– Преданность враждебной крови, – перефразировал он тихо. – Всем известно, что сэр Джеффри в первую очередь предан вам. Многие придворные дамы могут подтвердить это. А вы – шотландских кровей. Связь со страной, враждебной власти короля Эдварда. Ваш сын, приемный сын сэра Джеффри, принадлежит к шотландской знати. Какие секреты он может передавать Аррану от сэра Джеффри?

Лицо Энн стало не просто бледным, а бескровным.

– Никаких. Клянусь перед Господом Богом.

– Не клянитесь мне, миледи. Не нужно. И Сомерсету не нужны ваши клятвы. Ему нужны доказательства.

– Какие доказательства я могу предъявить, чтобы опровергнуть этот наговор, эти беспочвенные обвинения? Никто не сможет их доказать, – закончила она с отчаянием, – все это – ложь!

– Все это станет ясным… но когда? – Руфус печально покачал головой. – Сэр Джеффри месяцами будет томиться в Тауэре, пока Сомерсет не убедится в его невиновности.

– Но с ним хорошо обращаются. Разве вы этого не сказали?

– Да, пока. Но даже если это так, у него разрывается сердце от страха за вас. Сэр Джеффри посещает двор короля Эдварда, когда его туда приводят, но никогда по своему желанию. Он страдает оттого, что разлучен с вами.

– Моя любовь с ним всегда, – с печалью в голосе отозвалась Энн.

– И он знает об этом, – заверил ее Руфус, – но он также не может не знать, что именно она всему причиной, из-за нее он оказался в таком сложном положении.

– Но что я могу сделать?

Она подняла на Руфуса глаза, полные слез. Он по-доброму улыбнулся.

– Миледи, есть только один способ вернуть Сомерсету душевный покой. – Он помедлил. – Ваш сын вернулся бы в Англию, чтобы ответить на обвинения, выдвинутые против его отца? Только он может подтвердить, что ваш муж не ведет двойную игру. Только он может объяснить свое поведение и сказать, почему он отвернулся от англичан, чтобы занять свое место среди шотландской знати.

Глядя на молодого человека, так искренне желающего ей помочь, Энн почувствовала, как у нее оборвалось сердце. Вряд ли он вернется, чтобы выручить их из беды.

Ночью накануне отъезда Иана и Амальрика в Дамбартон Сесиль опять неотступно мучили сны. И так же, как и раньше, она не могла вспомнить ни малейших подробностей. Она только знала, что ей снился Иан. Сесиль лежала в рассветном полумраке, глядя широко раскрытыми глазами в пространство, и пыталась хоть что-нибудь вспомнить, но не могла.

Лежащий рядом с ней Иан заворочался и притянул ее поближе к себе, как будто чувствуя сквозь сон, что она думает о нем. Сесиль улыбнулась, ощутив силу и твердость обнимавших ее рук. Она бы ни за что не променяла их близость ни на какие любовные сонеты и изысканные чувства. Иан заботился о ее комфорте и благополучии, как о своем собственном. По тому, как она часто ловила на себе его взгляд, где бы они ни находились – наедине друг с другом в своей комнате или внизу с гостями, – она знала, что он постоянно думает о ней.

И частью этой близости был огонь, который горел в их сердцах. Думая об этом, Сесиль почувствовала, как рука Иана, ласково гладившая ее бок, достигла груди. Не зная, проснулся он или спит, она затаила дыхание, почувствовав спазм в горле от его прикосновения. Иан не успел дотронуться до ее сосков, как они напряглись от дрожи, пробежавшей по ее телу. Но это была дрожь от желания, а не от холода, и это было все, что она могла себе позволить, чтобы не стать более требовательной в своем желании.

– Ты не спишь? – спокойный голос прервал ее думы.

– Нет. Я думаю о твоем отъезде, – сказала она, не покривив душой. Она думала о нем постоянно с того момента, как они получили это известие.

– Дядюшка проводит тебя до Дейлисса, – его голос звучал ободряюще.

– Я не боюсь.

– Может быть, ты рада и ждешь с нетерпением, когда я уеду? – Рука его коснулась ее груди.

Сесиль засмеялась довольным смехом.

– Ты дьявол, Иан. Перестань дразнить меня, – она повернулась, и груди ее оказалась у него в руках. Те несколько недель, что прошли со дня их женитьбы, были для нее хорошей школой. Сесиль просунула свое тонкое колено между его коленями и улыбнулась, когда он застонал и с силой привлек ее к себе.

В то время как ее руки гладили сплетение мышц на его руках и плечах, она предалась блаженству его неторопливых ласк.

Сесиль знала, что побеждает. Она не ведала, с какими демонами боролась, но была уверена, что одолевает их, потому что он больше не думал о призраках, когда касался ее. И уже не сдерживал свои чувства, когда его тело не подчинялось ему. Сесиль боялась того момента, когда он отдалялся от нее в своих мыслях, думала, что он боится назвать другое имя в пылу своей страсти. Но это случалось все реже и реже, пока не прекратилось совсем.

Она испытывала радость оттого, что только она одна владела его мыслями. И только ей одной принадлежало его тело. Ее губы жадно ловили его губы. К ее губам он припадал, отдаваясь своему желанию. И ее чрево родит зачатого ими сына. Да, она победила – раз и навсегда.

Оставалось немногим меньше получаса до отъезда Иана и Амальрика, когда Иан, нахмурившись, обратился к своему единокровному брату, сидящему на противоположной стороне узкого стола.

– Я не знаю, надолго ли уезжаю из Шотландии, может быть, на несколько недель или даже месяцев, и мне бы не хотелось, чтобы все то, что удалось сделать, пошло прахом за время моего отсутствия. Я надеюсь на тебя.

Тавис поднял брови и мрачно улыбнулся:

– Ты поглупел, брат? Обратись лучше к Доннчаду. Кто, как не я, постарается все у тебя забрать?

– Ты этого не сделаешь. Ты слишком честен. Да, мой дядя справился бы неплохо, но ты Гилликрист. Кроме того, – слабо улыбнулся Иан, – я думаю, ты не жадный. Уэйтфельда будет тебе достаточно.

– Ты даешь мне эту должность управляющего как подачку. Я не сказал, что возьмусь.

Иан посмотрел на него в недоумении:

– Управляющего? Нет, Тавис, у меня другие намерения.

Тавис погрузился в долгое молчание, пытаясь понять, не насмешка ли это, и вспомнить точные слова, как-то раз брошенные ему Ианом относительно замка Уэйтфельд.

– Ты отдаешь Уэйтфельд мне? И при этом не ставишь никаких условий?

– Никаких, – согласился Иан, – за исключением одного законного требования: он должен оставаться собственностью Гилликристов. Если ты не оставишь наследников, он возвращается ко мне и становится моим. В противном случае он переходит к твоим наследникам на условиях, которые ты сочтешь нужными установить.

Чувство вины тяжелым камнем легло на сердце Тависа.

– Когда ты решил все это?

– Это имеет какое-нибудь значение? – не получив ответа, Иан пожал плечами. – Я не знаю, когда впервые подумал об этом. Я принял решение об Уэйтфельде, когда увидел, насколько это богатый замок. Но есть одно отягчающее обстоятельство – ты должен сохранить в целости замок Хагалих. Ты ведь будешь недалеко от него.

– Ты бы мог отдать мне Хагалих, – медленно сказал Тавис.

Иан с изумлением посмотрел на него и рассмеялся:

– Если хочешь, можешь взять тот, что поменьше. Я не собираюсь с тобой спорить.

Тавис улыбнулся помимо воли.

– Нет, я не отказываюсь от Уэйтфельда. Я просто не думал его получить.

– Ну, что касается неожиданностей, то мог ли я ожидать, что случится со мной за последние несколько месяцев. И мне не пришлось ничего выбирать. Ни имени, ни родины, ни даже наследства.

«Ни тебя себе в братья», – эта мысль осталась непроизнесенной.

– Ну, хоть выбрал себе жену, – Тавис все еще не мог примириться с мыслью, что Сесиль потеряна для него навсегда.

– Да, – с расстановкой сказал Иан, – жену я себе выбрал сам.

«И больше не жалею об этом», – подумал Иан, прощаясь с ней во дворе замка несколько минут спустя. Тавис, Амальрик и Доннчад стояли в стороне, беседуя друг с другом, когда Иан с нежностью, редко проявляемой на людях, взял ее руки в свои.