Иеремия старался, чтобы его голос звучал как можно убедительнее, и заметил, что ему удалось произвести на нее впечатление. Это его несколько успокоило.

— Ваш дядя по возвращении искал вас, — прибавил он. — Где вы были?

— Вам какое дело? — одернула его Эстер.

— Вы ходили к мистрис Пеккем и тайком ушли с ней из дома. Вы помогали вашей подруге встретиться с ее поклонником?

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Мистрис Пеккем призналась мне, что некий студент ухаживает за ней вопреки воле ее отца. Я, кстати, неплохо знаю этого студента. Он очень тщеславен.

— Будьте вы прокляты! — не сдержалась Эстер. — Мерзкая ищейка.

— Ваши тайны навлекают на вас подозрение, мадам. Лучше скажите мне, где вы были; к чему эти игры в прятки? Если не хотите отвечать, что ж, я не могу вас заставить, но дядя задаст вам тот же самый вопрос, и ему вам придется ответить.

— Идите к черту! — С ледяным взором она прошла дальше и, не сказав больше ни слова, исчезла на втором этаже.

Бреандан потянул за железную ручку и открыл маленькое окно каморки под крышей. Тут же на ромбовидные стекла сбежались солнечные лучи, и окно ярко вспыхнуло.

Занималось раннее утро, но Бреандан привык вставать с петухами в отличие от Джона, все еще храпевшего за пологом балдахина. Подмастерье продолжал задирать нежелательного соседа, несмотря на все попытки хозяина улучшить их отношения. Джон не был забиякой, но, когда ему вожжа попадала под хвост, он сознательно дразнил ирландца и провоцировал на драку. Ведь тогда мастеру Риджуэю пришлось бы просто-напросто выставить драчуна из дома. Но Бреандан разгадал тайный замысел Джона и, когда тот принимался за свое, держался изо всех сил. Он запомнил слова патера Блэкшо и был не так глуп, чтобы легкомысленно потерять крышу над головой.

Бреандан мог спокойно предаваться своим мыслям только в ранние утренние часы, когда весь дом еще глубоко спал. Он сидел на грубо сколоченном дубовом ящике и смотрел в маленькое окно на Лондон, на зигзаги бесчисленных двухскатных крыш, лепившихся одна к другой. Одни были покрыты бледно-красным кирпичом, другие — серо-желтой соломой. Между ними повсюду возвышались квадратные колокольни романских церквей, чьи венцы из зубцов и узкие угловые башенки напоминали старые замки. Они являлись свидетелями минувших времен. На крышах домов поднимался густой лес труб. Скоро из бесчисленных каминов и печей в прозрачный утренний воздух повалит серый дым, и голубое небо мгновенно исчезнет под колпаком смога. Только богачи могли позволить себе топить деревом. Бедные должны были довольствоваться дешевым каменным углем из Ньюкасла. Тонкий слой копоти, оседавшей из дыма, заволакивал дома и улицы словно черной пеленой, проникал в каждую комнату и портил белье в сундуках.

Внизу, в саду за домом, что-то зашевелилось, и Бреандан выглянул из окна посмотреть, кто это так рано встал. Ученик Тим спешил мимо сараев и грядок с травами к туалету в отгороженном месте. Под ним находилась яма с нечистотами, которую время от времени выгребали специальные возчики.

Солнце поднялось выше, но его лучи постепенно исчезли за надвинувшимися облаками. При виде тесно скученных домов Бреандан затосковал по Ирландии. Он в шестнадцать лет покинул родину, но его всегда тянуло вернуться. Однако вместе с этим желанием в нем поднимался страх — страх перед бесконтрольной ненавистью и гневом, которые снова вспыхнут в нем, когда он увидит, какие преступления совершают англичане против его народа. Он глубоко упрятал эти чувства, чтобы они не раздавили его. Но они жили, таились в нем и мешали ему испытывать благодарность мастеру Риджуэю или судье Трелонею только потому, что они были англичанами.

Его отношение к патеру Блэкшо было еще сложнее. Священник бескорыстно помогал ему и делал для него только добро. Он был глубоко симпатичен Бреандану, но тот все же не мог забыть, что патер Блэкшо — иезуит, а при королеве Елизавете иезуиты все-таки не отказались от своего невмешательства в государственные дела и не поддержали ирландцев в их борьбе за свободу. Англичане даже не поблагодарили их за проявленную пассивность и добрую волю.

Потом была еще эта Аморе Сент-Клер, красивая образованная женщина, теплое и внимательное отношение которой к бывшему наемнику было настолько необъяснимо, что он не знал, что и думать. Смятение Бреандана усилилось, когда он понял, что скучает по ней. Вот и сегодня он нетерпеливо ждал ее, зная, что он должна принести ему английскую книгу для чтения. У патера Блэкшо, к его сожалению, оказались только французские и латинские книги, и поэтому он решил сначала обучить ирландца французскому.

С тех пор как Аморе научила его терпению, Бреандан упорно работал над собой, пытался обуздывать свой темперамент и дисциплинированно учиться, хотя ему давалось это очень нелегко. Но когда он заметил результат, ему с каждым днем становилось легче садиться за стол и сосредоточенно заниматься. Часто Аморе составляла ему компанию. Как правило, она приходила, когда иезуита не было дома, а мастер Риджуэй работал в цирюльне, и долгие часы проводила с Бреанданом, посвящая его в тайны письма. Он не понимал, почему она для него так старается, но очень этому радовался, не думая при этом о ее общественном положении. Он полагал, что она зажиточная буржуа, может быть, вдова, не имеющая детей, которой просто скучно, а говоря с ней по-французски, легко забывал, что она тоже англичанка.

Шелест занавесей кровати и позевыванье у него за спиной дали Бреандану понять, что Джон просыпается, но он не обратил на это никакого внимания и продолжал смотреть в окно. Он услышал звук снимаемой крышки ночного горшка и бульканье.

— Уже встал? — спросил подмастерье. — Мечтаешь о своей покровительнице?

Ирландец не сразу понял смысл этих слов. Он резко обернулся и в недоумении посмотрел на Джона:

— Покровительнице? Что ты хочешь этим сказать?

— Ах, смотрите-ка на него, он не понимает! — издевался Джон. — А как ты думаешь, почему мы с Тимом должны делать всю грязную работу, а ты уперся задницей и зубришь? Сначала-то все думали, что ты будешь нам помогать, но так как за тебя заплатила леди Сент-Клер, то чего тебе руки марать.

— Леди Сент-Клер? — растерянно спросил Бреандан.

— Ой, только не говори, что ты этого не знал. Она придворная дама и любовница короля. Да не вздумай что-нибудь себе воображать. Эти придворные не знают, чем заняться от скуки. Они могут себе позволить позабавиться и подобрать на улице бездомного щенка, понежить его, полелеять. А наигравшись, дать ему пинка под зад. Так что радуйся пока.

Джон явно старался обидеть своего соседа, и ему это удалось. Вспыхнув, Бреандан вскочил с ящика и бросился к кровати, сидя на которой подмастерье вызывающе смотрел на него. Пытаясь сдержаться, ирландец обеими руками вцепился в массивные столбы балдахина, так что кости побелели.

— Мерзавец! — прорычал он.

Джон был заметно разочарован. Он вовсе не хотел драться, видит Бог, нет, но это была единственная возможность избавиться от ирландца. Пожалуй, тот лучше владеет собой, чем он предполагал. Вздохнув, подмастерье поднялся, натянул одежду и вышел из комнаты.

Все еще дрожа от гнева, Бреандан смотрел ему вслед. Наконец он отдышался и отпустил спасительные столбы. В мыслях он прижал один из них к тонкому горлу Джона и надавил изо всей силы. Воображение заменило действие, и он с облегчением понял, что так можно обуздывать бешенство. Несколько раз Бреандан глубоко вздохнул, ему стало лучше.

На сундуке, где он сидел, стояли кружка с водой и цинковая миска. Бреандан снял ночную льняную рубашку и вымыл торс и лицо. После длительного пребывания в гадком Ньюгейте ему нравилось ощущение чистоты. Нравилось прикосновение воды к телу, прогонявшее усталость и вялость и освежавшее голову. Побрившись, он взял на палец немного соли и потер зубы, чтобы удалить налет, причесался, оделся и спустился по скрипучей лестнице.