От столь стремительного развития событий Варвара растерялась. Она ведь предполагала, что будет какой-нибудь подвох! Она так и знала! Так и знала! Развернувшись всем корпусом, как корабль в тесном заливе, Варвара кухню со вздохом покинула. Никак не ей удавалось запомнить, что она — второй номер после Вожака, поэтому нужно вести себя гордо и даже где-то, как говорится в умных книжках, нагло.
Зато Дарелл, не подозревая о вершащихся на его глазах исторических иерархических подвижках, с огоньком утешился своим завтраком. Не доел, как всегда, и поскакал проверять — не убежала ли я гулять. В его ошейнике. Без спросу. Там, в коридоре, его, сердешного, я и заловила. Пришло время мазать ему старые и новые болячки «Левомеколем», втирать лекарство в ежик пушистого меха. Мех прибалдел, только пожаловался, что «больно немножко». «У собаки заболи (зачеркнуто).., у кошки (зачеркнуто).., у змеи заболи, — поглаживая его, завела я глубоким голосом, севшим от внезапного приступа материнского инстинкта, — у змеи заболи.., у нее меха нет, для нее не страшно».
Забыла ж дописать самое-то замечательное! Пока мы с мехом разбирались — у кого что заживи, и не родить ли мне такого собачонка себе, — Варвара большой мышкой прошмыгнула на кухню и стала жадно есть из миски Дарелла. Я-то, забыв уже про полномочия номера Второго, от неожиданности таких картин брякнула привычное: «Та-ак!». Варвару сдуло. Когда я уже уходила на работу, она сунула мне в руку мятый листок с кривыми строчками. После небольшого вступления там говорилось, что полномочия с себя Варвара снимает и не надо ей такого счастья, и не просите, и дайте уже поспать спокойно, как у вас погода, у нас погода хорошо, до свидания, целую, Варя.
Прошел еще один день. Купила себе щербета — того, что в моем детстве называли «щербетом» — сладкую коричневую массу кирпичом с вплавленными в нее намертво орехами. Потом, уже будучи взрослой, в арабских сказках прочитала, что щербет… пьют, но по привычке «массу» так и называю щербетом. Мои зубы — хочу и порчу! Надо ж жизнь себе подсластить?
Отрадно, что мой уход на работу воспринимается уже без воплей… Я бы даже сказала «сопровождается гробовой тишиной», если бы не была такой мнительной. Так что ухожу, хоть и сжавшись внутренне, боясь услышать в след громкий лай или вой на весь подъезд, но уже не раздираемая противоречивыми чувствами: вернуться и надавать по мордасам или вернуться и успокоить страдающих брошенок. Не возвращаюсь. Потому что сначала я научилась быть сильной духом, а потом и собаки лаять на закрытую дверь перестали.
А как встречают! Дарелл исполняет коронный номер всех цирковых пуделей: прыжки на табуретку и обратно. Варвара припадает на передние лапы и, отклячив попу, сильно радуется хвостом. Потом они вдвоем синхронно прыгают и норовят лизнуть в нос. От таких двоекратно усиленных бурностей, случается, ноги меня не удерживают, и я неэлегантно заваливаюсь, опасаясь дополнительно повредить и без того натерпевшуюся коридорную табуретку. В этот момент «Ода к радости» вступает во вторую часть. Дарелл от избытка чувств покусывает мне руки, бережно продвигаясь от запястья к локтю, а Варвара, на такие ювелирности не разменивающаяся, с размаха сует мне свою медвежью лапу. Куда лапой попадет — это ее не волнует.
Как мы снаряжаемся на дневную прогулку? Записывайте: ловлю крутящегося волчком Дарелла, зажимаю между ног, надеваю на него ошейник, с прицепленным к нему клубком длинного поводка. Открываю дверь. Но Дарелла держу, иначе он рванет по «черному коридорчику» и начнет лапой звездовать по железной двери, от чего та станет в обиде гудеть на весь подъезд и покрываться некрасивыми, а главное, предательскими полосами от когтей. Подпихиваю под попу Варвару, которая как раз в этом момент обдумывает решение теоремы Ферма. Судя по частоте обдумываний, она уже на пороге открытия.
Выходим на площадку к лифтам. Дарелл начинает наматывать круги и шумно отряхиваться. Быстро застегиваю куртку, убираю ключи, надеваю перчатки, ловлю конец дарелловского поводка и завязываю вокруг себя. Проверяю узел. Крепко. Надежно. Вызываю лифт, держу Дарелла, чтобы он не ломился в уже приехавший, но не успевший открыть двери, лифт. Беру Варварину рулетку, и мы залетаем в лифт.
Пока едем до первого этажа, тридцать секунд передышки. Дарелл бегает по лифту. Если лифт не грузовой, а обычный, бег обозначается переступанием лап и нетерпеливым пыхтением. Заглядывает в глаза: «Мы гулять? Мы точно гулять? Точно-преточно? Ураааааааа! Мы гулять, мы гулять! А скоро доедем? А следующая остановка наша? Точно наша? Мы ведь гулять?!»
Лифт останавливается на первом этаже. Беру поводок Дарелла и до упора наматываю на руку, чтобы он никого не сшиб. Дарелл хрипит, дергается и перебирает лапами по воздуху. Открываем входную дверь, на которую с этой целью надо с силой приналечь. Пока придерживаю ее, чтобы вышла вся Варвара, Дарелл уже летит вниз с лестницы. Я лечу вслед за ним, за мной летит Варвара. Отдергиваю Дарелла от подъездного газона, который он уже вовсю поливает. Он отдергивается и, не снижая скорости, несется воооооон к тем деревьям через дорогу.
Увидев заветный газон, в гонку включается Варвара. За процессией, привязанная, но не потерявшая остатков достоинства, поспешаю я, бормоча на ходу, больше для прохожих, чем для собак, противоречивые команды: «Стой, иди сюда, подожди, молодец, стой, я говорю, куда тянешь, нам в другую сторону!» Собаки в это время давно писают по своим углам. На лицах их постепенно проступает блаженство.
О том, как мы гуляем, рассказано уже немало. Шейпинг для бедных. Бег за моторной лодкой, потерявшей управление. Разрывание пленника через привязывание его к двум лошадям. Через пару дней я уже перестала обращать внимание на косые взгляды.
Ну подумаешь, ветровка, перепоясанная брезентовым поводком. Подумаешь, перчатки посреди лета. Подумаешь, куртка скособочилась. Подумаешь, у одной собаки ошейник не той стороной. Подумаешь, шарпей меня тащит, а я, как эквилибристка-переросток, бегаю на страховке. Как слепой гусляр — перебираю ногами за собакой. Как провинившаяся пэтэушница, теперь гуляющая только в компании с сознательной собакой. Как подъемный кран, зацепившийся за усы троллейбуса. Как… Да подумаешь!
Странное дело: пес совершенно не путается в поводке. Автоматически переступает через него, какой бы немыслимой петлей тот не обмотался. А вот я путаюсь. Не велик пока у меня навык хождения на поводке, незачет мне. Самое трудное, не дать поводку обернуться вокруг ноги, иначе — будет неминуемая подсечка, удар по воротам, гоооооол!
Зато домой приходим.., пардон, прилетаем. Говорю, зато дома — красотища! Дарелл любит, когда его хвалят и говорят: «Ай какой хороший мальчик». Что бы он ни сделал, бежит рассказывать и сильно радуется, когда хвалю. Вот у него ревматизма не будет никогда — задняя часть ходуном ходит. И жмурится от счастья. И улыбается. И руки опять же кусает — от избытка эмоций. Приходим домой, усаживаю, хвалю, снимаю ошейник. Он сразу бежит пить. Мы пока с Варварой раздеваемся.
Напьется, бежит довольный: «Я готов. Когда гулять пойдем?!» Говорю: «Лапа, мы вообще-то только что гуляли. Жалко, что тебя с нами не было». «Я гулял, — на шутки он не обижается, — помню, но может, пойдем снова?!» И глаза такие искренние-искренние, столько в них веры в тебя, что неудобно парню отказывать: «Давай, милый друг, немножко отдохнем? Следующая прогулка через 3 часа. А пока — свободное время, можешь написать родителям». «Через 3 часа, понятное дело, пойдем, а почему бы сейчас-то не прошвырнуться? А? Мама Галя? Ты как?» Я, говорю, что пока воздержусь. Пропущу ход. Вы вон с Варварой погуляйте, у нее как раз игривое настроение. И начинают они гулять по дому с Варварой. Сшибая подстилки и углы. Так проходят три часа, и мы снова идем гулять.
Вечером занимаюсь рукоделием, как порядочная. Как рыбачка Соня. Развязываю с помощью ножниц и ногтей невесть откуда взявшиеся узлы на брезентовом поводке. Откуда они там берутся? Кто их завязывает? Кто? КАК? Поводок-то всегда натянут! Неужели сегодня вечером мне придется развязывать узлы на рывковой цепочке?! (Хрюша Сопелкин всем привет передает. Хвостом машет. Еще бы ему не радоваться — через полчаса нам снова в полет…)
