Он подошел к информационному центру — кирпичному дому без окон. Его рука нажала на идентификационную шайбу, за несколько секунд поверхность его ладони была сверена специальным устройством с кадровым листком, и дверь открылась. Внезапно он понял, что ему здесь нужно: голографическая камера.

Такие вещи обычно хранились на втором этаже, и Мандштейн отправился наверх. Он вошел в кладовую, открыл стенной шкаф и вынул оттуда компактный предмет длиной сантиметров тридцать. Сунув камеру в рукав, он не спеша вышел из дома.

Автоматически перейдя еще одну площадь, он направился к зданию 21-а, где находилась лаборатория, проводящая опыты по удлинению жизни и где обычно брали его ткани для проб.

Миновав автоматические двери, он спустился по лестнице в подвальное помещение и вошел в первую комнату слева. На одном из столов лаборатории, стоящем у задней стены, находился ящичек с микрофотографиями. Мандштейн включил автоматическое устройство, фотографии одна за другой потекли через проектор, появляясь под объективом для просмотра.

Мандштейн привел камеру в действие и сделал голограмму с каждой фотографии. Это было очень легко: луч лазера вспыхивал, отражался от изображения и пересекал другой луч под углом сорок пять градусов. Без специального устройства полученные таким образом голограммы расшифровать невозможно. Только другой луч, направленный под таким же углом, мог перевести голограммы в изображения. Изображения были объемными и очень чувствительными к ошибкам. Но сейчас Мандштейн об этом не думал. Он даже не знал, зачем все это делает.

Закончив манипуляции с микрофотографиями, он прошелся по лаборатории и снял все, что могло пригодиться. Камера могла сделать несколько сотен изображений, и Мандштейн работал до тех пор, пока не запечатлел практически все… После этого он вышел из здания, вынул капсулу с голографическими пластинами из камеры и сунул ее в нагрудный карман: капсула была не больше спичечного коробка. После этого отнес камеру туда, откуда он ее брал и вернулся к себе в спальню.

Не успела его голова коснуться подушки, как он забыл не только то, что делал в лаборатории, но и то, что вообще выходил из спальни.

Утром Мандштейн предложил Каподимонте:

— Может, нам съездить к Фриольскому каньону?

Тот улыбнулся, польщенный:

— Я разбудил ваш интерес?

Мандштейн пожал плечами.

— В какой-то мере. К тому же у меня странное настроение. Вид руин поможет рассеяться.

— Мы можем поехать в Пуйе. Там мы еще не были. Грандиозный вид и совсем в другом роде…

— Нет, нет, именно к Фриольскому каньону, — сказал Мандштейн. — Договорились?

Они получили разрешение на выезд из Центра — для техников низшего ранга это было нетрудно — и ранним утром выехали на запад в сторону индейских руин.

Машина мчалась по дороге, ведущей в Лос-Аламос, где в прошлую эпоху находился секретный атомный центр. Однако не доехав до Лос-Аламоса, они повернули налево и тряслись около тридцати миль по проселочной дороге.

В каньоне никогда не бывало много народу, но сейчас, когда летний сезон уже кончился, здесь было вообще пустынно. Они не заметили ни одного человека и прошли вниз по главной дороге мимо руин древних поселений, построенных из вулканических пород. Извивающаяся тропа привела их ко входу в пещеры. Подойдя к большой пещере, где раньше совершались церемонии древних индейцев, Мандштейн сказал:

— Обождите секундочку, я только брошу взгляд внутрь.

Он поднялся по деревянной лестнице наверх и протиснулся сквозь узкое отверстие. Стены пещеры почернели от копоти. Мандштейн увидел целый ряд ниш, служивших особым ритуальным целям. Спокойно, почти механически, он вынул из кармана капсулу с голограммами и положил ее в уголок самой дальней ниши. Потом огляделся и начал спускаться обратно.

Каподимонте сидел на круглом камне из песчаника и смотрел на высокую красноватую стену каньона.

Мандштейн сказал:

— Ну как, двинемся дальше?

— Куда? К руинам Фриольво?

— Нет. — Мандштейн показал на стену каньона. — В Япаши. Или к каменным львам.

— Это около пятнадцати миль. Мы не вернемся и к ночи. К тому же мы там были в середине июля. Но мы могли бы сходить к Церемониальные пещеры. Это недалеко.

— Согласен, — сказал Мандштейн. Они быстро зашагали по дорожке. Мандштейн был неплохим ходоком, а Каподимонте уже через полчаса начал тяжело дышать. Однако Мандштейн продолжал сохранять прежний темп. Каподимонте начал отставать. Наконец они добрались до пещер, побродили там немного и повернули обратно. Когда они достигли исходной точки, Каподимонте захотел немного отдохнуть и перекусить.

— Конечно, — сказал Мандштейн, — отдохните, а я тем временем схожу в магазин сувениров.

Как только Каподимонте скрылся в закусочной, Мандштейн подошел к магазину сувениров и исчез в телефонной будке. В памяти всплыла комбинация цифр, гипнотически всаженная в его мозг. Сунув в щель монету, он набрал номер.

— Вечная Гармония, — отозвался чей-то голос.

— Говорит Мандштейн. Дайте мне кого-нибудь из тринадцатого отдела.

— Минуточку.

Мандштейн ждал, ощущая какую-то пустоту в душе. Он действовал как лунатик. Внезапно в трубке послышался астматический голос:

— Мандштейн? Очень хорошо! Сообщите нам подробности.

В нескольких словах Мандштейн объяснил, где он оставил капсулу. Его поблагодарили, и он, повесив трубку, вышел из будки. Перед магазином он встретил Каподимонте, который выглядел отдохнувшим и сытым.

— Ну как, нашли что-нибудь подходящее? — спросил Каподимонте.

— Нет. Или дешевка, или очень дорого. Поехали!

Каподимонте сел за руль. Мандштейн смотрел на проносящиеся мимо пейзажи и размышлял. Зачем ему надо было приезжать сюда сегодня? Он никак не мог этого понять. Он не помнил ничего, ни одной детали. Все связанное с передачей информации вычеркнули из памяти.

За ним пришли спустя неделю в полночь. Без всякого предупреждения в комнату вкатился робот и встал над кроватью. Робота сопровождал маленький человек с острыми чертами лица. Мандштейн узнал брата Магнуса, члена коллегии председателей, которая руководила Центром.

— Что случилось? Что… — пробормотал Мандштейн.

— Одевайтесь, вы — шпион!

— Я не шпион. Это какая-то ошибка, брат Магнус!

— Не оправдывайтесь, Мандштейн! И лучше помолчите. Встать! Быстро! Ну, живее, живее! И не вздумайте сделать какую-нибудь глупость.

До смерти перепуганный Мандштейн не знал, что ему делать. Он понял лишь одно: пускаться в дебаты с Магнусом не имело смысла, тем более что в комнате был этот проклятый робот. Поэтому он выполз из кровати, натянул рясу и последовал за Магнусом.

Минут десять спустя Мандштейн уже стоял в круглом помещении на пятом этаже административного здания. Напротив монументами возвышались руководители Центра. Такого количества высокопоставленных лиц он еще не видел ни разу. Их было восемь. Вероятно, все — члены коллегии. В лицо ему бил яркий свет.

— Девушка уже здесь, — сказал кто-то.

Ее ввели. Девушка была эспером. Лет шестнадцати, с одутловатым лицом и толстыми ногами. Колючие глаза неприятно поблескивали. Мандштейн с первого взгляда возненавидел ее и не смог подавить в себе этого чувства, хотя и пытался: ведь она одним словом могла решить его судьбу!

Магнус сказал:

— Вот этот человек! Что вы можете прочесть в нем?

— Страх. Ненависть. Упрямство.

— А как обстоят дела с верностью?

— Лоялен он в первую очередь к самому себе. — Девушка-эспер развела руками и бросила на Мандштейна ядовитый взгляд.

— Он обманывал нас? — поинтересовался Магнус.

— Нет. Ничего подобного я в нем не вижу.

Мандштейн промямлил:

— Может, вы объясните смысл этой комедии?…

— Молчать!.. — набросился на него Магнус.

Кто-то из членов коллегии заметил:

— У нас же имеются неопровержимые доказательства. Может быть, она ошибается?

— Просветите его аккуратнее! — приказал Магнус. — Проверьте все его воспоминания, день за днем. Не упускайте ни малейшей подробности. Вы уже поняли, что нас интересует?