— Осторожнее, отойдите подальше, — сказал Иеремия, прежде чем ложкой насыпать часть порошка на горячий уголь.

Образовалась тонкая струйка белого дыма.

— Чувствуете запах? — спросил Иеремия.

— Дохнуло чесноком.

— Вы говорили, у барона были сильные судороги и явления паралича, а после смерти пальцы на руках и ногах были скрючены. Все это указывает на отравление белым мышьяком. Хотя такой анализ по запаху не стопроцентен, я все же думаю, он будет полезен судье при расследовании.

— Я немедленно сообщу ему об этом, — сказал Ален.

Судья Трелоней в задумчивости вышел из аптеки и в нерешительности остановился на Патерностер-роу. Слуга спрыгнул с подножки кареты, собираясь открыть дверцу, но Трелоней кивком дал ему понять, что пока не собирается садиться.

Мастер Риджуэй жил всего в нескольких шагах, и судья решил еще раз зайти к цирюльнику. Перед дверью он остановился и прислонился к стене — вдруг все поплыло у него перед глазами. Уже целый день у него кружилась голова. Кроме того, его измучила дергающая головная боль, из-за которой временами темнело в глазах. Тело просило отдыха, но уже две ночи он не мог заснуть и чувствовал себя разбитым. С трудом он собрался с силами и зашел в цирюльню. Ален Риджуэй тепло поздоровался с судьей, но, увидев его состояние, тут же пододвинул ему стул.

— Я от мастера Блаунделя, аптекаря, — сообщил Трелоней, тяжело опустившись на стул. — Это он готовил лекарство для барона Пеккема по рецепту доктора Уэлли. Он поклялся, что в нем не было белого мышьяка, и даже показал мне рецепт, присланный ему доктором. Кажется, доктор Уэлли невиновен. Благодарю вас, что вы сообщили мне о возможности отравления мышьяком. Я попросил еще одного аптекаря провести анализ по запаху в присутствии свидетелей. Белый мышьяк при горении действительно издает характерный запах. Но откуда вам стало об этом известно?

— От друга, ученого, который много поездил по свету.

— Вы должны меня с ним познакомить. Смерть барона теперь представляется мне совсем в другом свете. Если это не ошибка врача, то убийство. Кто-то сознательно отравит Пеккема!

— Вы догадываетесь, кто бы это мог быть?

— Нет, — ответил судья, покачав головой. — За последнюю неделю я поговорил со всеми членами его семьи и слугами. И ни у кого не обнаружил мотива для убийства Пеккема. Кроме жены и детей, которые, разумеется, являются наследниками. Но я просто не могу себе представить, что это был кто-то из них.

— Вам нужно отдохнуть, милорд, — настойчиво сказал Ален. — Вы не раскроете этой тайны, если усталость лишит вас возможности ясно мыслить.

— Вы правы. Я очень устал. Но эти мучительные головные боли не дают мне заснуть. Может быть, вы пустите мне кровь?

— Мы как раз находимся в благоприятном для кровопускания знаке зодиака, — согласился Ален. — Я сегодня уже несколько раз делал эту процедуру. На прошлой неделе это было бы опасно.

Хотя Ален скептически относился к астрологии, он, как каждый цирюльник, справлялся о благоприятных сроках для кровопускания, которые приводились в специальных календарях. Ответственность за нежелательный исход операции, проведенной при неблагоприятном расположении звезд, легла бы на него. На такой риск Ален идти не хотел.

Он помог судье снять плащ и жилет и заметил, что льняная рубашка Трелонея на спине и под мышками вымокла от пота, хотя уже несколько дней стояла прохладная погода. Когда сэр Орландо засучил до локтя правый рукав, Ален дал ему палку, чтобы тот мог опереться, если у него устанет рука. Проворный ученик уже принес начищенный латунный таз.

Посмотрев на судью, который от боли закрыл глаза, Аден затянул его обнаженное плечо лежавшим наготове шерстяным жгутом и ударил иглой в выступившую вену. Темная кровь с металлическим стуком закапала в таз.

Трелоней молча вытерпел процедуру, опираясь затекшей рукой на палку. Выпустив примерно двенадцать унций крови, Ален промокнул место укола льняной салфеткой и перевязал рану. Ученик поставил миску на скамью и поспешил принести ослабевшему пациенту укрепляющее вино, стоявшее наготове в кувшине.

— Вам необходим покой, сор, — твердо сказал Ален. — Позвать извозчика?

— Нет, благодарю вас, я приехал в своей карете, — слабым голосом ответил Трелоней.

Очень медленно он поднялся со стула. Ален помог ему надеть жилет. На лбу и висках у судьи блестели капли пота. Цирюльник встревоженно смотрел, как Трелоней нетвердыми шагами шел к двери. У него возникло нехорошее предчувствие.

На следующий день в цирюльню Алена вбежал невероятно взволнованный камердинер судьи.

— Мастер Риджуэй! Вы должны немедленно пойти к нам! Мой господин тяжело болен. Скорее всего его отравили!

Сэр Орландо Трелоней проходил все круги Дантова ада, проваливался в кипящие огнем озера, блуждал по вечному льду, над которым завывал жестокий ветер. Тысячами игл холод впивался в коченеющее тело, но уже в следующее мгновение отступал перед жаром раскаленной пустыни. Горела каждая клеточка его тела, глаза, язык, горло, внутренности… Он жаждал прохлады, а кругом пылал нестерпимый жар.

Над ним склонился молодой ирландец, он смеялся над ним. В его руке полыхал коптящий факел, чье пламя лизало обнаженное тело Трелонея, плоть обугливалась. В ужасе он шумел, кричал, отбивался…

Со всех сторон к нему тянулись руки, давившие его вниз. Он боролся с несметными полчищами врагов, пока один из них не пырнул его ножом. Вместе с кровью силы оставляли его, члены становились все тяжелее, тяжелее, наконец отяжелели так, что он не мог ими пошевелить…

— Успокаивается, — услышал он знакомый голос Алена Риджуэя.

— Да, кровопускание понизило концентрацию яда в голове, — объяснил врач Хьюдж. — Это все испорченная кровь.

Сэр Орландо слышал слова, но не понимал их смысла. Чья-то рука приподняла ему голову, губ коснулась чаша. Безвольно он глотнул, хотя вкус зелья показался ему отвратительным. В нем забродил яд, он подступил к горлу и едва не задушил его. В следующий момент его вырвало, но по губам тек только пенистый желудочный сок, так как он уже давно ничего не ел.

— Слишком мало рвотного антимона, — сказал врач. — Я дам ему еще одну дозу сульфата цинка.

Трелоней слышал возражения цирюльника, говорившего, что пациент слишком ослабеет. Но врач все-таки приготовил лекарство и новую клизму.

И снова в теле сэра Орландо вспыхнуло пламя. Сознание замутилось, попыталось отделиться от страдающего тела и улететь туда, где не было боли. Там его ждала Элизабет, его тихая, мягкая Бет… скоро… скоро он соединится с ней…

Ален очень не хотел оставлять больного. Но он понимал, что его силы слабеют с каждым часом и времени терять нельзя. Запыхавшись, он вбежал в постоялый двор «У павлина» и спросил у хозяина мистера Фоконе. Тот провел его в комнату на верхнем этаже, где Иеремия, увидев вошедшего друга, удивленно поднял голову от книги.

— Пожалуйста, пойдемте со мной к сэру Орландо Трелонею, — воскликнул Ален, не здороваясь. — Он тяжело болен. Доктор Хьюдж беспомощен, он дает ему лошадиные дозы всех лекарств подряд, лишь бы только сделать вид, будто он не бездействует. Но я убежден: он только убьет судью. Может быть, вы сможете ему помочь. Это справедливый, богобоязненный человек. Его смерть станет тяжелой утратой для судейства.

— Хорошо, пойдемте, — сказал иезуит, собирая вещи. — По дороге вы расскажете мне про болезнь.

— Уже в День святого Лаврентия он жаловался на головную боль и слабость. Затем у него начался озноб и поднялась высокая температура. По временам он впадает в бешенство, как настоящий безумец.

— Цвет лица?

— Очень красный! Глаза блестят, язык обложен.

— Его рвало?

— Да, один или два раза. Слуги считают, что его отравили, как барона Пеккема. Но два дня назад на коже появилась странная сыпь, и доктор Хьюдж решил, будто у него заразная лихорадка.