Айвэн содрогнулся и с шумом вздохнул. Нельзя показывать ей, как больно она ему сделала. И какую она приобрела над ним власть.

– Как пожелаешь, – сказал он, стараясь говорить ровно.

Люси склонила голову, и только тогда он позволил себе моргнуть. Глаза у него щипало. Уж не слезы ли? Разумеется, нет! Но все-таки на всякий случай лучше удалиться.

– Как пожелаешь, – повторил он. – Экипаж в твоем распоряжении.

Айвэн повернулся и направился к двери. Ему было страшно уйти от нее, но еще страшнее остаться. Если он задержится, то еще не дай бог бросится перед ней на колени и начнет умолять ее остаться…

За дверью Айвэн остановился. Сердце его громко стучало. А ведь он еще может попробовать ее уговорить. Он может сказать ей, что она ему нужна. Останется ли она, если он это скажет? В любом случае полюбить кого бы то ни было он не способен.

А может, он плохо старается?

Айвэн повернулся было к двери, но услышал какой-то шорох в коридоре. Он поднял голову и увидел бабку. Она тяжело опиралась на трость и казалась маленькой и хрупкой, совсем как он, когда ему было семь лет и когда она купила его у матери.

Купила… Да, мать продала его бабке. Но впервые он не почувствовал к ней ненависти. Теперь, когда Люси собралась его покинуть, в нем не осталось ненависти ни к бабке, ни к матери.

– Я бы хотела с тобой поговорить. Всего пара минут, – с трудом, словно ей было больно говорить, произнесла она.

Первым побуждением Айвэна было отвернуться, сделать вид, что ее не существует, уйти. Убраться к чертовой матери из этого дома, подальше от того ужаса, в котором он здесь оказался! Но он не ушел, он остался: ему было все равно. А кроме того – он внезапно увидел Дерека.

Почему-то Айвэн вспомнил слова сэра Джеймса. Как это было давно! Дети учатся у окружающих их взрослых быть честными или лживыми, щедрыми или скупыми, добрыми или злыми.

Ему нет дела до бабки, но нельзя подавать Дереку дурной пример. Дети ни в чем не виноваты.

Айвэн тяжело вздохнул.

– Вам надо присесть, – пробормотал он.

Старая графиня смотрела на него во все глаза, и впервые он не увидел в них холодного блеска. Ледяная синева вдруг растаяла. Когда-то в детстве он так мечтал об этом! А сейчас только удивился.

Он последовал за ней в малую гостиную. Дерек хотел пойти за ними, но Айвэн положил ему руку на плечо.

– Не прогоняйте меня! – попросил Дерек. – Меня все прогоняют… А куда мне деваться?

Айвэн потрепал его по плечу.

– Да я тебя не гоню. Я не задержусь. Честное слово.

Дерек вздохнул и кивнул, а Айвэну вдруг впервые в жизни стало стыдно. И он пообещал себе, что обязательно поговорит с мальчиком. Ведь Дереку только и нужно что немного внимания. И Айвэн дал себе слово, что впредь будет обращаться с ним так, как в детстве сам хотел, чтобы обращались с ним. Если, конечно, у него будет такая возможность. А пока надо поговорить с бабкой.

Он повернулся к графине и сложил руки на груди.

– Я слушаю. Что вы хотели мне сказать?

Айвэн не представлял себе, что нового может от нее услышать, и был как громом поражен ее словами:

– Я прошу прощения.

Руки его сжались в кулаки, но он заставил себя их разжать.

– Вы просите прощения? И вы думаете, это воскресит ребенка?

Старая графиня пошатнулась, словно от удара, и если бы не трость, то, наверное, упала бы. Ему даже захотелось броситься к ней и поддержать, но она быстро взяла себя в руки.

– Я прошу прощения за все эти годы. За то, что бросила тебя одного в школе.

Айвэн окаменел. Он не верил своим ушам. Она просит прощения? Да что же это такое?! Но уже поздно. Слишком поздно.

– Извинения приняты. Что-нибудь еще?

Старая графиня повалилась в кресло, на ее морщинистом лице отразилась мука.

– Ты имеешь полное право меня ненавидеть.

– Я вас не ненавижу, – сказал он и, пожалуй, не покривил душой: ему уже не хватало на это сил. – Мне просто нет дела до вас.

– Но тебе есть дело до Люси.

– Не втягивайте ее в это! Если бы вы оставили ее в покое, ничего бы не произошло. Она бы и сейчас носила в себе ребенка.

– Если бы я оставила ее в покое, вы бы никогда не встретились.

– А это как раз то, чего она хотела бы больше всего, – пробормотал Айвэн больше для себя, чем для нее.

Но, несмотря на возраст, у старухи был острый слух.

– Это она тебе сказала? – спросила графиня. – Она?

Айвэн меньше всего хотел говорить ей о том, что Люси вновь его отвергла. Что она освободила его от супружеских обязанностей. Что она предпочитает похоронить себя заживо в доме своего брата, чем остаться с ним. Ведь этой старухе было наплевать на его счастье, она только и знала, что требовать от него исполнения каких-то обязанностей.

Но бабка задела самую болезненную струнку – его чувства к Люси.

Айвэн подумал, что она и так скоро все узнает: Люси сама расскажет ей. Стараясь не выдавать своих чувств, он холодно произнес:

– Она хочет жить без меня. Она хочет вернуться в Сомерсет, к своей семье.

Он ждал, что старуха разозлится. Но она опустила голову, вытащила из рукава платок и поднесла его к глазам.

Айвэн, приготовившийся возражать, был сбит с толку. Могущественная вдовствующая графиня плачет?! Но когда она подняла голову, он и правда увидел слезы.

– Не отпускай ее, Айвэн. Умоляю тебя. Не повторяй моей ошибки. Не отказывайся от своего единственного шанса на счастье из-за глупой гордости. Ты будешь сожалеть об этом до самой смерти.

– Дело не в гордости, – с трудом выдавил он из себя. – Я ей не нужен. И никогда не был нужен.

Антония поднялась с кресла.

– Да она молится на тебя!

Айвэн невесело рассмеялся:

– Ошибаетесь, бабушка. Между нами нет ничего, кроме физического влечения, которое, кстати, вы так хорошо в свое время различили.

– Ты хочешь сказать, что она тебя не любит?

Айвэн вспомнил, как однажды Люси призналась ему в любви. Он тогда не поверил ей, а теперь выяснять что-нибудь было поздно.

– Было время, когда она считала, что любит меня.

– А ты? Ты любишь ее?

Айвэн ничего не ответил. Он не мог. Но молчание его словно придало сил старой графине – она вдруг неожиданно быстро подошла к нему. – Если любишь, так ей и скажи, Айвэн! Ведь она романтик. Несмотря на всю свою ученость, она самый настоящий романтик. Чтобы удержать ее, ты должен ей это сказать. Скажи ей, что ты ее любишь!