведающие модой, чрезвычайно капризные существа, Шейн.

– Да, особенно если ты суеверен!

– Конечно, я суеверен! Как и все художники.

– Ладно. Извини, извини. – Я встала и потянулась. – Надо погулять с Лулу. Вернусь минут через двадцать и помогу тебе с упаковыванием.

– Прости, что не позволяю приводить сюда Лулу, но…

Я рассмеялась:

– Естественно – вряд ли тебе хочется, чтобы твои работы запомнились лишь тем, что покрыты собачьей шерстью. Даже мне это понятно.

Мы с Лулу немного побродили по окрестностям; как обычно, навязчивые мысли о Бене портили мое уединение.

«Вот придурок».

Бен упорно названивал, а однажды даже зашел, когда меня не было дома, и оставил записку. Миссис П. сообщила по телефону, что он и в магазин заходил. Но с его последнего звонка прошло два дня – по-видимому, он все же понял мой прозрачный намек. Как ни странно, я не знала, радоваться мне или огорчаться.

«Наверное, я и сама малость придурковата», – подумалось мне.

Лулу завершила процесс удобрения ближайших газонов, и мы двинулись обратно. Открыв входную дверь, я обнаружила за ней Фаррена.

– О, ты уже вернулся. Как дела на работе?

– Нормально, – ответил он, втаскивая меня в квартиру и наклоняясь погладить Лулу. – Как Мишель?

– Ах, значит, теперь мы вспомнили о Мишеле? А где ты был раньше? Ему нужна моральная поддержка с твоей стороны, Фаррен. Это самая напряженная неделя в его жизни.

– Знаю, знаю, – Он кружил по комнате, от волнения выкручивая себе руки. – Я идиот. Болван. Полный и окончательный…

Я безжалостно перебила его, не дав насладиться самобичеванием:

– Это не важно. Ты нужен ему. Может, просто пойдешь и извинишься? Будешь подбадривать, петь дифирамбы, убеждать, что он потрясающий модельер…

Фаррен остановился и взглянул на меня с сомнением.

– Думаешь, он простит меня?

Я улыбнулась, отстегнула поводок и положила на тумбочку.

– Полагаю, тебе он простит что угодно. А теперь иди! Присоединюсь к вам… – взглянула на часы, – через сорок пять минут. Так что ведите себя прилично. Давай, вали отсюда!

Он бросился к двери, обняв меня на бегу.

– Я обожаю тебя, Шейн. Ты лучше всех.

Я вздохнула, глядя на закрывающуюся за ним дверь:

– Если бы и Бен так думал…

Примерно по прошествии часа (лучше подстраховаться), оставив в своей комнате сладко спящую Лулу, я постучалась к Мишелю с Фарреном. Мишель с сияющим лицом открыл дверь и заключил меня в свои крепкие объятия. Потом шагнул назад, втащил меня внутрь и широким взмахом руки обвел помещение, демонстрируя окружающее великолепие. На всех поверхностях были разложены десятки аккуратных бумажных свертков.

– Мы готовы, – торжественно объявил он. – У моего Фаррена поразительный талант правильно складывать одежду.

Фаррен подошел, улыбаясь, и обнял Мишеля за плечи.

– Да, я тоже прощаю тебя, олух этакий, – ласково произнес он.

Я с улыбкой обняла обоих.

– Да уж, не ожидала, что вы будете заниматься складыванием одежды. Рада, что вы наконец помирились. И теперь моя кушетка вернется в мое полное распоряжение.

– Эй! – воскликнул Фаррен с деланным негодованием. – А кто наводил чистоту у тебя в квартире?

– Надеюсь, Энни вернется, – добавил Мишель.

Я покачала головой, сдерживая подступившие слезы:

– Сомневаюсь, что она сумеет простить меня. Но не будем о грустном. Мы готовы?

Мишель огляделся, опустил взгляд на свои руки – они едва заметно дрожали. Глубоко вздохнул.

– Да, все готово. Вот он, мой великий шанс.

– Ты будешь блистать, – сказал Фаррен, еще раз обняв его.

Я кивнула, но промолчала, не желая быть обвиненной в попытке сглазить.

У Мишеля зазвонил сотовый, сохраняя сияющее выражение лица, он поднял его с пола.

– Алло?

Несколько секунд он молча слушал собеседника на другом конце провода, и улыбка медленно сползала с его лица.

У меня появилось неприятное ощущение дежа-вю. Последний телефонный звонок, случившийся в моем присутствии, разрушил всю мою личную жизнь.

– Что? Ты с ума сошла! Наоми, как ты можешь! Без тебя мне грозит полный крах!

Фаррен кинулся было к нему, но Мишель отмахивался, крича в трубку:

– Мне плевать на твою дебильную карму! Неужели она не может подождать каких-то паршивых два дня? Алло! Алло!! Алло!!! – Он закрыл телефон и остался в полном оцепенении.

– Что стряслось? Мишель! Ну, не молчи же, ты начинаешь пугать меня, – завел Фаррен.

Мишель ошалело взглянул на телефон и вдруг с размаху бросил его о стену. Аппарат с грохотом врезался в лампу, рикошетом отскочил от нее и упал на пол. Мы пристально смотрели на трубку, будто ждали ответа.

Я первая вышла из ступора:

– Что случилось, черт побери?

Мишель посмотрел на нас пустым, безжизненным взглядом.

– Звонила моя модель. Она не придет на завтрашний показ.

«Вот дерьмо» – подумала я.

– Где она живет? Если она заболела – я приготовлю ей куриный бульон. И сама привезу на такси. Я…

– В Финиксе, – так же безжизненно произнес он.

Фаррен испуганно охнул.

Я все никак не могла выйти из образа всемогущей спасительницы:

– Если надо, я отвезу ее хоть… в Финиксе? Что она там забыла?

– Ей по карме предписано перебраться в Финикс. В ближайшие дни. Она сожалеет, что пропустит конкурс. И уверена, что я успею найти еще кого-нибудь. – Мишель бессильно опустился на пол и сидел, обхватив руками голову. – Все пропало.

Мы с Фарреном ошеломленно переглянулись. Слишком много всего на совести этой стервы – кармы.

– Слушай, может… Давай поищем кого-нибудь, – сказала я, опустившись на колени и взяв Мишеля за руку.

Он не поднимал глаз.

– Кого? Все манекенщицы, с которыми я знаком лично и мог хотя бы попробовать уговорить их, уже разобраны. А остальные потребуют денег. У кого-нибудь из присутствующих хватит средств на оплату услуг профессиональной модели? – Мишель горько усмехнулся. – А найти на улице девушку шести футов ростом и со вторым размером одежды не так-то просто.

– Мне казалось, у манекенщиц восьмой размер, – наивно удивилась я.

Он вновь усмехнулся:

– Когда-то, наверное, так и было. А теперь главное – худоба, Вся моя коллекция – второго размера, и не осталось ткани, чтобы расставить платья. Все пропало.