Уилл тяжело вздохнул и приказал извозчику ехать домой. Он ни разу не упомянул в разговоре с Лорой о том, где живет в Нью-Йорке, да этот вопрос и не возникал. Скорее всего она решила, что он снимает номер в отеле, как и бывает иногда, но Уилл старался не разубеждать ее в этом. Правда, это не очень честно, но такова необходимость – пожалуй, рановато рассказывать Лоре о своей жизни и о прошлой трагедии. Всему свое время. Он не станет делать из своей жизни тайну, но для этого должен быть уверен, что Лора нормально воспримет необычную ситуацию.
Когда Уилл вошел, в доме было тихо. Джастин ложился спать рано, а теще тоже ничего другого не оставалось делать, после того как внук заснет.
Небольшой, но очень симпатичный и уютный дом, расположенный в Ист-Сайде, вполне устраивал Уилла. Теща перевезла свою мебель из Парижа, обставив комнаты красиво и элегантно, так, как сам Уилл вряд ли мог это сделать. Вообще она привносила в дом вкус, изящество, спокойствие. Джастин благодаря ей воспитывался в атмосфере благожелательности и душевного комфорта.
Уилл и его пожилая теща были очень привязаны друг к другу, в основе их отношений лежало взаимоуважение и понимание. Называл он ее по имени – Перл и с удовольствием общался с ней. Она была весьма образованной женщиной, отличалась пытливым умом, прекрасной памятью и разнообразными интересами. Маленькая и хрупкая, она прекрасно справлялась со всеми домашними обязанностями, никогда не сидела без дела, а главное – поспевала за непоседливым и очень живым внуком. Все же она постепенно старела, и Уилл ужасался мысли о том, что она может заболеть или, не дай Бог, умереть. Они так близки с Джастином, Перл заменила ему мать, и если с ней что-нибудь случится, Джастин будет неутешен.
В холле на лакированном столике горела керосиновая лампа, оставленная специально до возвращения Уилла. Он взял ее и пошел по комнатам, с удовольствием разглядывая необычную, но любимую им обстановку. Везде восточный стиль – дело рук Перл. Сперва ему было немного непривычно, но со временем он привык и другого интерьера для своего дома не представлял.
Уилл остановился в маленькой гостиной перед камином. Это его любимая комната, место, где он может побыть в одиночестве, почитать и подумать.
Над камином висит портрет Лили в изящной золоченой раме. Он всматривался в любимые черты: прекрасное лицо с огромными черными глазами, нежные губы, изогнутые в полуулыбке… Лили, дорогая Лили! Красивая, как экзотический цветок. И имя ее – цветок. Даже по прошествии стольких лет любовь к ней обжигала его душу, когда он смотрел на ее портрет. После смерти Лили никого еще он не любил так сильно и нежно. Вот разве что Лора…
Поймет ли его Лили? Не будет ли она против, если он испытает такие же сильные чувства к другой женщине? Будет ли радоваться за него? Принесет ли ей облегчение сознание того, что он вернулся к жизни и способен чувствовать? Хотелось бы надеяться, что Лили порадуется за него, тем более что чувства к Лоре ни в коем случае не умаляют его безграничной любви к жене, хоть и безвременно ушедшей. Но Лили всегда так хорошо его понимала.
Уилл еще немного полюбовался портретом, затем направился наверх, в спальню Джастина.
На цыпочках подошел он к кроватке сына, высоко поднял лампу и склонился над ним. Джастин уютно свернулся калачиком, положив одну руку под щеку, а другую свесив с кровати. Его темные волосы растрепались, на пухлых щеках играл легкий румянец… Как он прекрасен во сне, этот чудный ребенок! Хотя лицо его и приобретает более взрослые черты, но по повадкам он еще такое дитя!
Сердце его наполнилось любовью и нежностью к сыну, и Уилл не удержался – осторожно поцеловал Джастина в лобик. Будет ли Лора испытывать к этому ребенку такие же теплые чувства, когда познакомится с ним? Или она… Но это проблема будущего, если, конечно, у них с ней есть будущее. Он только может надеяться, что это так…
С раннего утра начал моросить дождь, а к полудню, когда железнодорожный состав с цирком отогнали в тупик для разгрузки, полил настоящий ливень.
Лора, стоя в открытом тамбуре своего вагона, запахнула плащ и перегнулась через перила, чтобы сквозь завесу дождя получше рассмотреть самый хвост поезда, где разгружали повозки и клетки с животными.
Она успела промокнуть, даже плащ не спасал, но не обращала на это внимания. Там происходило такое, чего она никогда в жизни не видела, и Лора, воодушевленная зрелищем, не желала пропустить ничего, какая бы при этом ни была плохая погода.
Милли Эндрюс, одна из молодых костюмерш, стояла рядом с Лорой. Ее бледное личико выражало искреннее удивление.
– Вот на это действительно стоит посмотреть, правда? – обратилась она к Лоре. – Но как ужасно работать, однако, в такой ливень!.. Согласна со мной?
Лора взглянула на нее и улыбнулась. Они с Милли познакомились всего два дня назад. Как и она сама, Милли тоже была новичком в цирке и точно так же не уставала поражаться всему, что происходило на их глазах.
Милли права, согласилась Лора. Сцена впечатляющая. Хмурое, темное небо, холодные струи дождя, а в это время идет напряженная разгрузка. Все выглядит как-то нереально, пугающе, словно где-то на другой планете.
Там, в хвосте поезда, шумно и суетливо: рычат животные, кричат и снуют люди, скрежещет металл повозок. Лора считала разгрузку шестидесяти специальных вагонов циркового поезда трудоемким делом и в хорошую погоду, а в такое ненастье все ужасно осложнилось и становилось просто опасным занятием.
– Да, ты права, – сказала она Милли. – Все это несомненно страшно и неприятно. Я рада, что нам с тобой не надо бегать там по колено в грязи.
Милли тряхнула головой.
– Я тоже рада! Иногда я жалею, что не мужчина, но в ситуациях, подобных этой, считаю, что и женщиной быть вполне неплохо.
Они весело улыбнулись друг другу. В цирке абсолютно все мужчины, независимо от рода занятий, должны были помогать при разгрузке и установке шатров.
Лоре вдруг подумалось: а не там ли сейчас Уилл в своем дорогом костюме, от которого потом ничего не останется? Она усмехнулась своим мыслям, но сомневалась, что это может быть правдой.
– Ой, смотри! – воскликнула Милли. – Они выводят Джумбо и других слонов!
Лора опять свесилась через перила. Как раз в этот момент Джумбо поднял хобот и издал громкий, трубный звук, выражая свое явное неудовольствие и нежелание выходить из вагона на дождь. И тут же вслед за ним протрубили остальные слоны, которые тоже нехотя покидали вагоны. Одно за другим большие тяжелые животные выходили по сходням из вагона, покорно топали по грязи к тому месту, где предполагалось развернуть цирк.
Три дня назад Уилл и его несколько помощников отправились в этот город, первый в маршруте гастролей. Они должны были приглядеть площадь для цирка рядом с железной дорогой, отметить, где что расположить – шатры и палатки, а также вагончики для жилья. Они наняли людей для расклейки афиш и плакатов не только в этом городе, но и по всей округе, включая отдаленные деревни. Люди охотно отправлялись в путь, чтобы увидеть всемирно известный цирк Барнума.
Лора поинтересовалась, почему рекламу цирка отправляют так далеко, на что Уилл ответил:
– Мы можем базироваться только в крупных городах, это нам обходится дешевле, чем поездки по всем уголкам страны. Зато жители близлежащих районов могут приехать на представление, и им это тоже дешевле, потому что железная дорога предоставляет скидку. Мы с ней заключили договор на специальные экскурсии в цирк.
Лора подумала о том, что скоро увидит Уилла, и на душе стало светло и радостно. Она часто вспоминала его во время путешествия на поезде, даже чаще, чем следовало бы, но мысли о нем всегда были приятны и очень волновали ее. Приходится признать – она мечтает отдаться Уиллу, принадлежать ему, а самое главное – уже не боится подобных желаний, так как уверена, что этому человеку можно доверять.
Вспоминая тот вечер, когда они ходили в цирк, Лора поняла, что помыслы Уилла по отношению к ней чисты, он не стремится сделать из нее свою любовницу. Уилл не воспользовался ее слабостью, хотя не мог не почувствовать, что она готова на все. Лоре до сих пор стыдно за свое безрассудство. Честно говоря, если бы он проявил настойчивость тогда и захотел остаться с нею, она бы не сопротивлялась. Но он поступил как настоящий джентльмен – сделал вид, что не понимает ее состояния. Да вот задача, Лора до сих пор не знает: радоваться ей или горевать, что ничего не произошло той ночью?
