И от страха даже как-то легонько куснул в ладонь. Пришлось сесть на корточки, положить складчатую морду себе на колени и долго-долго (минут 5) гладить и успокаивать парнишку, рассказывая ему сказки про светлое будущее и про то, что мы его дискомфорт прекрасно понимаем. Задремал.
Я так устала за день, что готова была его к себе на голову положить или за пазуху, лишь бы он не страдал, не маялся и не лаял. В общем, дабы гостя не нервировать дала раньше обычного сигнал к отбою, погасила свет и сказала себе, что это не так и много — 20 дней… Заснули мы втроем в обнимку. Сначала на кровать пришла Варвара. Легла сбоку на свое привычное место. Потом пришла наша сиротинушка и легла с другого бока, сонно вздыхая о своей тяжелой доле.
И когда, наконец, засопели они в четыре дырки, разрешила себе заснуть и я. Легла, правда, в полном параде: в штанах, носках и футболке. Вдруг придется вставать в 6 утра? Проснулась, слава небесам, в половине десятого. Звери лежали на полу, по своим местам и чутко ждали моего пробуждения. Такие деликатные зверюшки! Я выспалась, была относительно свежа и добра. Пошли гулять, потом пить кофе, есть еду. Собаки поменялись мисками и с жадностью ели корм друг у друга. Потом поменялись лежанками и завалились спать. Прилегла и я…
Проснулась от непонятных звуков — Дарелл с упоением грыз любимые Варварины погрызухи, обложившись ими как горой самоцветов. Варвара лежала рядом, на спине, по щенячьи раскинувшись, и дрыгала ногами от накатившего на нее непонятно какого счастья. Во время моей еды пришлось гостя ласково выставить за дверь кухни — к Варваре в коридор. Так я расставила точки над «i» относительно гляделок в рот. Сидели за дверью тихо, не жалуясь, не просясь, за что каждому потом было вручено по вкусной горбушке.
Все жду, когда они будут устанавливать иерархию. Но собаки ведут себя как два соседа по купе — взаимно-вежливо и нейтрально. Проходя мимо другого, каждый в знак приветствия слегка дернет хвостом, носом ткнется: «А, это ты…» И все. Дарелл чаще лежит рядом со мной, Варвара все больше спит. Если он не будет лаять по ночам и резать поводком мои нежные пальцы, мы, пожалуй, продержимся.
Только вот маникюр меня покинул… Теперь мечтаю отрастить когти на ногах, чтоб цепляться ими, когтями, через дырки в кроссовках, за асфальт и этим создавать хоть какое-то торможение процессу выгуливания спринтерского кобеля.
Нельзя сказать, что это будут легкие деньги! Считаю даже не дни — часы! До конца испытания осталось… Трудность в том, что вторая собака не похожа на первую. Темпераментом, воспитанием, привычками… И надо кого-то ломать — либо себя, либо ее (т. е. его, Дарлушу), либо — так как все временно — подстраиваться и компромиссно существовать сразу в двух мирах. Однако это напрягает. Вчера снусмумрики сцепились. Ночью. Дело было так: пришли с прогулки, поели-попили, решили спать укладываться. Каждому было выдано по косточке из числа Варвариных погрызух, которые они с удовольствием мусолили предыдущие два дня. То один ляжет на Варварин коврик — погрызет, потом устанет, пойдет валяться на балкон, второй приходит, ложится, начинает догрызать начатое… И было все тихо-мирно, как на картинке. Ну просто брат и сестра за любимыми домашними занятиями.
А вечером наш друг Дарелл лег на Варварино место, обложился внусняхами, и давай рычать на меня, проходящую мимо, и на Варвару, по-сиротски сидящую в уголке. Варваре хотелось спать, но место ее было занято, а на кровать она без меня не забирается, вот и сидела деликатно, молча страдала.
Думаю: непорядок! Взяла «его» косточку (урычался весь), аккуратно перенесла на его место, самого туда же ласково отвела. Уложила Варвару на ее место, выдала «ее» косточку и пошла на кухню. Собаки мирно занимались своими косточками. Потом слышу — сначала угрожающий Варварин рык, потом… свара. Прибежала. Смотрю: Дарелл решил, что ему мало своей косточки и сунулся за той, которую грызла Варвара. За что и огреб.
Справедливости ради — Варвара сначала дала предупредительный вверх. Но Дарелл решил, что все косточки его, и не внял. Грызня недолгою была… Я прибежала, раскидала всех, каждому по подзатыльнику отвесила, развела по разным углам. Сделала еще на всякий случай страшное лицо Вожака и погрозила обоим кулаком.
Каждый потом подошел ко мне с обиженным лицом: «Пожалей! Он (она) первый начал(а)». Пожалела, но не долго. Чтобы поняли, что не одобряю я таких разборок. У шарпея потом на башке обнаружились две дырки в шкуре. Дырки аккуратные, неглубокие, кровь чуть-чуть выступила.
И вот тут стало мне страшно. Собака чужая, собака выставочная. У собаки попорчен товарный вид. Что я скажу хозяйке? Как я их оставлю одних, ведь мне надо ходить на работу! Кошмар! Зачем только я в это ввязалась. Идиотка. На работу, что ли, кого-то из них брать? Развести по комнатам? Убить всех и себя последней? Сказать хозяйке, что «сам виноват»? Что Варвара никогда никого не кусала? Отдать Дарелла подруге на передержку?
Решила, что пока попробую сама. Сразу убрала все косточки из поля видимости. Провела с собаками разъяснительную беседу на все волнующие меня в тот момент темы. Серьезно. Вот села на пол и человеческими словами поговорила с собаками. Ну, а что мне оставалось делать? Открывать филиал дрессировочной площадки в полпервого ночи? Потом еще понаблюдала за ними и пошла курить на балкон.
Собаки, конечно, потащились за мной. Проходили мимо друг друга нейтрально, хотя какое-то чувствовалось напряжение. Возвращаюсь с балкона. Картина маслом: посреди кровати лежит друг наш Дарлуша и делает вид, что спит. Варвара лежит на своем коврике и не делает вид, что спит. А смотрит, что я сделаю.
А что я? Мне такой расклад не понравился. Взяла товарища под рыжую попу и попросила пройти на место, обозначенное в билете. Товарищ сказал невнятное «хрбрб», ну вроде как несмело поворчал, но на место проследовал. Чуть позже перебрался в облюбованное кресло, против чего я не возражала. Лишь бы дитя не плакало и не лаяло. И чрезмерно не наглело. Варвару взяла к себе под бок, на кровать. Потому что это ее место.
Ночью было тихо. Утром тоже было вполне ничего. Вот, пожалуй, один из самых радостных моментов «двусобачения»; когда ты свешиваешь ноги с кровати, а тебе навстречу вскидываются сразу две морды. И обе радуются тебе, как я деньгам в день зарплаты! И два хвоста выбивают марш любви и обожания. И два бархатных лба упираются в колени: Меня гладь! Меня люби! Мамочка, ты такая красивая! Ты самая-самая любимая! Пойдем гулять?
Гулять мы, конечно, пошли. Я, предварительно обвязавши себя поводком «за талию». Ну нет сил, как тянет! Аж комья земли «из-под копыт». У меня «сломалась» спина. Правы были те, кто сказал, что «рука, натренированная на мастифе» — это тьфу. Мастиф не тянет.
Сначала пыталась Дарлушу «перетянуть». Ну… он тянет вперед, а я — в обратную сторону, напрягая мышцы пресса и плечевого пояса. Потом подумала, что это не правильно. Стала рывками парня возвращать. «Рядом!», рывок. Он встанет, оглянется: «А? Что? Где я?» И снова тянет к ближайшему кусту. Я не понимаю, как гулять с кобелями. Я понимаю, что или «рядом», или метить, но такое чувство, что метит он всю дорогу. Вчера гуляли час — рывками от дерева к дереву.
Кинулся на знакомую колли, девочку. Оттащила его, конечно, от неожиданности поступка забыв, как его зовут. «Эй! — кричу. — Эй! Ты что делаешь?» Хозяйка колли, тетка из нашего подъезда, от такой бесцеремонности аж онемела, стояла только, глазами хлопала. А наш юный друг, отдернутый от собаки, как ни в чем не бывало, резво побежал дальше.
Пришел мой смертный час. Пошла на работу, эти «двое из ларца» — дома… Удаляясь от подъезда, я долго еще слышала надсадный обиженный лай: «Бросиииили! Кинууууууууули! АФ! АФ!»
Я сжала зубы и подумала: не заказать ли на вырученные от передержки деньги кольцо Соломона. С надписью…
Как дырки-то в шкуре лечить?