Потом я почувствовала: что-то мешает расслабиться и до конца на все 100% насладиться светоэффектами. На анализ ушло 2 прогулки. Вчера причина смутного дискомфорта наконец сформулировалась. Повышенное внимание. Повышенное, ненужное, напрягающее, обременяющее, стесняющее, сковывающее, черт его побери, внимание окружающих. Чтобы понять это, достаточно.., ну, например, посадить собаку в санки и катать по центральной аллее ЦПКиО. Мне. Катать свою собаку. В санках. Или взять двух обезьянок и носить их на плече в центральном проходе ГУМа. Или ходить в сентябре по улице с елкой, на которой во всю дурь гирлянда поет «Джингл-белл». Все разглядывают. Вот так — МАМА ДОРОГАЯ!

Собака у меня не самой распространенной породы, к вниманию мы привыкшие. Опять же закалка выставок. Но, когда ты выходишь прогуляться перед сном, отдохнуть, поиграть с собакой, надев старые штаны и удобную куртку, ты ни в коем случае не предполагаешь, что КАЖДЫЙ встречный будет пялиться с каким-то болезненным вниманием. И реплики, реплики…

Собачники с удивленным восхищением, прохожие — со смесью ужаса и трепета. Любовь и ненависть в Лас-Вегасе. Главная роль. А ты в старых штанах и вообще вышла пописать перед сном. Хозяева мелочи шарахаются метров на 30. И стоят, столбиком, на газоне. Думая, что если они не будут двигаться, бесовщина их не заденет. Жалко людей. «Один из них, как говорят, умер в ту же ночь, не перенеся того, чему пришлось стать свидетелем, а двое других до конца дней своих не могли оправиться от столь тяжкого потрясения».

Собаки, даже знакомые, Варвару не узнают. Лают. Подходить боятся. Потому что оно светится и с хвостом. Пахнет как собака, а выглядит как черт в ступе. Собакам страшно…

… Как-то бродячих собак встретили. Вся свора, издавна славившаяся свирепостью, жалобно визжала, теснясь у спуска в глубокий овраг, некоторые собаки крадучись отбегали в сторону, а другие, ощетинившись и сверкая глазами, порывались пролезть в узкую расщелину.

Через час все это начинает раздражать. Выключаешь опознавательные знаки и… все. Собаку не видно опять. Обидно. Впрочем, музыка недолго играла и фраер, соответственно, тоже недолго танцевал. Сегодня одно сердечко мы благополучно посеяли (Варвара отряхнулась). Осталось еще одно. Которое, зараза, самозажигается в квартире ночью. И самовыключается на самом темном пустыре. Летайте самолетами Аэрофлота, короче.

А российский флажок мы подарили нашему другу берну Степе, с которым шатаемся по темным аллеям. Флажок мигает тремя цветами; красным, синим, белым, как у больших. Степа издалека напоминает карликовую милицейскую машину с мигалкой. В компании с мигающим Степой гулять не так напряжно. А то идешь и чувствуешь себя негром в центре белого квартала. Кинозвездой, выносящей мусор в драной майке. Штирлицем с парашютом. Певцом Валерием Леонтьевым в блестящих облегающих брючках, идущим за килькой в томате. Хозяином собаки Баскервилей, случайно вышедшим из своих болот и мечтающем только об одном: вернуться в глушь, в аллею, к Степе!

Таково, дети мои, предание о собаке. И если я решила поведать его, то лишь в надежде на то, что знаемое меньше терзает нас ужасом, чем недомолвки и домыслы.

Свежая история с вечерней прогулки. Начало традиционное; пошли мы гулять. А по пути, как водится, в киоск голову сунуть: сигареты поиздержались. Собакевич этот киоск терпеть не может: люди и нелюди сзади близко подходят, пальцами тычут, кто пугается, кто погладить норовит, а кто и напролом, витрину слепошарыми глазами рассматривать. Нервничает собакевич и курение мое в такие минуты особенно не одобряет. Тянет поводок, елозит, башкой своей стопудовой вертит.

А продавщица малахольная попалась. Тут еще черт принес трех дядек веселых. Встали кружком, на собаку глядят, породу угадывают. Стою, как ракопаук, одной рукой деньги в киоск сую, другой пачки по карманам распихиваю, третьей собаку держу, четвертой придерживаю, чтоб не металась, и разговариваю со всеми сразу. Шапка набекрень, варежки падают, деньги в кошель не суются, сигареты не влезают, а кикимора выказывает все признаки людофобии.

Разобрались с шапко-сигаретами, отошли в сторонку. А дядьки не отстают. Каков процент дисплазийных щенков в пометах последних трех лет? Можно ли считать плембраком мастифа голубого окраса? Итальянские и английские мастифы равно как и французские — это внутрипородный, прости господи, инбридинг или разные межвидовые группы?

Ходики с кошачьими глазами видели? С меня рисовали. Глаза тик-тик… тик-тик… Прэээлестные разговоры у вечернего киоска. Об инбридинге и дружбе между народами. Стою, блею… Несу какую-то чушь. Чуть менее изящную, чем они. Потому что до сегодняшнего вечера мне до лампочки были инбридинги. А тут такое! Выдыхаюсь, начинаю путаться в показаниях. Вершиной доклада становится фраза «руки-ноги у щенков».

На десерт, интимно сообщив мне, что «весной Серега собирается брать такого щенка и уже походил по клубам, но там только расхваливают», компания просит кратко охарактеризовать породу и тезисно перечислить недостатки в сравнении с мастино налолетано. А у меня уже запал кончился. Устала я от них. Распредметили дядьки до такой степени, что я имя собаки своей забыла, не то, что характеристики породы.

Рассказ воспитанника подготовительной группы детского сада «Моя собака». Зрелище жалкое, местами до слез. Кульминацией презентации породы английский мастиф было драпанье английского мастифа. Скала, глыба, столп, матерый собакечище, мощь и флегму которого я в красках живописала, по праву считая это козырем выступления, — эта флегма КАК ЛЕВРЕТКА шуганулась от дядьки, который всего лишь переступил с ноги на ногу! Шуганулась и с квадратными глазами ринулась в спасительную темноту.

А за ней, вереща срывающимся дискантом: «Валллляяя! Валяяяяяяя!…», кинулась и я. Ну что ей, гири к ногам привязать? Чтоб не позорила, когда я о высоком вещаю… А себе книжечку купить? Про инбри… И гулять с ней… Зачитывая прохожим наиболее захватывающие места. Или на курсы промоутеров записаться? Которые зажигалки дают, если купишь целых три бутылки «Невского»…

Что же такое? Не могу про собаку свою коротенько рассказать. Нет! Начну-ка я с главного. Куплю-ка я себе помаду красную. И бантик на волосы. К шапке пришью. А то непонятно как себя позиционировать, если беседу с тобой начинают со слов: «Скажите, молодой человек…»

(Добрый смех, занавес, инбридинг).

Со мной в последнее время что-то не то в общей схеме. Бесит чужая собака. Завелся у нас на выгуле далматин. Точнее, не на выгуле, а перед моими окнами на лужайке. Приходят и три раза в день без выходных пищат мячом. Кто жил в домах с дворами-колодцами, хорошо может себе представить акустику. Ни я, ни собака моя не перевариваем эти жуткие пищания, напоминающие звуки со скотобойни… Бесит даже не сама пищалка, а то, что трое человеков играют с собакой. Весело и непринужденно, как я со своей не играю. Занимают главную лужайку и мы вынуждены обходить их стороной, потому что они нас боятся — маленькие еще. Это бесит тоже. Далматин такой славный и ребята хорошие, но я, как злобная паучица, смотрю на них с балкона и злюсь. На себя, понятно, но…

Бесят собачники. Есть у нас пара-тройка друзей — бездомных собачушек, приписанных к стройкам и автостоянкам. Не те, которые на цепи, а те, которые хвост колечком и в свободном полете. На машины иногда гав-гав, на проходящих собак, на самолеты в небе… Мы с ними дружим в плане понюхаться, скоротать в компании пешую прогулку, сыром угостить. Вчера с одним таким подходим к выгулу, там собак штук 7-8, кто-то знакомый, кто-то не очень. Варвару сразу окружили — нюхаться, играть, а беспризорник стоит в стороне, боится… Хочется ему тоже подойти, но… А хозяева начали гнать его, улюлюкать, своих науськивать… Я говорю: «Он мирный, он маленький еще, он НАШ ДРУГ!»

Услышала в ответ и про блох, и про то, что «может увести наших на дорогу», и много еще чего про «бесхозных шавок». Правда, камнями не кидали. Я была удивлена и даже морально растоптана. Ведь собачники! Развернулись мы и ушли. А серая беспризорная малышня, шерсть на боку в битуме, остался. Ему счастье привалило: не отпинали! Хозяин ягд-терьера разрешил своему поиграть, слегка брезгливо морщась. В общем, все бесят.