— Выдержим, — ответил Бордмен.

В лабиринте Мюллер раздумывал над ситуацией и взвешивал свои возможности. В молочно-зеленое стекло видеоскопа он видел космический корабль, пластиковые укрытия, которые вырастали рядом, и возню маленьких фигурок вокруг них. Теперь он жалел, что не смог найти аппаратуру, контролирующие экраны видео, так как изображение было расплывчатым. Но он считал, что ему и так крупно повезло: у него есть и такая техника. Очень многие механизмы в городе давно перестали работать, потому что в них распылились какие-то основные узлы. Но его поражало то, что огромное количество их сохранило свою трудоспособность в течение стольких веков, и их состояние свидетельствовало о великолепной технике их создателей. Мюллер понял лишь немногие из них и хотя научился ими пользоваться, но был уверен, что использует очень немногие из тех возможностей, которые были в них заложены.

Он наблюдал туманные фигурки людей, занятых устройством лагеря на равнине, и думал: какую новую муку они придумали для него?

Он сделал все, чтобы замести за собой следы, когда улетал с Земли. Заполнил фальшивый формуляр на получение звездолета, сообщив, что летит на Сигму Дракона. Совершил большой круг по Галактике, тщательно продумав трассу, и по пути побывал на трех мониторных станциях, зарегистрировавшись под чужим именем. Сравнительный контроль на всех трех станциях должен был обнаружить, что его докладные — подделка, но он надеялся, что достигнет цели до очередной всеобщей проверки. Он хотел исчезнуть, и ему это удалось потому, что новые скоростные корабли не гнались за ним.

Рядом с Лемносом Мюллер совершил последний обманный маневр: оставил ракету на орбите, а сам спустился в капсуле. Термическая бомба взорвала ракету и разбросала ее микроскопические оплавленные обломки на миллионы орбит. Нужен был какой-то поистине фантастический компьютер, чтобы установить источник этих частиц. Бомба была спроектирована так, что на каждый метр поверхности приходилось по пятьдесят фальшивых векторов, а это делало невозможной работу трассера, по крайней мере, в течение некоторого времени. А времени Мюллеру надо было немного — лет шестьдесят. Он вылетел с Земли в шестидесятилетнем возрасте, дома он мог бы прожить еще лет сто жизни, полной сил, а здесь, на Лемносе, и того меньше. Без врачей, положившись на далеко не лучший диагностат, он знал, что едва ли сможет дожить лет до ста. Сорок-пятьдесят лет одиночества и спокойная смерть — все, чего ему нужно от судьбы. И вот теперь в его жизнь вторглись эти люди.

Действительно ли его выследили?

Мюллер пришел к выводу, что выследить его не могли. Потому что, во-первых, он принял все возможные меры предосторожности, во-вторых, не было ни какого повода гнаться за ним. Он не совершил ничего такого, за что его стоило преследовать, ловить и возвращать на Землю, в руки правосудия. Он просто человек, жестоко страдающий от непонятной, но незаразной болезни. Ему невыносимо противно видеть людей, и поэтому на Земле наверняка рады, что избавились от него. Там он был живым укором для всех, концентратором вины и жалости, темным пятном на совести всей планеты. Его не стали бы искать с таким упорством. Кто же в таком случае эти люди?

Вероятно, это снова археологи. Мертвый город на Лемносе вызывает их восхищение, притягивает их к себе. Однако он надеялся, что ловушки лабиринта, если и не отбили еще у них всякую охоту к исследованиям, то обязательно отобьют ее.

Город на Лемносе был открыт сто лет назад, но затем по вполне конкретной причине планету старались обходить стороной. Мюллер сам много раз видел тех, кто пытался проникнуть в лабиринт. Если он и попал сюда, то только потому, что доведенный до отчаяния не боялся смерти. Кроме того, огромное любопытство толкало его вперед, заставляя проникнуть в сердце лабиринта и разгадать эту тайну. К тому же только в лабиринте он и видел свое убежище, проник сюда и поселился здесь. Но прибыли эти люди.

«Они не войдут сюда», — решил он.

Устроившись в сердце лабиринта, Мюллер мог следить за всем, что происходило снаружи. Он располагал достаточным количеством уцелевших приспособлений, показывающих, хотя и не совсем резко, но зато бесперебойно. С их помощью он узнавал, где лучше охотиться, куда передвигаются звери, а также где находятся огромные бестии, которых нужно избегать. Отсюда он мог контролировать ловушки лабиринта. Собственно, это были пассивные ловушки, но и их при соответствующих условиях можно было использовать в борьбе с каким-нибудь врагом.

Не раз, когда хищник размером со слона направлялся к центру лабиринта, он ловил его в глубокий колодец в зоне Z. Теперь он задавал себе вопрос, сможет ли использовать эти ловушки в борьбе против людей, если они заберутся так глубоко? Люди не возбуждали в нем ненависти. Он только хотел, чтобы его оставили в покое.

Мюллер занимал низкую шестигранную комнату, по-видимому, одну из квартир в центре города, со встроенными в стену видеоскопами. Больше года он изучал, какие экраны каким зонам лабиринта соответствуют.

Шесть экранов в нижнем ряду показывали территорию зон от А до F. Камеры, или что бы это ни было, вращались вокруг своей оси на сто восемьдесят градусов, позволяя контролировать входы в отдельные зоны из укрытия. Так как один вход в каждую зону был открыт, а остальные были замаскированными ловушками, то он спокойно мог наблюдать и контролировать зверей, которые в поисках пищи перемещались из зоны в зону. То, что происходило у ложных входов, его не касалось, создания, которые пытались проникнуть через них, погибали.

Экраны более высокого уровня — седьмой, восьмой и десятый — передавали изображения, вероятно, из зон G и К, наиболее выдвинутых наружу, самых больших и опасных. Мюллер не желал рисковать и возвращаться туда, чтобы детально проверить свою гипотезу. Его вполне удовлетворяло и то, что он видит на этих экранах изображения и наиболее удаленных мест лабиринта. «Нет никакого смысла, — подумал он, — подвергать себя опасности, чтобы исследовать эти ловушки поподробней».

Одиннадцатый и двенадцатый экраны передавали вид равнины вне лабиринта, равнины, теперь оккупированной пришельцами с Земли. Посреди нее возвышалась стальная башня звездолета.

Немногие приспособления, оставленные древними строителями лабиринта, имели такую информационную ценность. Посреди центральной площади в колпаке из какого-то прозрачного вещества стоял огромный двенадцатигранный камень рубинового цвета, а внутри него непрерывно тикал и пульсировал какой-то механизм. Мюллер допускал, что это своего рода атомные часы, отмеряющие время в единицах, принятых тогда, когда они были сконструированы. Периодически камень менялся, рубиновая поверхность его мутнела, становилась синей, затем гранатово-красной, и, наконец, черной. Иногда камень начинал колебаться на своем основании. Мюллер старательно регистрировал эти изменения, но так и не понял их смысла.

На каждом углу этой восьмиугольной площади стоял острый металлический столб высотой метров шесть. В течение всего года эти столбы медленно вращались в скрытых гнездах. Скорее всего это были какие-то календари. Мюллер знал, что они делают оборот за тридцать месяцев, то есть за то время, за которое Лемнос совершает полный оборот вокруг своего уныло-оранжевого солнца, но подозревал, что они имеют какой-то более глубокий смысл. Он давно тщательно исследовал эти сверкающие пилоны, но безрезультатно.

На улице зоны А через равные промежутки стояли странные клетки с прутьями из белого камня, похожего на алебастр. Ни одну из них ему так и не удалось открыть. Дважды за все эти годы, встав рано утром, он видел, что прутья втянуты внутрь каменного тротуара, а клетки открыты. Первый раз они простояли открытыми три дня, потом ночью, когда он спал, прутья вернулись на свое место.

Через несколько лет клетки снова открылись, и тогда он наблюдал за ними постоянно, желая узнать действие этого механизма. Три ночи он не спал, а на четвертую, когда его сморила дремота, клетки снова закрылись, и ему так и не удалось увидеть, как это произошло.